В поисках Зефиреи. Заметки о каббале и «тайных науках» в русской культуре первой трети XX века — страница 30 из 55

В известном письме к Ю. П. Иваску от 19 ноября 1930 года Поплавский вкратце рассказывает об истории своего интереса к эзотерике:

Всё о делах, еще о моей биографии. Я происхождения сложного: русско-немецко-польско-литовского. Отец мой по образованию дирижер, полурусский, полулитовец. Занимался промышленными делами. Мать – из дворян. Жили богато448, но детей притесняли и мучили, хотя ездили каждый год за границу449 и т. д. Дом был вроде тюрьмы, и эмиграция была для меня счастьем. С детства интересовался мистикой, был страшно религиозен и остался. Приехав в Париж, занялся сперва живописью, затем, разочаровавшись, стал писать стихи и уехал в Берлин на время, где Пастернак и Шкловский меня обнадёжили. Долгое время был резким футуристом и нигде не печатался. В настоящее время погружен в изучение мистических наук, например, каббалы и т. д. Учу в университете историю религий, думаю часто – не в этом ли мое призвание450.

В биографических статьях о Поплавском нередко упоминают о его сложных отношениях с матерью, а также о том, что она была дальней родственницей Е. П. Блаватской (1831–1891), увлекалась теософией и антропософией и способствовала тому, что уже в юном возрасте он заинтересовался эзотерическими материями451. Вместе с тем вопрос о возможном родстве Софьи Поплавской и основательницы Теософского общества до сих пор остается непроясненным. Известно, что Софья Валентиновна Кохманская (18.10.1871–1948452) в 1890‐х годах училась в Московской консерватории одновременно с отцом поэта, Юлианом Игнатьевичем (21.06.1871–01.02.1958). Там они и познакомились: Софья занималась по классу скрипки, Юлиан – виолончели (а также композиции и оркестровки)453. По словам мужа, она «была европейски образованная женщина, скрипачка с консерваторским стажем»454.

Попробуем прояснить ее происхождение – принадлежность «к прибалтийскому дворянскому роду». Ее отец (дед Бориса), Валентин Симфорианович Кохманский (1833–1888), служил главным контролером Контрольной экспедиции IV отделения е. и. в. Канцелярии (по некоторым сведениям, он занимался также финансовыми операциями в Севастополе и имел чин тайного советника)455. Одно время он жил в селе Пушкино Московского уезда и был похоронен в Алексеевском монастыре в Москве (сам монастырь был закрыт в 1926 году, кладбище уничтожено к концу 1930‐х годов)456. Его отцом (прадедом Бориса) был действительный тайный советник Симфориан Петрович Кохманский, юрист, уездный прокурор в Сороках (Бессарабской губернии), затем в Аккермане (1830–1840‐е), Кагуле, впоследствии (1860–1870‐е) – кишиневский городской голова. Маловероятно, чтобы Кохманская могла иметь родство с Блаватской по этой линии.

Матерью Софьи была Екатерина Яковлевна Кохманская (?–1907), дочь Якова фон Грюнберга (1785?–1845?) и Анны (Иоганны) Егоровны фон Грюнберг, имевших, как и Е. П. Блаватская, прибалтийское происхождение. Как известно, Елена Петровна родилась в семье полковника Петра Алексеевича Ган, происходившего из древнего немецкого рода фон Ганов из Мекленбурга, потомки которого переселились в Курляндию, Семигалию и на остров Эзель (Сааремаа). Ее мать, Елизавета Максимовна, происходила из эстляндского рода фон Пребстинг. Мог ли род фон Ганов состоять в связи с родом фон Грюнбергов? Это вполне вероятно, хотя фон Грюнберги не были столь родовиты и, вероятно, поселились в прибалтийских землях лишь во второй половине XVIII века457. Так или иначе, найти документальные свидетельства о родстве Софьи Кохманской и Елены фон Ган и тем самым подтвердить семейную легенду Поплавских нам не удалось.

Скажем несколько слов о московских адресах Поплавских–Кохманских. После смерти мужа Екатерина Яковлевна Кохманская жила на Б. Никитской улице, в доме В. А. Балина458. Семья ее дочери часто переезжала: так, в 1900 году они жили в Мерзляковском пер., в доме Поповой459, в 1902‐м – в М. Власьевском переулке, в доме купца Михаила Александровича Тулинова, старосты церкви Св. Иоанна Предтечи (разрушенной в 1933 году)460. Вероятно, в этом доме и родился Борис Поплавский461. В 1905 году семья переехала на Воронухину Гору (она же Варгуниха), в дом Марьи Васильевны Модестовой462: этот район неподалеку от Смоленского рынка был в советское время полностью разрушен. В 1907 году Поплавские жили на Новинском бульваре, в сохранившемся до наших дней доходном доме Ф. Н. Плевако (д. 18а, кв. 22)463, в 1914‐м они переехали в Георгиевский переулок, д. 10464. Наконец, в 1915 году Ю. И. Поплавский с семьей переехал в Кривоколенный переулок, д. 14 (доходный дом Е. А. Скальского), кв. 35465. Отсюда в 1918‐м он и Борис отправились на юг, в поездку, ставшую изгнанием.

