Большелапый Селезень пришел на роликовый каток, где катались две белых зайки. Они были легки, проворны и грациозны, и остальные животные любовались ими. Большелапый Селезень заговорил со стоявшим рядом Бурым Медведем, который с восхищением наблюдал за зайками:
– Кататься на роликах так весело! Почему ты не катаешься?
Бурый Медведь замотал головой:
– Я катаюсь некрасиво, меня засмеют.
Тогда Селезень обратился к Косичке и Кувыркайчику:
– А вы почему не катаетесь?
– Мы не умеем, – попятились друзья.
– Не умеете – так можно же научиться!
– Если мы упадем, над нами будут смеяться! – сказала девочка.
– Ну как хотите, а я покатаюсь! – В роликовых коньках Большелапого Селезня стремительно понесло вперед. Он закричал: – Стоп! Стойте!
Но ролики его не послушались, и он влетел прямо в большое дерево.
– Ой-ей!
Обе лапы Селезня задрались в небо, колесики на роликах продолжали крутиться.
Все смеялись и смеялись… У Бурого Медведя от смеха заболел живот, у Косички выступили слезы, а Кувыркайчик сделал сальто.
– Какой забавный этот Большелапый Селезень!
– Разве такой дуралей может кататься на роликах?
Большелапый Селезень встал с земли и, совершенно не замечая всех этих насмешек, без стеснения поехал к роликовому катку.
Селезень опять упал, вновь раздался хохот, но он, словно ничего не слыша, опять спокойно встал и невозмутимо поехал дальше.
Он падал еще несколько раз, но с каждым разом смех становился все тише и тише. Наконец, уже никто над ним не смеялся, наоборот, все смотрели на него с уважением, следили за его постепенными успехами.
Большелапый Селезень катался все лучше: он уже выписывал красивые дуги, мог проехаться на одной лапе, высоко подняв другую, а еще мог быстро вращаться. Бурый Медведь мощно захлопал в свои могучие лапы.
– Молодец! Молодец!
– Пойдем тоже покатаемся? – сказала Косичка Кувыркайчику.
– Ты не боишься, что нас засмеют?
– Нет! Большелапый Селезень не побоялся, и я не боюсь! – ответила девочка. – Гляди, теперь он катается так здорово!
Косичка, Кувыркайчик и Бурый Медведь обули роликовые коньки.
– Давайте сюда! – закричал им Селезень. – Покатаемся вместе.
Друзья усердно тренировались, постоянно падали, но никто над ними не смеялся, потому что все тоже тренировались и тоже падали, а затем спокойно вставали и продолжали тренировку.
Вскоре девочка стала кататься замечательно, мальчик стал кататься замечательно, и Бурый Медведь стал кататься замечательно. Когда все аплодировали им, Селезень ушел с катка. Он снял роликовые коньки и опять потопал куда-то вразвалочку.
– Большелапый Селезень, ты куда? – догнав его, спросили Косичка и Кувыркайчик.
– Хочу купить башмаки. – Селезень поднял одну лапу.
– Как забавно! – захихикала девочка. – Большелапый Селезень будет в башмаках.
И Косичка с Кувыркайчиком отправились вместе с Селезнем за башмаками.
Большелапый Селезень зашел в красивый обувной магазин.
– Мне нужны башмаки!
Все, кто был в магазине, рассмеялись.
– Тебе нужны башмаки? Отродясь не видели селезня с такими большими лапами.
– Так я просто возьму большие башмаки, – Селезень не обращал на насмешки никакого внимания. Он невозмутимо выбрал себе пару обуви.
– Пожалуйста, дайте вот эти померить! – сказал он, указывая на красные башмаки.
Сдерживая смех, продавщица подала ему ту пару, которую он хотел.
– Эти башмаки мне малы, пожалуйста, принесите побольше.
Увидев, что Селезень настроен серьезно, продавщица перестала хихикать и добросовестно его обслужила. Большелапый Селезень примерил черные башмаки и немного прошелся в них:
– Эти впору. Я куплю их.
Когда он вышел из магазина в блестящих черных башмаках, никто не стал над ним смеяться, наоборот, все принялись его хвалить:
– Как солиден!
– Просто красавец!
Большелапый Селезень, обутый в черные башмаки, зашлепал по дороге: шлеп-шлеп-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп…
Многие останавливались, чтобы на него посмотреть. Тогда он с достоинством кивал им головой в знак приветствия, а они кивали ему.
Наконец Селезень вышел на площадь, где проходило представление. Четыре белоснежных маленьких лебедушки, исполнив «Танец маленьких лебедей», грациозно сошли со сцены. К зрителям поднялась ведущая программы Панда.
– Кто теперь желает выступить?
– Я!
Большелапый Селезень в черных башмаках пошлепал к сцене. Когда он проходил мимо четырех лебедушек, они выгнули свои прекрасные длинные шеи и тихонько посмеялись над ним.
– Неужели такой большелапый селезень может показать какой-то номер?
– Поглядите на его лапы!
Большелапый Селезень словно не слышал их слов.
Он поднялся на сцену, и Панда спросила его:
– Господин Селезень, вы будете петь или танцевать?
Взяв у Панды микрофон, Селезень невозмутимо ответил:
– Я станцую для вас чечетку.
– Разве Селезни умеют танцевать чечетку?
