него. Когда я не думаю о нем, у меня все прекрасно.
У меня все прекрасно, когда я с Джеем… В его компании я себе нравлюсь. Ровно до тех пор, пока не вспоминаю про Чейза.
Господи! Что же я делаю!
– Считай это предварительным предложением, – объявляет Чейз. – Я хочу на тебе жениться. Черт возьми, я тебя люблю до смерти! Но меня волнует твое здоровье, твое долголетие. Давай вместе зададимся целью, сколько ты должна сбросить, а помолвка как раз и станет наградой.
Он переживает за мое… долголетие?
Хотя официант приносит еду, Чейз не торопится приступать к стейку, а в упор смотрит на меня, ожидая ответа. Понятия не имею, что ему сказать: я все еще пытаюсь переварить тот факт, что он только что сделал мне предварительное предложение, исходя из цифры на весах.
Мне это точно не приснилось? Я правда два года своей жизни потратила на человека, который готов отложить любовь до тех пор, пока я не буду весить, сколько он считает правильным?
– Ты же понимаешь, о чем я?
Молча киваю. Я в шоке, я даже не уверена, способна ли толком объяснить, что именно меня не устраивает. Киваю, просто чтобы он заткнулся и начал уже есть. Его голос словно молоток, а слова – гвозди, и он один за одним вбивает их мне в сердце.
– Можем собаку завести, – радостно предлагает Чейз. – Тогда тебе придется быть активнее!
Еще один гвоздь в мою самооценку.
– Ага. Собаку.
Вот это да! Похоже, этот гвоздь пробил не только мою самооценку – он задел мою гордость, мое ощущение счастья. Тюк, тюк, тюк, тюк.
Когда я киваю, он, улыбнувшись, наконец берет нож с вилкой и начинает резать стейк. Из мяса сочится кровь, и я ловлю себя на мысли, что хорошо бы вместо стейка на тарелке была голова Чейза.
Взяв вилку, в унынии смотрю на свой салат. У нас годовщина. Мне бы сейчас спагетти и тирамису, но напротив сидит человек, который всю оставшуюся жизнь будет критически оценивать каждый кусочек, который я соберусь съесть.
Будь на его месте Джей, он не сказал бы, что переживает за мое долголетие. Джей бы сейчас хлеб маслом мне намазывал: ведь он не пытается прикрыть свое недовольство фальшивым беспокойством.
Чейз переживает не за меня. Он переживает за себя. За то, какая у его женщины фигура, а не как она себя чувствует.
Вот в чем проблема. А еще больше меня расстраивает – а может, наоборот, мне открывает глаза, – что я с куда большей радостью отметила бы эту годовщину со своим соседом, чем с собственным парнем. С соседом, который на семь лет меня младше и который, я замечала, порой смотрит на меня так, будто красивее никого в жизни не видел. С соседом, который разделяет мои интересы и ни разу не осудил меня за то, какая я. С соседом, который предлагает вместе поесть пиццы после тяжелого рабочего дня.
Подходит официант, чтобы подлить нам шампанского.
– А знаете, принесите, пожалуй, хлебную тарелку, – прошу я. – И масло.
Он улыбается.
– Будет сделано, мэм.
Чейз, запихнув в рот очередной кусок стейка, так и застывает. Он уже хочет сказать что-то про хлеб, углеводы или мое долголетие, но я его опережаю.
– Да пошел ты!
От неожиданности Чейз так и застывает с открытым ртом, пытается глотнуть воздуха и тут же закашливается. Сморщившись, как от боли, он начинает лупить себя кулаком в грудь.
Думаю, он задыхается.
Так и есть. Мои слова – и стейк – встали ему поперек горла.
Чейз стучит по груди, однако кусочек мяса, похоже, и не думает проваливаться дальше. Его глаза вылезают из орбит; он действительно задыхается. Вены на шее надулись. Все происходящее настолько нереально, что мне кажется, будто я во сне.
– Господи! Сделай уже что-нибудь! – мысленно говорю я сама себе, но по-прежнему продолжаю наблюдать, как меняется цвет его лица. Интересно, каково бы было пойти домой без него, если сейчас он вдруг перестанет дышать и упадет замертво?
Первым делом я купила бы мороженого.
Возвращается официант с хлебной корзиной. Показывая на Чейза, я спокойно говорю ему:
– По-моему, он сейчас задохнется.
Официант бросает взгляд на Чейза, и до него не сразу доходит, что тому и правда нечем дышать. Осознав это, он тут же бросается к Чейзу, обхватывает его сзади и начинает ритмично давить на живот.
Беру хлебную палочку – они еще теплые.
Подбегают люди. Лицо у Чейза уже посинело, когда усилия официанта наконец дают результат: кусочек стейка вылетает изо рта и плюхается на пол. Все наблюдающие за сценой, ахнув, вздыхают с облегчением.
