Зато теперь зеленое полукольцо снова накрывало уши Плюха, и он воскликнул:
— Но ты же мог погибнуть!
— Ты тоже, — невозмутимо ответил Блямс. — А ты мне ближе, чем я.
Проглотив подступивший комок, разведчик буркнул:
— Не понимаю, как вообще уцелела эта гадина! Видать, даже «дымные черви» им побрезговали.
— Дерьмо не тонет, — сказала Илона.
— К счастью, все же утонуло, — бросил Плюх невольный взгляд на лежащий в стороне труп штабс-капитана в сталкерской одежде. Разведчик понял, кто был одет во все это ранее, и его передернуло от неприятного воспоминания.
— Надо бы его похоронить, — неуверенно произнес Юлий Алексеевич.
— Не надо, — буркнула Забияка. — Да и нечем могилу рыть. Давайте о себе подумаем, мы-то пока живые.
— Мы же все решили, — с удивлением глянул на нее косморазведчик. — Идем, устраиваемся на ночлег, завтра снова идем — с надеждой успеть до заката.
— Никуда ты сейчас не пойдешь! — зашипела Илона. — У тебя голова разбита! И сотрясение мозга наверняка имеется.
— Кость цела, — опустил взгляд Плюх. — А сотрясение я перетерплю. Сам виноват, так что…
— Виноват, да, — кивнула Забияка. — Но, ежели с другой стороны посмотреть, то ты нас всех спас, скорее всего. Еще верста-две, и лес кончится, начнется равнина. Герасимовский вел бы нас до нее, а потом, дождавшись, пока мы все будем как на ладони, положил из-за дерева всех разом, будто кегли. Нам и не укрыться бы нигде.
— Если ему именно это было надо, — не глядя в глаза любимой, проговорил разведчик, вспомнив реплики штабса.
— А чего еще? Взять меня живой? Коли ему это удалось бы, в чем я сильно сомневаюсь, то до Новоромановска ему бы меня не довести; я бы этому весьма воспротивилась — это раз, а сам штабс все ж таки пожеван «червем» и вряд ли у него достало бы сил тащить меня связанной на закорках — это два. Так что, полагаю, он просто намеревался нам отомстить.
— С чего ты решила, что его «червь» пожевал? — вновь бросил Плюх взгляд на тело штабса.
— Скособочен был. И форму свою ведь не сам поменять решил. Полагаю, «червем» и стянута, словно кожица с колбаски. Видать это «червя» отвлекло — тряпки за добычу принял, — а Герасимовский воспользовался. Как — не спрашивай. Может, в землю зарылся и дышать перестал, может, летать научился — теперь это никто не скажет. Да оно нам и надобно ли?
— Согласен, ни к чему, — мотнул головой и тут же поморщился от боли разведчик. — А вот этот длительный привал, думаю, пора заканчивать.
— Не пора! — притопнула Забияка. — Кому сказано: никуда ты сейчас не пойдешь! До утра отлежишься, а там поглядим. И потом, мы уже и впрямь слишком много времени потеряли. Ежели шли бы, как планировали, могли до темноты к Дальним холмам успеть. Там есть, где ночевку устроить. А сейчас что? Говорю же: лесу версты две осталось, не более, а потом — равнина голая. Как по мне, не лучшее место для ночлега.
— Но сейчас-то что делать?
— Тебе — лежать. Желательно уснуть. Я поброжу вокруг, может, чего на ужин добуду. Блямс станет тебя с учеными охранять. Расклад ясен?
Плюху оставалось только со вздохом кивнуть. А вот профессор Тетерин сказал вдруг то, чего никто не ожидал:
— Я вот что подумал… Мы обсуждали варианты наших действий. Первым делом барьер, потом Лазаревское, затем Кактусовое поле… Но мы забыли еще об одном варианте. А ведь он совсем рядом.
Олег Дмитриевич покосился на убитого штабс-капитана.
— Так-так-так-та-аак!.. — с живым интересом посмотрел на коллегу Сысоев. — Вы имеете в виду… «дно»?
— Именно. «Дно Зоны». После того как туда… отправился Аникей, мы же выдвигали версию, что это — один из выходов. Почему бы сейчас, пока мы рядом, это не проверить?
— Потому, — тут же отреагировала Забияка, — что обратного пути не имеется. Даже не так… Мы не сможем понять, куда мы идем — за свободой или за смертью.
Вот, господин Тавказаков туда… канул. А что с ним? Кто знает?
— То же самое будет и при остальных вариантах, — попробовал возразить Тетерин.
— Не скажите. За барьером-то уж точно Земля — неясно, правда, которая именно. Вот и Егор не даст соврать, он Зону сверху видел. Так что, ежели выберемся за барьер, то всяко не в небытие канем. С Лазаревским сложнее, не спорю, там однозначности нет. А с Зоной «питекантропов» как раз все ясно — там мир дикарей. Туда не особо хочется, но это тоже не неизвестность. Впрочем, я никого убеждать и отговаривать не стану, пусть каждый выбирает свое. Одно скажу: добираться туда самому придется, а это значит: не факт, что дойдешь.
— Нет-нет! — замахал руками Олег Дмитриевич. — Я же не к этому! Просто напомнил, что есть еще один вариант.
— Хорошо, — кивнула Илона, вставая. — Будем иметь в виду. А теперь извольте отдыхать, но и бдительность не теряйте. Я — на охоту.
— Ни пуха, ни пера! — пожелали ей ученые. Плюх такой присказки не знал и значения ее не понял.
