Шхиной, Божественным Присутствием в мире, женским проявлением Божества: это воспринимающая, «женская» потенция, через которую Божественный поток передается низшим мирам. Рассуждая в духе своей «Cabbala sexualis», Поплавский так определяет роль двух этих сфирот-«супругов» в трактате «О абстрактном творении»:
Творение Христа и Мира, его дополняющего (Типерет и Малкут). Любовь Христа и Малкута и рождение от них трех последних Сефир744 (среди которых может быть Адам, Михаил и Люцифер)745.
Согласно Поплавскому,
Малхут <…> есть универсальная сфера памяти-успокоения-воскресения всего живого, универсальная жена всякого Логоса, рождающего всякое слово в боль или в радость. <…> Малхут есть Карма, через которую, как по венозному темпу кровообращения, Логос человека в виде ответа природы возвращается к сердцу746.
Еще в одном своем неопубликованном тексте 1934 года он предлагает такую картину динамики жизни как системы отношений в мире сфирот:
…забыл о самом главном, о каббалистической морали. Счастье есть пламя, вспыхивающее от совместного присутствия дерева десяти родов, от одного ствола Божественного тела. Жизни вовне нет, если даже одно светило-Сефирот не горит в человеке и чрез него не совокупляется с Матерью-Малкутом, но горение это есть жизнь ценою смерти и греха.
Рассуждая о том, что он называет «каббалистической моралью», Поплавский так характеризует основные элементы древа эманации:
Гебура есть долг строгости, Гедула долг пощады747, Типерет долг любви, в равновесии жизни и пощады раскрывающаяся как творчество, или любовь Типерет и Малкута, которые есть причина жизни в мире, так же как Кетер, причина самого мира, есть Христос748.
Отдельные сфирот при этом выполняют функции членов одного семейства или рода:
Hochma и Binah, отец и мать мира. От них рождается второе семейство, состоящее из отца, имеющего свое средоточие в Tipheret, и матери, имеющей средоточие в Malchut. 4.5.6 – сефиры отца, 8.9.10 – сефиры матери749.
Вне всякого сомнения, Поплавский рассматривал учение о системе сфирот как структурообразующее, имеющее проявления или отражения в самых разных областях мироздания и сферах знания и опыта. На протяжении нескольких лет он пытался применить его к различным темам, его занимавшим. В дневнике, обозначенном как «Логика 20» (1932–1934), Поплавский так описывает распределение сфирот в фигуре Адама Кадмона:
Центр Отца в Короне750, края в Хокма и Бинах. Но этот центр распадается на края. Центр Сына в Типерет, края в Гедула и Гебура. Сын как будто есть синтез их. Центр Духа в Иесод, но опять он, как девять, есть как бы сумма взаимодействия Ход и Победы751, а Малкут, 10[-я], есть как бы круг, их замыкающий и очень напоминающий Корону в самом начале или ауру Адама. Малкут есть также и Едем-Царство, и внутри его рождается Адам. Дерево жизни и познания есть или Иесод в Малкуте и сам Малкут, или же правая и левая рука Малкута752.
В трактате «Христос и Каббала» Поплавский дает такое объяснение устройства мира сфирот с точки зрения тринитарной христологии и, одновременно, собственной «сексуальной каббалы»:
Он, этот первый, есть Adam Cadmon, или, вернее, Kether, корона, которая делится на десять: три, три и четыре, соответствующие трем лицам троицы. Первое содержит в себе и является единством трех идей творения: Духа-Субъекта – Ткани Разума – объекта и Слова, рождаемого от них двух. Kether, субъект мира, Hohma, идея-ткань Разума, Винах753, снисходящее в нее внимание субъекта, сын, мудрость. То есть идея отца Kether, идея сына Binah-Мудрость и идея ткани Разума, в которую он спускается, объективируясь. 4 сефирот есть родившийся от этого брака объективный дух הוהי754.
Наконец, в трактате «О тайнах М. Ж.» (1934) древо сфирот, разделенное на три триады, характеризуется следующим образом:
Три первые есть:
Тема мира – Кетэр,
Разум мира – Хокма,
Воображение мира – Бинах – седалище вечного искусства Божия.
Вторые три суть:
Строгость мира – Гебура,
Жалость мира – Гедула и
Красота мира – Христос Тифэрет.
Третьи же три суть:
Слава мира – Пан Бафомет, пол Божий гомосексуальный,
Вечность мира – огнедышащий Белус и
Победа над смертью – спящая Астарта,
и, наконец, Божественно спокойный Малхут, жена Бога и всех Богов, мирно и безгрешно рождающая и зло и добро – непорочная Дева755.
