Гавр — большой порт. И все 'же какая разница в сравнении с Америкой! На улицах меньше виадуков и автомобилей, нет небоскребов и прочих примет Нового света.
Поезд наполнен пассажирами исключительно с «Нормандии». Проворно преодолевая километры, он везет нас в Париж. Этот город нам хорошо знаком. В 1934 году мы с Георгием летали на флагманском корабле через Страсбург с визитом к французскому правительству. А в 1936 году все трое были на Международной авиационной выставке. Теперь мы едем в Паршж поездом.
В окнах вагона — сельская местность. На полях тут и там — лошади, тракторов не видно. Крестьяне снимают с полей урожай. Тёплый, немного влажный воздух и сочная зелень напоминают нам о близости океана, с которым мы распрощались несколько минут назад.
В Париж мы приехали довольно быстро. Этот красивый город, знавший славные революционные бои, полный замечательных архитектурных памятников, площадей, парков и бульваров, я видел и с земли, и с воздуха. На вокзале нас встречали советский полпред, представитель французского министра авиации, представитель французского генерального штаба, вице-председатель авиационной комиссии палаты депутатов Вайян-Кутюрье[17] сотрудники полпредства, торгпредства и участники Второго международного конгресса писателей — Михаил Кольцов, Луи Арагон, Агния Барто и другие. Нас буквально засыпают цветами, на нас наседает туча фотографов, кинооператоров.
Исключительным вниманием мы были окружены и в пути. По дороге из Гавра в Париж публика положительно не давала нам ни минуты покоя, требуя автографов.
Прошло два дня. Общество друзей СССР организовало в огромных залах «Ваграм» встречу нашего экипажа с трудящимися Парижа, которая вылилась в мощную демонстрацию теплых чувств французского народа к Советскому Союзу.
Уже за час до начала митинга залы были переполнены. Митинг проходил под почетным председательством французского министра авиации Пьера Кот. Представители многочисленных секций Общества друзей СССР преподнесли нам цветы; наше появление было встречено возгласами: «Да здравствует Советский Союз!», «Советы повсюду!».
Генеральный секретарь французской организации «Мир и дружба с Советским Союзом» в своей вступительной речи указал, что наш перелет сейчас же был повторен экипажем летчика Громова.
— Это свидетельство необычайного успеха советской авиационной техники, — закончил он свою речь под аплодисменты собравшихся.
Затем выступил Чкалов.
— Наш народ, добившийся двадцать лет назад своей свободы, — сказал он, — идет от победы к победе. Наша страна старается пробежать в кратчайшее время колоссальный путь. Наша советская авиация служит мирному труду и культуре народа. Естественно, что мы, советские летчики, стремимся туда, куда еще не ступала нога человека. Полет в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс уничтожил белое пятно на карте земного шара. Действуя в интересах всего человечества, в интересах науки, мы не могли не преодолеть те препятствия, которые встречали на своем пути. Нам не страшны преграды. Я передаю всем присутствующим и не присутствующим здесь друзьям Советского Союза глубокую благодарность нашего экипажа за оказанное нам внимание. Да здравствует дружба народов двух великих стран — Франции и Советского Союза!
Дружественную речь произнес председатель парламентской авиационной комиссии Боссутро. Сам он — летчик, бывал в Советском Союзе, видел достижения нашей авиационной промышленности.
Затем выступил представитель министерства авиации Ляборт, навигатор по специальности. Он дал высокую оценку перелету в Северную Америку с технической точки зрения.
На митинге друзей Советского Союза мы познакомились с замечательным человеком, одним из руководителей французских коммунистов — Вайян-Кутюрье. Слегка седеющая голова, приветливо улыбающееся лицо… Оно становится сосредоточенным и суровым, когда Кутюрье говорит о борьбе, которую рабочие ведут за свои права. Страстный, замечательный оратор! Его речь нельзя слушать без волнения. Не художественные образы, а неумолимая логика человека, твердо верящего в светлое будущее, заставляет присутствующих восторженно аплодировать члену парламента, редактору «Юманите» Вайян-Кутюрье.
В своей речи Вайян-Кутюрье подчеркнул, что такого рода предприятия, как перелет через Арктику в Америку, под силу только стране социализма.
Уже больше месяца длится наше путешествие. Просим в полпредстве сократить официальную программу приемов, встреч и организовать поездку по ленинским местам. В Париже и его окрестностях многое связано с именем Владимира Ильича, жившего здесь в годы эмиграции. Поездка по этим местам дает совершенно иное представление о Париже, чем то, которое вы получаете в музее, на выставке, в парках, на шумных улицах с многочисленными магазинами, банками, кафе и ресторанами. Для этого надо выбраться из буржуазного центра города на рабочие окраины.