Впрочем, все это к эзотерике прямого отношения не имеет. Где же могла стать «убежденной теософкой» мать Бориса Поплавского? Ответить на этот вопрос сравнительно легко. У своей тети, жены (точнее – вдовы) брата своего отца. Екатерина Михайловна Кохманская (урожд. Мухина; 1847–1920), жена тайного советника Венцеслава (Вячеслава) Симфориановича Кохманского (1835–13.12.1916), крупного чиновника, промышленника, мецената, близкого знакомого вел. кн. Константина Константиновича466, была одним из самых известных российских теософов и устроила в доме своего рода теософский салон. Об этом салоне и теософке Кохманской неоднократно упоминает Андрей Белый в мемуарных записках. Собственно, у Кохманской он впервые и познакомился в 1902 году с теософией.

В эти же дни (сентябрь–октябрь. – К. Б.) я начинаю посещать первый теософский кружок, собирающийся у Кохманской при ближайшем участии Батюшкова <…>; здесь знакомлюсь, между прочим, с Писаревой и М. В. Сабашниковой, тогда – юною девушкой; «теософы» отталкивают меня от себя; и я прерываю посещение кружка, но с Батюшковым – продолжаю дружить, хотя несколько подсмеиваюсь над теософией, —

писал Белый в 1924 году в «Материале к биографии»467. О посещении этого салона он упоминает и в «Касаниях к теософии»:

1902 год. <…> Осенью бываю в кружке Кохманской, где спорю упорно с Писаревой; выношу полное разочарование в теософах. Продолжаю спорить лишь с Батюшковым468.

Как нам удалось установить, квартира Кохманской, в которой собирались теософы, находилась в доме Второго Российского страхового общества по адресу Воздвиженка, д. 4 (Моховая, д. 7) – в угловом здании, в котором ныне располагается приемная Государственной думы. В 1908 году Белый также встречался с Кохманской в салоне другой известной теософки К. П. Христофоровой, которым руководил М. А. Эртель (об этом салоне мы уже упоминали выше)469.

Однако вернемся к Борису Поплавскому: выросший в семье, в которой интерес к эзотерическим наукам был чем-то естественным (ими увлекались его бабушка, двоюродная бабушка, мама и, почти наверняка, старшая сестра Наталья), он пронес его через годы странствий – в Берлин и Париж. По словам Н. А. Бердяева, Поплавский

увлекается также оккультизмом, читает оккультические книги. Он борется за жизнь среди астральных снов, говорит о великом собрании астральных друзей. Он пытается медитировать и говорит, что раздавлен грубым и простым мужеством медитации470.

Действительно, дневники Поплавского наполнены описаниями попыток достигнуть реального мистического опыта, а также разного рода оккультных инцидентов и переживаний (в том числе весьма неприятных, даже трагических), с которыми ему приходилось сталкиваться471. Для мистицизма Поплавского характерен чрезвычайный интеллектуализм, порой трудно понять, имеем мы дело с мистическим переживанием философских вопросов или с философским осмыслением сверхъестественного опыта. В любом случае очевидно, что Поплавский много, непрерывно читал, а потому важно хотя бы приблизительно очертить круг его религиозно-философского и эзотерического чтения.

Сделать это по опубликованным текстам не так-то просто. В них он почти не ссылается на свои источники и сравнительно редко упоминает имена каких-либо авторов – философов и эзотериков. В то же время обширный материал о его «круге чтения» содержится в неопубликованных рукописях, о чем мы еще скажем ниже. Пока отметим, что он был знаком с сочинениями античных и средневековых философов, Декарта, Спинозы, Шеллинга472, Шопенгауэра, Ницше473, Канта, Гегеля, Гуссерля, Бергсона… Он внимательно изучал труды христианских авторов (католических и православных), а также целого ряда европейских и русских эзотериков474: Якоба Бёме, возможно – Мартинеца де Пасквалиса, Л. К. де Сен-Мартена, Элифаса Леви (А. Л. Констана), Е. П. Блаватской, Папюса (Ж. Анкосса), А. Безант, Ч. Ледбитера, Э. А. Вудхауса, Дж. Кришнамурти, Г. И. Гурджиева, П. Д. Успенского, Э. Шюре, Р. Штайнера, Н. К. и Е. И. Рерих («Агни-Йога»), вероятно, Фулканелли и др.