У Поплавского встречаются и достаточно необычные рассуждения о сфирот, которые трудно отнести к влиянию какого-то источника. Так, например, он говорит о них в уже знакомом нам контексте отношений между супругами, подчеркивая при этом различие между древом познания и древом жизни:
Древо знания есть Тайна абсолюта и Единства, древо жизни есть тайна личности и жизни. С точки зрения только дерева познания, жизнь есть ошибка, сладострастие, должное быть уничтоженным. Дерево знания Сефира Гиммель, дерево жизни Сефира Бет756. Aleph757 в таинственной гармонии между ними. Однако тонализирующей нотой, Сердцем должна быть Небесная Дева, та же сефира Aleph, или Ceter, Пречистая Дева, Небесная мудрость, Мать, а не жена Ghimel’а. «Никто не подымет и покрывала», Муж же ее непорочный есть Невидимый Дух En-Soph. Соединит[ь]ся с нею есть Тайна тайн и может сделаться (так. – К. Б.) лишь безгрешно, как сын с матерью758.
Очевидно, результатом собственных раздумий Поплавского является и небольшой текст о некоей «абстрактной Сефире», в котором он пытается объяснить смысл и роль сфиры per se, вне всякой связи с конкретикой древа эманации (в этом он сходен с некоторыми каббалистами, например Моше Кордоверо, писавшими о природе сфирот)759:
1. Эти энтелигибели (так. – К. Б.) не подобны интелигибелям природы, и это их разбирает Аристотель под именем основных видов. Они есть формы самого мышления и его априории. Субъективный разум и логика, от которого неотделимы содержание математическое, и пространственное, и временное. Это вечные условия бывания и бытия, вечные аксиомы внеположения.
2. Однако будучи необходимой формой связи между Абсолютом положительным и отрицательным, они имеют как бы отношение ко всем возможным формам такой связи.
3. Эта Сефира вызывает определенное умонастроение, в котором ее принципиальный полюс стремится оторваться от ее формального полюса, то есть от принципов индивидуации, ибо сам принцип индивидуаций есть для него как бы тоже идея среди идей760.
О том, как размышления о Древе сфирот проникают в личные переживания Поплавского, можно узнать из его записей. Так, 10 марта 1933 года он пишет в дневнике:
Хамские и грустные танцы в «Оазисе». Тусклое объяснение с Лидой. Удивительно, мучительно красивый, нежный скелет, в точности, как Дина, холод и свежесть. «А где Вы теперь?» – «Теперь я опять на пароходе отплываю от родных берегов и с фальшивым билетом», и как Наташа, просто так, без усилия, на целую сферу выше «en pleine Kabbale, en pleine illumination»761. <…> Со страхом, с ужасом шел к ней. Боже, помоги, защити, дай мне не пропустить единственный случай умереть совсем и дважды. Но сразу стало ясно: «Ведь это через нее тебе достался свет». Как она захочет. А она из Малкута перешла в Гедулу и даже в Бинах, свою родину…762
Каббалистические занятия Поплавского нашли отражение и в небольшой статье «С точки зрения князя Мышкина» – одном из немногих «мистических» текстов, которые были опубликованы им при жизни (она увидела свет в 1933 году в 9‐й книге журнала «Числа»). В этом небольшом метафизическом трактате, посвященном «духу музыки», Поплавский затрагивает основные концепции каббалистической космогонии: это и безраздельный и непостижимый Абсолют (Бесконечное, Эйн-соф), и первое движение внутри него, самоудаление Божества, освобождающее место для создания мира (цимцум), и первое творение, принявшее форму Предвечного Человека (Адам Кадмон), и эманация божественного света в виде иерархически устроенного мира сфирот… Итак:
Психоаналитическая космогония… Что было сначала… Вообще универсально-серое… Потом тихое веянье расчистило место будущего мира, сдуло, отмело все черное книзу и белое сосредоточило наверху… Это материя и дух, электрические супруги… и потому «люди смотрят на небо и думают: там Бог, а ангелы смотрят на землю и думают: там Бог»… Но где же Он? Не там и не здесь, а при встрече их, на самой поверхности отражения, в плотском материальном явлении духа… Здесь Кант не понял, а Гегель понял… Сущность не «за вещами» и не «за разумом», а на самой поверхности, в радостной, сияющей, реальной встрече того и другого в пластически-объективном рождении духа… Не знаю насчет папиросы Розанова