– Шац, какая же ты тупая! – стала выходить из себя Шандарева. – Мы простим тебе долг, андестенд? И не будем цеплять больше, честное слово! Заявление уже составлено, осталось только подписать. Правда будет на нашей стороне, понимаешь? Даже если такая, как ты, будет против Антонины…
– Что значит – даже такая, как я?
– Ну ведь твои родители… твой отец… Он не состоит в попечительском комитете.
– И что я теперь, не человек?
– Шац, что ты цепляешься к словам?
– Подпишешь или нет?
Бурыкина протянула мне заявление, и я быстро пробежалась глазами по тексту. Внизу в столбик несколько подписей. Как много человек они успели уговорить. Или припугнуть? Я ничему бы не удивилась. Стаховича среди подписавшихся, разумеется, не было. А что бы он подумал обо мне, если б я наклеветала на его обожаемую Тонечку? Как бы потом я смотрела ему в глаза? Продолжили бы мы общаться, как раньше? И как я себя буду чувствовать, зная, что наговорила на человека? Но ведь так я могла отомстить… Антонина действительно испортила мне жизнь. Она далеко не ангел.
– Ну? – поторопила Юлька. – Всего одна твоя подпись. Давай быстрее!
– Но ведь она тебе не «тыкала». Не обзывала тебя… И уж тем более не угрожала, как написано здесь, – возразила я, перечитывая заявление.
Бурыкина продолжала упрямо протягивать мне ручку. А я снова вспомнила те ужасные чувства, которые меня душили, когда я выбежала в одной кроссовке на улицу. И как рыдала на плече у Ляли до поздней ночи. Как я ненавидела и папу, и Антонину в тот день! Ручка завлекающе блестела на солнце.
– Давай же, Шац!
Что будет делать Антонина, когда в самом расцвете ее карьера пойдет под откос? Имею ли я право наказывать ее, да еще и вот так? Подобно маятнику, меня раскачивало из стороны в сторону. Принимать решение было мучительно. Со стороны футбольного поля донеслись возбужденные, радостные крики. И птицы вокруг защебетали будто бы еще истеричней…
– Идите обе к черту, – наконец сказала я, отдавая заявление растерявшейся Бурыкиной. – Я вам ничего не должна.
Подняла с газона рюкзак и направилась в сторону футбольного поля.
– Шац, офигела? – заверещала мне в спину Шандарева. – Вот ты все-таки тварь какая! В одиннадцатом классе тебе не выжить! Вот встретимся в сентябре, когда я вернусь из деревни…
Я развернулась и показала ей средний палец.
– Счастливых летних каникул! – сказала я, улыбнувшись. – Надеюсь, грядок у твоей бабули много!
Отказав одноклассницам, я не чувствовала никакого облегчения. Но и тяжести на душе тоже не было. Не было ничего. Я просто тень, как мой отец. Оторвавшаяся от тела темная заблудшая душа…
* * *
До последнего не было ясно, поедет ли с нами Стахович, потому как за пару дней до конца учебного года его сестра выловила меня в школьном коридоре. Мне было неудобно разговаривать с Лилей. Рядом с ней я терялась. Мне казалось, что мы такие разные и все любопытные взгляды в школе прикованы только к нам.
– Сима, мы очень хотим поехать, но наша мама… – начала Лиля. – Она не совсем здорова. Очередной срыв. Конечно, у нее на это есть причины…
– Я знаю, – сказала я.
Лиля удивленно посмотрела на меня.
– Тебе Лева рассказал? Странно…
Возможно, эта история была их большой семейной тайной. Я вспомнила, при каких не самых радужных обстоятельствах Стахович мне об этом рассказал.
Сам Лев позвонил мне накануне отъезда и сказал, что у них с сестрой, возможно, так и не получится вырваться. Но пообещал, что в любом случае Марвин довезет нас до станции, а там – электричка или попутка. Ляля очень ворчал, что положиться в этой жизни ни на кого нельзя. Зря он, что ли, шестиместную палатку раздобыл? Вдвоем мы будем копаться дольше положенного, а если ничего не найдем, то ему еще и горбатиться бесплатно придется все лето. Я сказала, что «погорбатиться» ему будет полезно. Не развалится. Хитренький Ляля уже и так запудрил мозги хозяину палатки, который поначалу был настроен к другу очень враждебно и собирался оторвать голову. Но Лялин умел присесть на уши людям… Выбил себе время, сославшись на ОГЭ. Хотя свои предметы Ляля успел сдать еще до отъезда. Особо не парился, ни к чему не готовился, но тройки без труда получил. Иногда я поражалась, как этому человеку все легко сходит с рук.
В день отъезда голубой летний воздух казался чистым и прозрачным. Мы с Лялей стояли на полупустой небольшой парковке и молча слушали шорох ветра в ветвях высоких тополей. Здесь мы договорились встретиться с Максом Марвиным, чтобы он добросил нас до станции, от которой идет электричка.
– Ты знаешь, как выглядит этот Макс? – нарушив утреннюю тишину, недовольным голосом поинтересовался Ляля.
– Ага. Он же учился со мной в одной школе.
– Тоже типичный пижон, значит?
– Ну. Увидишь чувака, который тебе с первого взгляда не понравится, – значит, это Марвин.
– Как ты с ними умудрилась подружиться вообще? – Ляля укоризненно покачал головой.
– Так же, как ты подружился со Степановым.
– Опять начинаешь? Ты сравнила, конечно. Степа – человек-легенда на районе! А твои богатые слюнтяи…
– Перестань судить о людях, не узнав их лучше.
