– Ближайшее время – послезавтра, – сказала она, изучив график приема. – В три дня.
– Отлично, значит, с четверга сможем начать лечение, – приободрился Илья. – Я как раз за эти дни попробую поискать врача, который практикует подобную терапию…
– Ты молодец, что согласилась со мной. Поверь, это самое верное решение в нашей ситуации, – говорил Илья, пока мы ехали домой. Он повторял это раз за разом словно мантру, и начинало казаться, что убеждает в этом не меня, а себя. При этом его кадык нервно подрагивал, а пальцы напряженно сжимали руль.
– Все будет хорошо, – я не выдержала и накрыла его пальцы ладонью, улыбнувшись. – Вот увидишь…
– Конечно, – Илья тепло улыбнулся в ответ, вызывая у меня знакомый прилив нежности и любви.
Знаю, что когда мой обман раскроется, ему будет очень больно. Однако менять своего решения я не собиралась. Независимо от того, какой исход ждет здешнюю Катю, выбор в пользу ребенка будет правильным. И Илья, я уверена, это тоже поймет, рано или поздно, но поймет.
А пока… Пока же больно было мне. Смотреть, как он весь вечер суетится вокруг меня, пытаясь предугадать каждое желание. Слушать, как обзванивает один за другим своих знакомых в поисках хорошего доктора для меня же. Следить за стрелкой на часах и думать, что, возможно, эти стремительно утекающие минуты последние в жизни его Кати.
Поэтому, когда вечером Илья очередной раз поинтересовался, не хочется ли мне чего-нибудь, я ответила:
– Я просто хочу заснуть в твоих объятиях…
Назавтра же, только Илья ушел на работу, я отправилась навестить родителей. Думаю, здешняя Катя тоже бы хотела увидеться с ними перед столь серьезным шагом. Нет, я не собиралась им ничего рассказывать. Более того, даже Илья посоветовал пока умолчать о моей болезни. Что уж тогда говорить о предстоящей искусственной коме, которая может закончиться печальным образом? Поэтому это был скорее прощальный визит, который бы остался в памяти родителей навсегда.
Пока гостила у них, старалась вести себя непринужденно, даже шутила и с удовольствием внимала маминым рассказам из жизни их соседей. И лишь перед самым отходом невзначай поинтересовалась:
– Мама, а ты ведь поможешь моему ребенку, если что?
– Ну конечно! – понятное дело, немного удивилась она. – О чем ты говоришь? Как я могу не помочь своему внуку или внучке? Запомни, доченька, я всегда буду рядом, – мама порывисто стиснула меня в объятиях, – с тобой и с твоим ребенком, чтобы не произошло…
Я часто заморгала, пытаясь избавиться от набежавших слез, а потом улыбнулась, тоже прижимая маму к себе крепче:
– Спасибо…
Кроме родителей был еще один человек, с которым я должна была поговорить напоследок. Маша. Уверена, она не простила бы, если бы я этого не сделала. Мне очень хотелось рассказать подруге всю правду, потому что не сомневалась, что она поймет и, скорее всего, одобрит мое решение. Останавливало одно: чем больше людей знает о моих планах, тем больше риск, что эта информация дойдет до Ильи. Поэтому, боясь, что при личной встрече все-таки могу сболтнуть лишнее, ограничилась телефонным звонком. Но это не помешало нам с Машей проболтать более часа обо всем на свете.
А последние вечер и ночь я вновь провела в объятиях любимого мужчины…
В Центр ехала на удивление спокойная. Никаких вещей с собой не брала, лишь удостоверилась, что крест Карла Генриховича по-прежнему лежит в сумке. В больнице я планировала надеть амулет на себя: велика вероятность, что он начнет действовать, когда буду уже без сознания. Илья, до сих пор пребывающий в уверенности, что мы едем на аборт, тоже не выказывал сильной тревоги, а был лишь несколько напряжен и неразговорчив.
По прибытии Лена сразу же забрала меня от Ильи под видом подготовки к операции, сама же отвела в специально оборудованную палату, где мне, вернее, здешней Кате, предстояло провести в глубоком сне ближайшие семь-восемь месяцев.
– Не передумала? – спросила она, протягивая мне больничную одежду.
Я отрицательно мотнула головой.
– Хорошо, – Лена заметно нервничала. Она то и дело теребила цепочку у себя на шее либо принималась раскачиваться с пятки на носок. – Сегодня ничего не ела и не пила?
– Нет, как договаривались, – ответила я, переодеваясь в предложенную объемную сорочку.
– Илья не догадался еще?
– Нет, иначе он бы не вел себя так спокойно, – я чуть улыбнулась.
Лена тяжко вздохнула:
– Брат меня, конечно, не простит… Даже не представляю его реакцию, когда он узнает…
– Как быстро я войду в кому? – спросила я, присаживаясь на больничную кровать.
– Лекарство будет вводиться через капельницу и начнет действовать где-то через минут пятнадцать-двадцать…
– Значит, у меня будет время попрощаться с Ильей…
– Да, – на губах Лены промелькнула грустная улыбка. – Ложись… Сейчас придет анестезиолог, и мы начнем…
– Лена, – я взяла золовку за руку. – Спасибо тебе… И не чувствуй себя виноватой, хорошо?
Та лишь кивнула, ответно сжимая мою ладонь.
– Только можно тебя попросить? – продолжала я.
– Конечно, – Лена снова кивнула.
