Луиса Торреса и Родриго де Хереса встретили словно богов. Мужчины и женщины сбегались к ним, чтобы восторженно коснуться их тела и облобызать им руки и ноги, словно они сошли с неба. Индейцы угощали их всем, чем только располагали. Наиболее почтенные обитатели селения повели их в главное бойо и усадили в кресла; все остальные уселись вокруг обоих белых на корточках. Когда вышли мужчины, появились женщины; они точно так же принялись ощупывать белых волшебников, чтобы узнать, состоят ли они, как индейцы, из плоти и костей. Оба посла усиленно расспрашивали о короле той страны, но, несмотря на усердие индейца из числа плававших вместе с флотилией и используемых в качестве переводчиков, толкового ответа на этот вопрос получить так и не удалось. Послы видели нескольких туземных начальников, которые правили, надо полагать, остальными. Эти начальники отличались от прочих лишь тем, что были потолще, но никто из этих толстяков, голых и густо раскрашенных, не имел ни малейшего сходства с «Царем царей», властителем колоссальной Китайской империи.
Послы показали индейцам корицу, перец и другие пряности, которыми их снабдил адмирал, и индейцы сообщили им знаками, что всего этого в их стране сколько угодно, но только не здесь, а дальше, к юго-востоку. Это было все то же вечное заявление, которое испанцы постоянно слышали от индейцев, когда они показывали им золото, жемчуг или образцы пряностей. У всех всего было вдоволь, но только неизменно несколько дальше.
Убедившись в том, что, кроме этого, они тут ничего не узнают, послы порешили пуститься в обратный путь, и многие жители селения — до пятисот мужчин и женщин — попросили у них разрешения отправиться вместе с ними, ибо они были уверены, что попадут таким образом прямо на небо. Один из кациков, однако, не допустил этого, и только он сам, его сын и его друг проводили белых к морю.
Адмирал принял прибывших с ними индейцев у себя на флагманском корабле, еще находившемся на суше, с большим радушием, и, решив по их внешнему виду, что они лица значительные, вознамерился задержать их в качестве пленников, чтобы впоследствии отвезти к королевской чете. Но с наступлением вечера трое индейцев стали проявлять признаки беспокойства, словно они догадались о намерениях Колона, и так как корабль его все еще находился на суше, задержать их оказалось делом невыполнимым. Они утверждали, что вернутся на рассвете, но адмирал так и не видел их больше.
Еврей Торрес возвратил латинское послание, предназначавшееся для Великого Хана. Оно могло еще пригодиться в какой-нибудь другой гавани. Оба посла не обнаружили ничего особенно примечательного, разве что множество деревьев и трав с благоухающими цветами. Они видели также многочисленных птиц, и притом совсем непохожих на встречающихся в Испании. «Они видели куропаток и соловьев, распевавших средь бела дня, а также диких гусей», которых в этой стране было великое множество. «Четвероногих тварей они вовсе не видели, если не считать местных собак, которые никогда не лают. И они видели такое же просо или кукурузу, как и на других полях, и большое количество хлопка, уже в виде пряжи; его было столько, что, по их подсчетам, они обнаружили только в одном селении до четырех тысяч квинталов его».
После этой неудачи адмирал больше не сомневался в необходимости возобновить плавание по направлению к тем землям, на которые постоянно указывали туземцы, когда им задавали вопрос, где же у них добывают жемчуг и золото. Ему предстояло идти к Бабеке, или Бойо, ибо туземцы называли обоими этими именами остров, таивший бесчисленные сокровища. Называли они его и Кариба, говоря, будто живущие на нем люди обвешаны золотом и жемчужинами и носят их не только на лице, но также на ногах и на руках.
Колону казалось, что в недоступном его пониманию лепете опрашиваемых индейцев он уловил, будто на этом острове ему обязательно встретятся большие корабли и компании богатых купцов. Существовали в тех землях и так называемые карибы — циклопы, у которых только один глаз, и люди с песьими головами. Эти подробности не могли особенно поразить адмирала, ибо он был знаком г описанием путешествия Мандевиля. Становились реальностью странные и загадочные явления, с которыми сталкивался во время своего пребывания на крайнем востоке Азии этот наделенный богатейшим воображением путешественник.
Не обнаружив на Кубе, которую он назвал Хуаною, в честь наследного испанского принца Хуана, ни золота, ни драгоценных пряностей, Колон попытался утешить себя, превознося ее плодородие. Индейцы плохо обрабатывали землю и все же получали превосходный урожай растем ний, дающих им пищу, — тут были ньяме, или, иначе, бататы,[90]«которые имеют вкус каштанов, а также много бобов и фасоли, не похожих на наши», и, сверх того, хлопок в таком неимоверном количестве, что адмирал стал подумывать о массовом его разведении не для того, чтобы вывозить в Испанию, а чтобы продавать купцам Великого Хана, которые, несомненно, станут скупать его. Таким путем и к нему, Колону, перейдет кое-что из сокровищ «Царя царей».