Какие-то хулиганы закричали из зрительской толпы:
– Большелапый Селезень, прочь со сцены! Большелапый Селезень, прочь со сцены!
Не обращая внимания на их крики, Селезень начал танцевать.
Та-та-та-та! Та-та-та-та!
Та-та-та-та-та-та… та!
Та! Та!
Вдруг оказалось, что его большие башмаки могут очень красиво стучать! Хулиганы постепенно присмирели, и все зрители, затаив дыхание, стали слушать эту бодрую чечетку. Слушали-слушали, а потом не удержались и начали пританцовывать под ритм Селезня. Правда, у зрителей не было таких башмаков, и их ноги и лапы не стучали.
Панда объявила:
– А сейчас прошу всех надеть башмаки, устроим вечер чечетки!
Публику сразу как ветром сдуло – все побежали в обувной магазин. Четыре лебедушки купили по паре красных башмаков, Косичка обула желтые башмаки, а Кувыркайчик – синие.
Лебедушки заплясали с Селезнем.
Та-та-та-та! Та-та-та-та!
Та-та-та-та-та-та… та! Та! Та!
Косичка затанцевала с Кувыркайчиком.
Та-та-та-та! Та-та-та-та!
Та-та-та-та-та-та… та! Та! Та!
Вслед за Большелапым Селезнем все люди и животные на площади пустились в пляс.
Та-та-та-та! Та-та-та-та!
Та-та-та-та-та-та… та! Та! Та!
Сластена в больших сережках
Тук! Тук! Тук! – согнув указательный палец, Сластена трижды легонько постучала.
Семья Крохи в это время завтракала. Сунув в рот большой кусок кремового торта, Крохин папа собрался идти открывать. Крохина мама наступила ему на ногу:
– Сиди!
Она на цыпочках подошла к двери, внимательно оглядела Сластену через глазок и обернулась к папе:
– Это какая-то девчонка.
Тук! Тук! Тук! – Сластена постучала еще три раза, но уже погромче.
Мама по-прежнему не открывала, она спросила из-за двери:
– Кто ты? – Ее голос был строгим, как у судьи на заседании.
– Я по рекомендации «Агентства домашних услуг», – ответила Сластена.
Крохина мама приоткрыла дверь на самую чуточку, позволив девушке протиснуться.
– Меня зовут Сластена.
– Сластена? Это от слова «сласти»? «Сладости»? – Крохин папа несколько раз пробормотал имя себе под нос, чтобы не забыть.
Кроха застеснялась гостьи. Она прогрызла в хлебном ломте дырочку и разглядывала Сластену через нее.
Сластена была очень похожа на одну известную телеведущую, у нее даже была такая же стрижка и белое платье в цветочек. Вот только у Сластены в ушах красовались большие, круглые сережки, на каждой из которых висело по три жемчужины размером с горошину. Кроха не понимала, зачем Сластене эти сережки, ведь та телеведущая никогда не носила сережек.
Не дожидаясь, пока гостья поставит свой чемоданчик, мама Крохи запричитала тонким, пронзительным голосом, точно ужасно старая пластинка:
– Домработница, которую я пригласила вчера утром, ушла вчера вечером. И хорошо. Вот послушайте. – Она выставила сухой тонкий указательный палец. – Утром я послала ее за продуктами, и свинина, которую она купила, оказалась жирной. В обед она разбила блюдце, когда мыла посуду. После обеда разговаривала по телефону целых тридцать семь секунд – я засекла. Но возмутительнее всего было то, что она мне сказала вечером: «У такого мелочного человека, как вы, ни одна домработница не задержится дольше одного дня»…
Сластена не стала слушать Крохину маму, а взглянула сквозь ее широченное платье и в тесной груди увидела маленькую-премаленькую душу. Неудивительно, что у нее был очень тонкий, пронзительный голос – разве с такой мелкой душой он может быть добрым и приятным?
– Сладкоежка… нет… Сладочка… – Крохин папа тряс взлохмаченной головой: он все-таки забыл имя Сластены.
– Сластена! – напомнила она ему.
– Точно, Сластена. Не слушай ее. Кажется, в тот день, уходя, та девушка возместила ей за разбитое блюдце и за телефонный звонок. Что же до жирного мяса…
– Дуралей! Бестолочь! – Крохина мама, точно кузнечик, подскочила к папе и острым пальцем ткнула его в нос. – В какой еще «тот день»? Это было вчера, вчера!
Не в силах терпеть ее визги, Сластена легонько покачала головой. Жемчужины на сережках сверкнули красным, желтым и синим, и раздалось «три… четыре… пять», но так тихо, что слышала только Сластена.
Крохина мама тут же перестала ругаться, опустила палец, которым ткнула папу, и тепло сказала ему:
– Уже поздно, иди на работу.
Крохин папа страшно удивился. Протянув руку, он потрогал мамин лоб – температуры не было. Тогда он второпях начал искать свои вещи.
Сластена следила за ним взглядом. Сквозь его взлохмаченные волосы она увидела, что в голове у него полнейший беспорядок.
– Где мои брюки? – воскликнул папа, переворачивая подушку.
«Три… четыре… пять!» Жемчужины на Сластениных сережках сверкнули красным, желтым и синим.
Внезапно кто-то точно потянул папу за руку, под диванную подушку. Брюки были там.
– А моя папка где? – Крохин папа начал рыться на письменном столе.