Откашливаясь, Чейз хватается за спинку стула. Трясущимися руками он тянется к стакану с водой, осушает его, разлив часть на стол, и, жестом отогнав официанта, садится на свое место. На нас оглядываются, но он смотрит только на меня.
– Совсем с ума сошла? Я же задыхался!
– Да, – спокойно отвечаю я. – Выглядело жутковато.
– Черт возьми, да я помереть мог! А ты просто сидела и смотрела!
Откусываю кусочек хлеба. Я так давно его не ела, что и забыла, как это вкусно. Интересно, будет совсем неприлично, если я замычу от удовольствия? Проглотив, запиваю шампанским.
– Прости, что не помогла, – бросаю я. – Знаешь… когда ты начал задыхаться, я поняла, что, если бы ты вдруг умер, я испытала бы облегчение. Так что несколько секунд я просто наслаждалась, представляя, какой будет моя жизнь, если отпадет необходимость подстраиваться под твои идиотские стандарты. – Подавшись вперед, я на полном серьезе говорю: – Чейз, боюсь, если мы поженимся, я тебя когда-нибудь придушу во сне.
Он таращится на меня, словно впервые видит.
– Без шуток. Я бы с бо́льшим удовольствием перерезала тебе горло, чем вышла за тебя. Думаю, это о многом говорит. Нам лучше расстаться. Ради твоего… долголетия.
Поднявшись, я понимаю, что все в ресторане смотрят на нас, включая пару за соседним столиком. Повернувшись к ним спиной, я прошу даму:
– Можете расстегнуть? Мне в этом паршивом платье дышать нечем.
Положив вилку, она бормочет:
– Да, да, конечно.
И расстегивает мне молнию.
Я с наслаждением выдыхаю и, схватив сумочку и хлебную корзину, ухожу из ресторана.
Глава 4
Съедаю весь хлеб по дороге домой. Идти минут двадцать, и я иду пешком, с удовольствием, не торопясь.
Дойдя до дома, я вызываю лифт, хотя ничего тяжелого в руках нет – только сумочка. Просто мне вздумалось поехать на лифте, и кому-либо объяснять свое решение, а уж тем более чувствовать себя виноватой, я не собираюсь.
Вместо восьмого еду на седьмой этаж – хочу увидеть Джея. Пока лифт поднимается, снимаю чертово платье. Плевать, что Чейз отвалил за него ползарплаты. Оставляю платье валяться на полу – кто хочет, пусть забирает.
В одном белье стучусь к Джею. Открыв дверь, он чуть не подпрыгивает. Склонив голову набок, с любопытством меня разглядывает, ничего не спрашивая. Может, утратил дар речи?
– Футболку одолжишь?
Джей шире открывает дверь.
– Ага.
Иду в его комнату и, натянув футболку, снимаю с себя утягивающие трусы и швыряю в мусорное ведро.
Возвращаюсь в гостиную. Джей стоит посреди комнаты и не сводит с меня глаз.
– Что… – Трясет головой, не зная, с чего начать.
– Тебя смущает наша разница в возрасте? – спрашиваю я.
Вопрос его настораживает.
– Разница в возрасте? Так между нами всего семь лет, ерунда.
– Для друзей – ерунда, – соглашаюсь я. – В общем… чисто гипотетически… если женщина старше тебя на семь лет скажет, что ты ей нравишься, ты будешь с ней встречаться?
На секунду задумавшись, Джей подходит ко мне вплотную.
– Если ты спрашиваешь, буду ли я с тобой встречаться, несмотря на разницу в возрасте, гипотетически ответ «да, черт возьми!». Я три года по тебе сохну.
Вот так признание! «Гипотетическое» признание. С облегчением вздыхаю. Потому что могу. Потому что на мне мешковатая футболка и не надо втягивать живот, чтобы сделать кому-то приятно. Потому что Джей говорит, что любит меня, и я наконец сама понимаю, что все это время была в него влюблена. С моих плеч словно падает тяжеленный груз. Груз в форме Чейза.
– Он позвал тебя замуж? – спрашивает Джей. В глазах страх: боится, что наш гипотетический разговор так и останется на уровне пустых рассуждений.
Качаю головой.
– Нет. Посреди ужина я вдруг поняла, что больше всего на свете мне хочется быть здесь, потому что, когда ты рядом, я могу оставаться собой. И что еще важнее, когда рядом ты, я себе нравлюсь.
С явным облегчением Джей запускает руку мне в волосы и нежно берет за шею. От его взгляда мурашки бегут по коже.
– Подумать только, худший день в моей жизни только что стал лучшим!
Прижавшись губами к моим губам, он меня целует.
Именно такой поцелуй мне и был нужен – чувственный, без осуждения.
Джей поднимает меня на руки, но сил у него не как у Чейза. Сделав пару шагов, он спотыкается о половик, и мы оба летим на пол.
Лежим на полу и хохочем.
Не знаю, как сложится с Джеем, зато точно знаю, что сегодня я разлюбила Чейза и полюбила кого-то другого.
Себя.