Ну так что же для нас сумасшедших
Из книжек Уелса вылезут новые марсияне!
Отметим, что в тексте отсутствуют знаки препинания (это характерно для рукописей Поплавского). Он незначительно отличается от опубликованного в первом издании альманаха «Радио» (1919); так, в 3‐й строке в напечатанном варианте вместо слова «Бог» использовано слово «Мiр» («…и казалось что нет исхода // что становится Мiр сумасшедшим»). Исправление это было сделано редактором-составителем альманаха «Радио» поэтом Вадимом Баяном (В. И. Сидоровым); первоначальный вариант был восстановлен во 2‐м издании «Радио», увидевшем свет в Севастополе уже после установления в Крыму советской власти404. В сохранившемся авторском машинописном сборнике ранних стихов Поплавского 1‐я часть данного стихотворения имеет посвящение Г. Шторму (оно отсутствует в публикации альманаха «Радио»)405.
2. На втором листе мы видим рисунок Бориса Поплавского с подписью-названием «Век гримуаров»406. Он выполнен цветными карандашами и содержит надпись: «Б. Поплавский. Ростов. 1919» (см. ил. 2). На рисунке изображена голова мужчины в своеобразном «восточном» головном уборе с золотым обручем, украшенным шестиконечной звездой с красным камнем в центре. Рисунок отражает, очевидно, интерес Поплавского к оккультным наукам, в частности к иконографии и символизму карт Таро, о чем мы будем говорить подробнее далее407.
3. На третьем листе представлен автограф стихотворения Георгия Шторма «Danse Macabre» («Пляска смерти»)408 с выполненным тушью рисунком Бориса Поплавского, на котором изображены уличный фонарь, летящий самолет и мчащийся гоночный автомобиль (см. ил. 5)409. Стихотворение Шторма, очевидно, не было опубликовано.
Рельсы – над пропастью. Мост искалечен.
В хаосе стали – чернеет вода.
Траурный кто-то, тоскою отмечен,
Медленно едет сюда…
Шпалы качаются. Бездна не дышит.
Велосипед… Докатился. Скользит.
Трос обрывается, дерзкий не слышит —
летит.
Мчится и мчится – вот-вот оборвется,
Песню о ветер зажег и поет,
Зло метеорится, громко смеется; —
вперед!
Вихри глотает сильней и сильнее,
Песня – как вопль миллионов сердец.
Громче и громче. Быстрей и быстрее.
Вскрикнул!.. Конец!
Георгий Шторм
Как отмечает В. Хазан, сам «отец футуризма» Ф.‐Т. Маринетти «боготворил скорость», меняющую «мир привычных атрибуций и (пере)движений человеческого тела, его функционирование по изначально предписанным ему правилам и законам».
По не лишенному экстравагантности представлению Маринетти, Шехина (Божественное присутствие) сконцентрировалась в несущихся с большой скоростью транспортных средствах, например, поездах, —
пишет этот исследователь410. Сходные образы можно обнаружить и в нескольких сохранившихся стихотворениях младшего друга Шторма – Бориса Поплавского, написанных в это же время, например в его поэме «Истерика истерик» (Ростов-на-Дону, октябрь 1919 – Новороссийск, январь 1920):
…я был даже зыбко доволен, так как с рельс сорвалась Новая Возможность, тревожный облачный выключатель новенького восьмицилиндрового сердца типа торпедо по радуге411.
Сравним также стихотворение Шторма с «Поэмой о революции» Поплавского (Константинополь, апрель 1919 – Новороссийск, январь 1920):
Смотри у космоса икота
От прущих плеч и кулаков
Как колесо велосипеда
На спящий мамонт налетя
Землеорбиту год победы
В восьмерку скрутит колотя
Тогда с седла одноколяски
Сорвется гонщик проиграв
И затанцует небо блеском
Тяжелый шар с кувалдой прав412.
Можем предположить, что три листа с рисунками и текстами Поплавского и Шторма происходят из того же альбома, в котором хранились рисунки художника и поэта Леонида Николаевича Голубева-Багрянородного (1890–1934), постоянного участника собраний у Никитиных в 1919 году. На этих встречах он не только читал свои стихи, но и делал зарисовки участников, а Никитины, в свою очередь, организовали тогда в Ростове выставку его картин413. Сотрудник ОСВАГа, подпоручик Вооруженных Сил Юга России Л. Н. Голубев-Багрянородный был эвакуирован 8 марта 1920 года из Новороссийска на Кипр, впоследствии жил в Берлине. В архиве «Никитинских субботников» сохранилось довольно много рисунков, сделанных им в Ростове в 1919 году, в том числе с дарительными надписями Е. Ф. Никитиной. Они выполнены на листах той же фактуры, что и рисунки/стихотворения Поплавского и Шторма, также содержат наклейки вырезок-аппликаций и т. п. Скорее всего, эти листы были частью альбома или альбомов, привезенных Никитиной из Новороссийска в Москву414.