– Проследи, чтобы все было хорошо, и наш с Ильей ребенок родился. А если со мной все-таки что-то случится, то не бросай его, пожалуйста…
– Тебе не надо меня об этом просить, – глаза Лены увлажнились, и я сама почувствовала, как к горлу подступает предательский ком. – Я никогда не оставлю своего племянника. Или племянницу. Я все еще надеюсь, что это девочка, – пошутила она, смахивая слезы.
– Спасибо, – мы с Леной крепко обнялись, и именно в это момент в палату зашел анестезиолог с медсестрой.
– У меня все готово, – сообщил он сухо. – А вы?
– Тоже готова, – ответила я, устраиваясь на казенной постели.
– Я не прощаюсь с тобой, – ободряюще улыбнулась Лена, когда анестезиолог принялся устанавливать капельницу.
– Безусловно, только «до свидания», – с улыбкой отозвалась я, но потом чуть вскрикнула, когда игла вошла мне в вену. – А теперь позови Илью, пожалуйста…
– Сейчас, – Лена, бросив на меня прощальный взгляд, поспешно вышла.
Илья ворвался в палату через несколько минут с обезумевшим взглядом и трясущимися руками.
– Катя, – он сразу же бросился к моей постели и опустился около нее на колени. – Зачем ты это сделала?.. Ведь я просил… Я все продумал… Уже почти договорился с…
– Прости меня, – прервала его я и погладила по щеке. – Но мне это нужно… Именно так…
– Катя… Ну как ты не понимаешь?.. – в глазах Ильи застыли слезы, и я впервые видела его в таком состоянии. – Я не хочу тебя терять… Я не смогу без тебя…
– Илья, милый…– я попыталась улыбнуться. – Я не собираюсь оставлять тебя… Обещаю, через восемь месяцев мы снова будем вместе… Только с нами будет еще наш малыш…
– Катя… – отчаянно прошептал Илья и уткнулся лицом в мою ладонь. – Катя…
– Ты просто приходи ко мне почаще…– говорить становилось все тяжелее, а веки наливались тяжестью. – Ко мне и нашему ребенку… Хоть я не смогу тебя видеть, но чувствовать твое присутствие буду точно…
– Я буду приходить сюда каждый день, – Илья переплел наши пальцы, – обещаю… А ты обещай, что будешь бороться и обязательно вернешься ко мне…
– Обещаю, – мои губы уже едва шевелились. – А теперь просто поцелуй меня…
Сквозь накатывающую дрему я почувствовала нежное прикосновение его губ к своим, затем до меня донесся его шепот:
– Я люблю тебя…
Я хотела ему ответить, однако не смогла.
Глаза смыкались сами собой, но прежде чем окончательно погрузиться в глубокий сон, я успела заметить, как вокруг меня сгущается знакомая белая дымка…
Глава 18
Невнятный писк настойчиво врезался в сознание, нарушая небытие, в котором я сейчас пребывала. Здесь было спокойно и даже уютно, поэтому я не спешила его покидать, колыхаясь в безликом вакууме и наслаждаясь окружавшей меня безмятежностью.
Однако неприятный писк не сдавал позиций, усиливаясь с каждой секундой, а вскоре к нему добавилось легкое постукивание. Вместе с этим рассеивалась блаженная пустота, и помимо слуха постепенно стали включаться другие органы чувств. Теперь я ощущала вибрации воздуха, холодившие кожу, а нос улавливал запах каких-то лекарств и, кажется, хлорки. Затем я начала чувствовать свое тело в пространстве, понимая, что лежу на чем-то в меру жестком. Хотела сделать вдох поглубже, но вместе с ним из груди вырвался тихий стон.
– Ох ты, батюшки! Очнулась! – тут же раздалось испуганное рядом, а потом что-то с грохотом ударилось о пол.
Пора было открывать глаза, чтобы уяснить полную картину, но это оказалось не так уж просто. Потребовалось некоторое усилие, чтобы разлепить веки, а после, сощурившись, взглянуть на свет. Который, правда, от меня сразу заслонила некая объемная фигура.
– Очнулась, милая, – радостно повторила она, наклоняясь ко мне поближе.
Теперь я смогла разглядеть круглое женское лицо, на котором горела счастливая улыбка.
«Вы кто?» – хотела спросить я, но горло было настолько пересохшим, что вновь смогла издать лишь неопределенный хрип.
– Сейчас, милая, доктора позову! – продолжала незнакомка. – Ох, как же все обрадуются-то! – она всплеснула руками и, несмотря на внушительную полноту, прытко куда-то помчалась.
Я же попыталась приподнять голову и осмотреться.
Быстро стало понятно, что находилась я явно в больничной палате, однако не той, где меня вводила в кому Лена. Значит, я уже в другом мире, хоть и снова в больнице. Слева отыскался источник раздражавшего писка – кардиомонитор, а чуть вдалеке от койки заметила ведро и валяющуюся на полу швабру. Вот тебе и виновница непонятного стука. А женщина, которую я напугала своим пробуждением, по-видимому, была уборщицей или санитаркой.
Когда немного прояснилась голова, а тело обрело чувствительность, вместе с этим начал проявляться и определенный дискомфорт. Например, кислородная маска, которая давила на лицо. Или с десяток непонятных проводков и трубочек, прикрепленных к запястью и локтевым сгибам и мешающих сделать лишнее движение. Горло же по-прежнему саднило от сухости, а во рту словно образовалась пустыня Сахара.