Тут было в изобилии и алоэ, но, как говорили, это маслянистое дерево «не сулило хороших доходов»; гораздо больше интересовала его камедь, которую греки называли мастикой: ее можно было с большой выгодой сбывать в Испании. Она встречалась повсюду в лесах, но ее «нужно собирать в свое время; я приказал надрезать многие из производящих ее деревьев, чтобы выяснить, не выступит ли на них эта смола, и велел отвезти ее с собою в Испанию. Но я обнаружил, что теперь ей еще не время, ибо это надо делать на исходе зимы, когда деревья покрываются первым цветом, а сейчас у них плоды уже почти зрелые».
Доставленные послами цилиндрические предметы из сухих листьев, которые туземцы держали в руках тлеющими, как головешки, и дымом которых затягивались, не привлекли к себе внимания адмирала, ибо не представляли, по его мнению, никакой ценности. Сухая трава — именовавшаяся у туземцев словом «табак», казалась ему сущей безделицей, представляющей интерес лишь для этих детски простодушных людей. Ему и в голову не приходило, что в будущем этот табак станет одним из величайших богатств вновь открытых земель и целого мира.
Корабли были спущены на воду, и Колон назначил отплытие на четверг 11 ноября.
— Во имя господа, — сказал он, — надо плыть на юго-восток, чтобы искать золото и пряности и открывать земли.
И флотилия направилась вдоль берегов Кубы, или Хуаны, на поиски богатых городов Великого Хана.
По пути им попалось каноэ с шестью молодыми людьми; пятерых из них, поднявшихся на адмиральский корабль, Колон велел задержать, чтобы взять с собою в Испанию.
У него было уже достаточное число мужчин; теперь ему хотелось добыть такое же количество женщин, ибо он полагал, что благодаря этому индейцы будут чувствовать себя значительно лучше и легче усвоят испанский язык. И он вспомнил, что португальцы в те времена, когда обследовали Гвинею, вывозили в Португалию множество негров, чтобы те, выучившись португальскому языку, по возвращении в родные места восхваляли бы все виденное ими в заморской земле. Но из этого португальцы не извлекли никакой выгоды. Дело в том, что вначале они ловили только одних мужчин, считая, что их легче перевозить, чем женщин; а это повело к тому, что, возвратившись на родину, пленники немедленно исчезали, не оказав никаких услуг, поскольку у них, очевидно, сохранялись дурные воспоминания о долгих месяцах воздержания и одиночества.
Адмирал отправил отряд матросов к замеченным им на берегу хижинам, и, как записал в тот день у себя в тетради, «они доставили ему шесть голов женщин, не то девочек, не то взрослых, а также троих детей».
Колон вел счет индианкам «по головам», как это принято у пастухов при подсчете их стад. В ту же ночь «к кораблю подплыл на плоту муж одной из захваченных женщин и отец этих троих детей, одного мальчика и двух девочек, и сказал, что он просит позволения остаться вместе с ними; он мне очень понравился, и теперь они успокоились и довольны, так как все они, кажется, родственники; а человеку этому лет сорок пять».
Становилось холодно, и по этой причине Колон счел неразумным держать курс на север. А между тем, пойди он на север, он в два дня мог бы достигнуть Флориды. Мысли его, однако, были всецело поглощены юго-востоком и загадочным островом, называвшимся не то Бабеке, не то Бойо.
На берегу каждой бухты, в которой у них бывали якорные стоянки, и на расположенных поблизости островах адмирал ставил большие деревянные кресты. Пока корабли стояли на якоре, с них спускали лодки со всякою рыболовною снастью, и в спокойные воды забрасывались большие сети; в те же часы корабельные слуги и юнги усердно ныряли, чтобы осмотреть лежавшие на дне раковины. Они охотились за жемчужницами, то есть «устрицами, — как записал в своем дневнике адмирал, — в которых родятся жемчужины; они находили множество таких раковин, но без жемчуга, и я приписываю это тому, что для жемчуга время еще не наступило, так как я думаю, что его пора — это май и июнь».
Моряками, наряду с множеством других рыб, была поймана также рыбина, казавшаяся «настоящей свиньей; повсюду ее покрывала жесткая чешуя, и незащищенными у нее оставались лишь глаза и хвост, да еще внизу на брюхе отверстие, через которое она извергала свои испражнения». Всех редкостных животных, извлеченных из моря и пойманных на суше, испанцы засаливали, чтобы сохранить их до возвращения в Испанию и показать королевской чете.
Им встретились, кроме не умеющих лаять собак, еще кое-какие небольшие четвероногие, которые были при случае лакомым блюдом индейцев, по своей нерадивости довольствовавшихся растительной пищей. Одни из этик зверьков назывались гути; как по виду, так и по размерам они походили на крыс; другие, кори, были вроде маленьких кроликов с очаровательно расцвеченной шкуркой. Колон не хотел возвращаться к острову Исабеле, хоть и был поблизости от него, из опасения, как бы не убежали взятые им на Гуанаани индейцы, которых он собирался доставить в Испанию. Благоразумнее было плыть к Бойо, или, что то же самое, к Бабеке. Адмирал начал уже ощущать соседство этих богатых золотом стран. Дул встречный ветер, на море было волнение, и, тем не менее, день ото дня холод чувствовался все меньше и меньше. Несмотря на близость зимы, становилось теплее. А Колон, подобно многим своим современникам, был убежден, что зной и золото — неразлучные спутники и что залежи его всего изобильнее в жарком поясе.