Наконец-то выдалось время как следует поговорить с Блямсом. В его разумности Плюх и ученые давно не сомневались, но теперь, когда с помощью устройства-переводчика «блямканье» «богомола» превратилось в понятную речь, косморазведчик порой забывал, что перед ним сидит не человек, а представитель иной цивилизации.
Ученым хотелось разузнать про эту цивилизацию, расположенную на открытой Плюхом планете Машечка в системе Эпсилона Эридана. Но самому разведчику это было не столь интересно. Во-первых, он провел на Машечке целых полгода; во-вторых, ему неловко было слышать название этой планеты (вот ведь угораздило его тогда дать ей имя бывшей — тогда еще, впрочем, настоящей — возлюбленной!); наконец, в-третьих, ему куда интереснее было послушать о пребывании Блямса у арги.
Кстати!.. Глупость, конечно, но так и свербит… Плюх уже пробовал произносить имя друга с надетыми «наушниками», но это ничего не дало, «Блямс» оставалось просто «Блямсом». И он все же решился.
— Послушай, дружище, — сказал разведчик. — Когда я разговаривал с одним из арги, я назвал твое имя. То есть, то прозвище, которое я тебе дал — Блямс. Но услышав его, арги сделал оскорбленный вид, сказал, что мои слова неприемлемы, и прервал разговор. Так что же я такое говорю, когда произношу: «Блямс»?
— По-разному, — ответил зеленый друг. — Ты ведь говоришь это всегда с разной скоростью, с разной высотой звука, много чего… Для тебя — одинаково, для нас — нет. Мы говорим намного быстрее, поэтому…
— Это я помню. Но теперь осознал, что и впрямь называл тебя с твоей точки зрения по-разному. Спасибо, что ты это понимал. И все же… Интересно очень. Вот, например, в этот раз — что это означало?
— Ты сказал: «Нигде ветер трав пошел». Про «ветер трав» ты часто говоришь, когда меня зовешь.
— Ну, — улыбнулся Плюх, — почти в точку. Ты зеленый, как трава, и быстрый, как ветер. Но вот что же я сказал тому арги?..
— Не можешь вспомнить, как точно ты ему сказал?
— Как же я вспомню? Что-то вроде того: «А ну, говори, где Блямс!»
— «Провел по ветру лапой», — перевел Блямс.
— Ерунда, — поморщился разведчик. Давай еще раз. «Говори, где Блямс!»
— «Дуешь ветром из-под лап», — произнес «богомол» и смущенно блямкнул (полукольцо-переводчик почему-то на это не отреагировало).
— Ага, — кашлянул Плюх. — Теперь понятно… Действительно, некрасиво получилось. Все-таки представитель иного разума, первый контакт, а я ему такое… — Тут разведчик встрепенулся: — А с другой стороны, все правильно я сказал! Он мне столько ветров надул — хоть нос зажимай! За дурачка меня держал. «Недоступно твоему пониманию!» Тоже мне, сверхразум недоделанный.
— Арги умные, — сказал на это Блямс. — Очень умные. Они выходят из Зоны и заходят в нее.
— Откуда ты знаешь? — вскинулся Плюх.
— Слышал разговоры. Многое не понял, но что они бывают у себя дома, понял точно.
— Это неудивительно, — подключился к разговору профессор Сысоев. — Мы ведь и так уже решили, что именно арги создали Зону для своих нужд.
— И то, что они собираются создавать новую, — нахмурился косморазведчик. — А эту, скорее всего, свернут. Причем, вероятно, потихоньку уже начали. Поэтому я и говорю Забияке, что нужно спешить, а не спать-отдыхать!
— Но и она вам, Егор, все верно по полочкам разложила, — возразил Юлий Алексеевич. — Чрезвычайно разумная девушка!
— Все вокруг разумные, — буркнул Плюх, — один я…
— Ты тоже разумный! — перебил его, замахав лапами, Блямс. — Очень сильно разумный! Тоже почти как Илона.
— Спасибо, — оглянувшись на закрывающих ладонями рты ученых, с сарказмом произнес косморазведчик.
— Тебе спасибо! — не унимался «богомол». — Это ведь ты умный. Не такой, как арги, но…
Договорить он не успел; неподалеку в лесу раздалась автоматная очередь.
Глава 30
Плюх и ученые легли так, чтобы контролируемые ими сектора составляли полный круг. Блямсу разведчик тоже велел опуститься на землю и вертеть головой, что, впрочем, с учетом фасеточных глаз «богомола», имеющих обзор практически в триста шестьдесят градусов, было не особо актуально.
Выстрелов больше не слышалось, а вскоре за кустами мелькнула куртка Илоны.
— Не стреляйте! — с явным облегчением крикнул разведчик ученым. — Это наша охотница вернулась.
Охотница вернулась не с пустыми руками. Подойдя к друзьям, она сбросила с плеч небольшую косулю — так, во всяком случае, не будучи знатоком местной фауны, определил это животное Плюх.
— Вот, — сказала Забияка. — Не напрасно сходила. Повезло так повезло! На пару дней должно хватить, с учетом сегодняшнего ужина.
Ужин получился вкусным, разведчику нежное мясо косули очень понравилось. А вот спалось ему плохо. И голова болела, и мысли в нее всякие-разные лезли — по большей части глупые и бесполезные. Задремал он лишь под утро, но когда Илона подняла всех сразу после рассвета, чувствовал себя на удивление бодрым.
Костра разводить не стали, позавтракали холодным жареным мясом (вечером девушка, разделав тушку косули на небольшие куски, прожарила их все), запив водой из фляг. Затем Илона, сказав, что видела неподалеку ручей, собрала всю тару и пошла ее наполнять. А вернувшись, строго посмотрела на Плюха и спросила: