На земной спускаясь крематорий, —
Бледным небом выстекленный морг.
И восток понес его в туманах
В котловины девственные гор,
Где жестокий голод Аримана
Унимает песнями Тагор.
Там – не жечь над зарослями порох,
Не услышать клекота секир,
День и ночь расширенные взоры
Йогу пьют из зеркала реки.
Был покров над тайною приподнят,
И прочлось по белому листу: —
Многоликий мир наш от сегодня
Будет зáклан жертвою Христу.
И опять зареяли убранства
Хрупких пагод, капищ и дворцов,
И России снежные пространства
Провели безбрежное кольцо.
Высит город каменные груди,
И толпится к площади народ,
Где в раскатном грохоте орудий
Чей-то гулкий вскрикивает рот.
И, взбежав на шаткую трибуну,
Юный зодчий – в золоте луча —
Разметал сверкающие руны,
Исступленным голосом крича:
«Мне брамин сказал в Каире,
Что теперь так хочет Брама:
Чтобы не было скучно в мире —
Для каждого найдется драма.
А чтоб не были души узки,
Для благой закаляясь вести, —
Винтовку возьмет русский,
Янки – сожмет винчестер.
И, словно с большого тура,
Что устал звонить бубенцем, —
С мира сползет шкура,
И станет земля младенцем!»
Молчала мгновенье площадь,
И светлою стала мгла,
Лишь ветер, слепой, на ощупь
По серым кружил углам.
Но дрогнул чугунный Пушкин,
И с громом распалась медь:
То снова вздохнули пушки
И плюнули в город смерть…
Всколосились звезды на посеве,
Всходит светом белая гроза;
Это – Солнце движется на север,
Расплескав слепительный азарт.
Отгремели огненные клиры,
И встает в пылающей заре
Дивный купол, брошенный над миром, —
Осиянный славой Назарет.
С каждым днем таинственней и зорче
Чей-то в окнах вспыхивает взгляд,
И за храмом, благостным и кормчим,
Уплывает тихая земля.
А в ночное глядит стекло
Колыбельная явь чудес;
Не засыпать снопами слов
Никого, никогда, нигде.
С хоровою молитвой слит
Фосфорический резкий треск;
Разрезает корма земли
Закипевшую ткань небес.
Синева, тишина в саду.
Только в звездной звенит траве
У махрового древа дум
Синий голос поющих Вед.
Приложение III«Самоизгнанники из световой Отчизны» (Нина Рудникова)
Один из почти забытых участников эзотерического движения в России и в русском Зарубежье – поэтесса и журналистка Нина Павловна Рудникова (1890–1940). Выпускница историко-филологического факультета Высших женских (Бестужевских) курсов, участница гумилевского «Цеха поэтов», в 1919 году вместе со своим мужем, поэтом и офицером Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича, она оказалась в Эстонии, где и прожила почти до самой смерти.
Рудникова и ее первый муж, Г. А. Елачич (1894–1941), были членами мартинистской группы Г. О. Мёбеса, слушали его курс по каббале и арканам Таро. Став одной из ближайших учениц Мёбеса, Рудникова занималась в узком кружке исследователей Малых Арканов. После бегства из России она и ее муж продолжали занятия эзотерическими науками. Благодаря Рудниковой материалы, связанные с преподававшимися в группе Мёбеса учебными курсами, смогли сохраниться, а впоследствии были вывезены в Бразилию и изданы в переводе на португальский язык885.
Рудникова публиковала свои стихи и статьи во многих изданиях русского Зарубежья, а также активно сотрудничала с белогвардейской разведкой при Русском Обще-Воинском Союзе (РОВС). Однако наиболее известна она как теоретик оккультного знания. Она участвовала в теософском движении, общалась с последователями Н. К. и Е. И. Рерих, стала постоянным автором журнала «Оккультизм и йога» (Белград, 1933–1936; София, 1937–1938; после Второй мировой войны: Парагвай, затем США), самого известного эмигрантского издания русского Зарубежья, посвященного «тайным наукам». В 1936 году Рудникова прочитала в ревельском Обществе метапсихических исследований (членом которого она была) цикл лекций о Старших Арканах. Большинство ее рукописей – а она была автором циклов стихов, философских диалогов в стихах, трагедий, мистерий, статей и пр. – погибло при бегстве из России и во время Второй мировой войны, однако часть из них сохранилась благодаря ученикам в переписанном виде886.
Как таковое поэтическое наследие Рудниковой (она писала стихи всю свою жизнь, с дореволюционных времен)887 вряд ли представляет особенный интерес. Однако это достаточно ценный источник для изучения эзотерических идей, в частности относящихся к русскому мартинизму. Так бывает, что слабые стихи просто отбрасывают, оставляя без внимания. Между тем они могут иметь свой особенный смысл для исследователя, и поэмы, посвященные Древнему Египту, арканам Таро или оккультной космогонии, вполне заслуживают тщательного историко-философского анализа.
Мы приводим ниже два стихотворения Рудниковой, написанные ею в Ревеле (Таллинне) в 1936 году. Они объединены общим названием: «Из „Сефер ха-Зохар“ (Книги Сияний)» – и действительно инспирированы чтением фрагментов этой книги. Источником вдохновения первого стихотворения явно послужила 1‐я глава «Книги Сокрытия» (Сифра ди-цэниута), где говорится о неких Весах, пребывающих в самых глубинах мироздания. Собственно говоря, «Книга о весе светов на Весах и есть Книга Сокрытия», – сказано в этом тексте на арамейском языке (Сифра ди-цэниута 1:3). В Весах этих заключен незримый Суд, и расположены они на голове «Ветхого Деньми» (Арих Анпин), высшего аспекта эманации, уже известного нам как «Долготерпивый» (или, в христианской каббале, – Макропрозоп)888. Второе стихотворение, «Андрогина», также восходит к этому источнику. Это история о двуедином Существе (Адам Кадмон), стороны которого некогда «смотрели друг на друга», будучи друг другом. По воле Творца они были вынуждены отвести друг от друга взгляд, распасться и снизойти в падший сотворенный мир, «мир тьмы», чтобы напомнить ему о его Создателе.
Там, высоко над строгим бегом звезд,
В не существующем нигде в пространстве месте,
Средь Света белого недостижимых звезд, —
Великие Весы вседержат равновесье.
Все рáвно велико для Мировых Весов:
Большое, малое, и вечность и мгновенье…
Чередованье смен, круги земных веков —
Лишь колебанья их в Безмерном – отраженье.
В их равных чашах все, что жизнь творит в живом,
Все вечно есть – и ничего не будет.
Их держит «Древний в Днях» под пламенным плащом.
Своим движеньем мир они бесстрастно судят.
Их чаша левая – сосуд предвечной тьмы
И зол, оправданных живым биеньем Жизни.
В их правой чаше свет, что позабыли мы,
Самоизгнанники из световой Отчизны.
Как только левая спускается к земле,
Сгущая тьму свою и беды разливая, —
Чудовища греха рождаются во мгле,
И льется смерти кровь, и стонет мир, страдая.
Душа упругая под гнетом черных дней
Сжимается, как зверь, а сверху чаша света
Влечет мечту с собой в блаженный сонм огней,
Где в светлом дне Яхве творится песнь Завета.
И переполнившись творящею мечтой
О благе мировом, она к земле стремится,
И подвиги Любви венчает Красотой,
И вещим чаяньям дает осуществиться.
И радостной хвалы в сердцах трепещет звон…
Но чаша левая, сквозь рой живых созвездий,
Отпрянув от земли, плывет в небесный склон
И за грехи отцов подъемлет меч возмездий.
Безостановочно движенье равных чаш, —
И каждый раз они, встречаясь мимолетно,
Сознанье Вечности в мир преходящий наш
Мгновенным отдыхом бросают искрометно.
Когда из хаоса Вселенной
Бог создавал миры огня,
То в слитности его блаженной
Мы пребывали – Ты и Я.
С лицом, повернутым друг к другу,
Сливаясь взорами без слов,
Скользили радостно по кругу
Несотворенных жизни снов.
В пыланьях света, в белой бездне
Мы были – Мы: Ты – Я, Я – Ты.
Я зажигала солнце песней,
Ты жизнь вдыхал в мои мечты.
Бессмертья тайною владея,
В одно сливали верх и низ;
Творящим словом пламенея,
Мы ткали нити звездных риз.
Но вот в молчании великом
Призывный голос прозвенел —
И мы предстали перед ликом
Того, кто Лика не имел.
Он нам сказал, блаженно-слитым:
«Разъединитесь! По мирам,
Меня забывшим и разбитым,
Идите к разным сторонам:
Своей тоскою друг по друге
Заставьте души тосковать,