Вряд ли будет преувеличением сказать, что мистико-фантастические стихотворения и рисунки Б. Поплавского и Г. Шторма ростовского периода указывают на их знакомство с европейской эзотерической традицией. Ниже мы попробуем рассмотреть подробнее их интересы в этой области.
4.2. Оккультист Георгий Шторм: «Величественные идеалы неравенства»
Говоря о жизни Поплавского в Ростове во второй половине 1919 года, Л. Н. Чертков отмечает, что
ближе других он (Поплавский. – К. Б.) был знаком с известным впоследствии историческим романистом, а тогда автором поэмы «Карма Иога», изданной в 1921 году, Георгием Штормом. Шторм вспоминал, как они с Поплавским посещали библиотеку Мореходного училища, где Поплавский читал Герберта Уэллса415.
По нашему предположению, в Ростове 1919‐го они навещали также и салон Е. Ф. Никитиной. Как и Никитина (до замужества – Евдокия Плотникова), Георгий Петрович Шторм был уроженцем Ростова-на-Дону (Никитина была его старше на три года), однако его детство прошло в Петербурге. Гимназию же он окончил в Александровске (Запорожье), том самом городе, где в сентябре 1919 года в альманахе «Радио» появилась первая публикация Поплавского – стихотворение «Герберту Уэллсу». В этом же альманахе опубликована обширная, можно сказать – программная статья Шторма «Одряхлевший мир и литература будущего». Текст этот – своего рода подведение итогов истории европейской культуры – глазами Ницше и футуристов. Написанная в стиле манифеста, статья проникнута апокалиптической мистикой гибели «одряхлевшего мира» и наступления новых времен – и нового искусства.
Когда человеческий дух, проникнутый величественными идеалами неравенства, в самом себе открывающий озаренные дороги к Солнцу, внезапно сталкивается с неподвижно-мертвой громадой, которая может оказаться обществом или толпой, – тогда он загорается ослепительным презрением, рождает тысячи смертельно ядовитых мыслей и, обнажая до дна свою светлую сущность, расцветает фейерверками драгоценных слов, —
так начинает Шторм свой манифест416. История литературы, культуры, цивилизации по Шторму – это динамический процесс проявления и затухания жизненной силы, воли к жизни. Он бросает хлесткие лозунги, повторяя манифесты Ф. Маринетти: «Вне борьбы нет красоты», «Мы хотим сорвать таинственные двери невозможного» и т. д. Вполне очевидно, что к тому же источнику восходит и стихотворение Шторма «Danse Macabre», проиллюстрированное Поплавским.
Гоночный автомобиль, который кажется бегущим по картечи, – он прекраснее Самофракийской Победы, —
цитирует Шторм Маринетти417.
Искусство завтрашнего дня махровыми цветами зацветет на багряных полях Войны. В поэзии произойдет возврат к стихиям, и словно привет косматых океанов – ударит шторм в гнилые города, —
пророчествует он, играя словами с собственной фамилией. Завершает же он свою статью-манифест – обращаясь с надеждой к мистике Востока и тем самым предвосхищая свою поэму, о которой мы будем говорить дальше:
А сейчас, освещенный гигантскими прожекторами пожаров, вырастая из-под пепла разрушенных городов, уже встал смертельно истерзанный Человек; по его окровавленному лицу катятся горячие слезы, он простирает руки к пламенеющему Востоку, и с его запекшихся губ срывается торжествующий крик:
– Здравствуй, Великий Полдень!418
В 1919–1921 годах Шторм учится на историко-филологическом факультете Донского университета и на рубеже 1920 и 1921 годов публикует свою первую книгу – поэму «Карма Иога»419. В том же 1921 году, посетив Крым и Мелитополь, он переезжает в Москву. Впоследствии Шторм становится известным прозаиком, автором историко-биографических романов и популярных книг для детей и юношества. Свою первую поэму (как мы увидим – совершенно эзотерического содержания), как и статью-манифест 1919 года, он никогда не переиздавал.
Тема оккультных занятий Шторма, «разделявшего интерес Поплавского к мистике и теософии»420