– Аналогично, Серафима.
Мы стояли, прислонившись к капоту чьей-то чужой машины. У наших ног – куча сумок. Ляля точно собрался в настоящую экспедицию.
– А на фига этому пижону помогать нам? – спросил Ляля.
– Ты про кого? – уже запуталась я.
– Ну про пацана на тачке. Макса.
– Его попросил Лев. Представляешь, пижоны тоже умеют дружить, – язвительно пояснила я.
– А Ричарду Львиное Сердце это зачем? – не унимался Ляля. – Он все-таки на тебя запал?
– Запал? – глухо переспросила я.
– Ну да. Собирался с нами ехать к черту на кулички, да еще и непонятно зачем… Без привычных лакшери-условий. Он все-таки хочет тебя?
– Дурак ты, Ляля, – грустно улыбнулась я. – Не меня он хочет, а свободы. А ты слишком много ерунды болтаешь.
– Стоит тут, обзывается, – проворчал Ляля.
Мы простояли еще немного. Ветерок играл в тополях, и нас с Лялей, словно снегом, присыпало пухом.
– Похоже, нас кинули, – вздохнул друг. – От таких я другого и не ожидал. Проспал твой Макс. Или просто на нас плевать хотел. Пошли попутку ловить. Или такси вызывать… Сколько у тебя с собой денег?..
Я первой подняла с асфальта свой тяжелый рюкзак. Мы уже миновали несколько припаркованных машин, когда неожиданно сонную стоянку пронзил свист. Мы с Лялей тут же обернулись. Первым я увидела Марвина. С того времени, как он окончил школу, Макс возмужал и, кажется, стал еще смазливей. Он вышел из черной блестящей «Мазды» и махнул нам рукой. Тут же из открытого люка высунулась Лиля с пучком на голове. Я замерла в предвкушении. Только сердце начало быстро и взволнованно разгоняться; я ощущала его толчки. Когда следом за Марвиным из машины выбрался Лев и первым улыбнулся мне, я тут же «поплыла»… Так и замерла с дурацкой улыбкой посреди парковки с тяжелой сумкой в руках.
Ляля толкнул меня плечом и недовольно произнес:
– Никакой пунктуальности у твоих мажоров.
Я первой двинулась к машине, а затем обернулась и заметила, что Ляля стоит как вкопанный.
– Чего застыл, Лялин?
– Ты уверена, что на них можно положиться? – кивнул в сторону черной «Мазды» Ляля.
– Уверена! Идем?
– Если хочешь идти, иди, – буркнул Ляля.
Тополиный пух продолжал медленно опускаться на землю. Кружил, оседая на моих темных волосах пушистыми снежинками.
Мы с Лялей переглянулись и рассмеялись.
– Тебе тоже показалось, что сейчас должен лупануть проигрыш из песни Киркорова? – спросил Лялин.
– Брось придуриваться! Они тебе понравятся.
Весь путь до машины я не отводила взгляд от Левы. Стахович был заспанным и слегка помятым, но оттого казался еще более милым. Лиля по-прежнему торчала из открытого люка и махала нам рукой.
– Хотя бы красотку с собой взяли, – повеселевшим голосом сказал Ляля, наконец догнав меня. – Кажется, намечается что-то интересное.
Конец первого сезона
Сезон второй Серия десятая
Лев
Тот факт, что мама все-таки отпустила нас с Лилей в эту поездку, стал настоящим сюрпризом. После истерики на кухне мама пару дней ходила задумчивой и молчаливой. Словно взвешивала все «за» и «против». Наверняка ее сбила с толку моя решительность. Впервые я так сильно вышел из себя. Возможно, мама даже решила, что без ее согласия я все равно сбегу из дома. Все эти дни, пока мама была в своих мыслях, Лилька изводилась сама и изводила меня:
– Нет, она все-таки нас не отпустит. Вот зачем ты полез со своей правдой? Кому нужна твоя правда, Лева? Если бы мы что-нибудь выдумали, то она бы без проблем нас отпустила. Например, под Тонину ответственность. Ты же говорил, что Тоня нас отмажет!
Лиля трещала без умолку, у меня даже голова периодически начинала болеть от ее болтовни.
– Если бы мы соврали и это потом как-нибудь выяснилось, мама бы больше никогда не стала нам доверять, – сказал я в наш последний разговор на эту тему.
Тогда я сидел на кровати и смотрел, как Лиля металась по моей комнате.
– Ты такой правильный, Лева, аж тошно! – остановившись, поморщилась сестра. – Мог бы и соврать разок. А теперь… Да какая теперь разница? Привет, ненавистная дача!
Но в самый последний момент, когда я уже попросил Марвина подбросить Симу и Лялю до станции, мама вдруг дала добро. Конечно, перед этим расспросила, куда едем, с кем, на сколько… Соврать все-таки немного пришлось. Про компанию копателей я матери говорить не стал. Сказал, что это будет обычный поход. Один «знакомый» Альберт увлекается краеведением и станет проводником по красивым местам нашей области. Зная мою любовь к истории (в моей семье всегда считали, что во мне играют гены дедушки), мама в нашем рассказе ничуть не усомнилась. Хотя, конечно, удивилась, куда понесло Лилю. Сестра немного портила легенду. Природа, палатка, экспедиция – это вообще не ее тема. Но мама все-таки согласилась, что и сестре тоже не помешает развеяться. А еще мама призналась нам в самом важном – она наконец согласилась на психотерапию. Столько лет не решалась… Но отец все-таки уговорил.