Едем сначала на улицу Мари-Роз.
Вот комнатка в два окошечка на втором этаже. В доме живет старик-фотограф. Он помнит Ильича, который снимал комнату в 1910–1911 годах. Это был период работы Владимира Ильича по организации партийной школы в местечке Лонжюмо, в 18–20 километрах от Парижа. В эту школу партийные организации России командировали рабочих-большевиков, в частности там учился Серго Орджоникидзе. Владимир Ильич сам вел занятия в школе и ежедневно ездил в Лонжюмо на велосипеде. Ранним утром по этой дороге везут из пригородных садов, с ферм и огородов продукты на центральный парижский рынок.
Мы на отличном бьюике едем как раз тем самым путем, которым двадцать шесть лет назад ездил на велосипеде тот скромный и великий человек, имя которого является призывом к борьбе за новое, светлое будущее человечества.
Показались постройки с закрытыми от света и жары ставнями. Это Лонжюмо. Находим домик, где шли занятия учеников партийной школы. Здесь, в тишине садов и полей, зарождалось могучее коммунистическое просвещение масс.
Сейчас в этом помещении, напоминающем сарай, небольшая слесарная мастерская. В ней работают три человека. Владелец, француз, бывший фронтовик, встречает нас приветливо. У него искалечена правая рука — след империалистической войны. Хозяину мастерской было девятнадцать лет, когда в этом самом здании, принадлежавшем его отцу, располагалась партийная школа большевиков.
— Ильич приходил в школу с черного хода, — сказал нам владелец мастерской. — Вероятно, так было удобнее.
Через несколько домов находилось общежитие школы. Стипендия учащихся была всего двести франков. Прожить можно было только при строгой экономии и при «коллективизации» быта.
В переулке нам показывают небольшой домик, в мансарде которого несколько месяцев жил В. И. Ленин. По скрипящим ступенькам поднимаемся наверх. Скромная мансарда, простая обстановка, и жил здесь простой и великий человек.
В Париж мы возвращаемся через Орлеан. Здесь, по адресу улица Орлеан, 100, был ресторан, где в 1909 году происходило совещание расширенной редакции газеты «Пролетарий».
Немного далее, к югу, на той же улице Орлеан, в доме № 10, мы осмотрели помещение бывшей типографии. В ней печатались большевистские газеты. А за углом стоит дом, в котором сдавались помещения для семейных и групповых вечеров. Именно здесь происходили секретные партийные совещания.
На этом мы закончили экскурсии по Парижу. Мы очень скучали по родине и торопились домой, в Москву.
Поезд, который должен доставить нас из Парижа к советской границе, отправлялся с вокзала Гар-дю-Норд. А там, на границе, мы пересядем в курьерский поезд Негорелое — Владивосток.
Шесть часов езды — и мы в Бельгии. Через два часа снова граница. Германия. Снова смена таможенных и пограничных чиновников. Другие фуражки. Другие требования. Другой язык. А на следующий день будет новая граница между Германией и Польшей.
Рано утром — Берлин. Поезд останавливается на двух вокзалах: на одном стоит две минуты, затем на другом — семнадцать. На перроне нас встречают представители советской колонии. Для остального населения Германии наш поезд — глубокая тайна. Фашистские газеты даже умолчали сам факт перелета из СССР в Америку. Теперь они так же последовательно скрывают проезд советских летчиков через территорию Германии.
На перроне — всего пятнадцать — двадцать сотрудников полпредства, но, для того чтобы прийти даже в таком количестве, понадобилось специальное разрешение полиции.
Незаметно проехали Польшу. И вот осталась одна ночь… Все ближе и ближе мы к родной стране.
Столбцы. Последняя пограничная станция. Польские таможенные чиновники покидают вагон. Остается только охрана из польских легионеров. Поезд медленно идет к пограничному знаку. Границей между СССР и Польшей служит речушка. Через нее перекинут небольшой мост. Перед мостом поезд останавливается, польские легионеры выходят из вагонов. Поезд трогается снова. Сейчас в нем нет ни одного представителя власти. И опять остановка за мостом. Ура! Мы — на родной, советской земле.
В вагон вбегают радостные и возбужденные советские пограничники. Они крепко жмут нам руки, обнимают, расспрашивают о нашем путешествии. Мы не заметили, как поезд подошел к станции Негорелое.
Скромная пограничная станция выглядит необычно празднично. Светят юпитеры и прожекторы. Гудит толпа. Нас бурно приветствуют встречающие. Мы выходим на перрон и направляемся к трибуне. Рядом с нами с огромным букетом цветов стоит шестилетняя дочь пограничника. Кто-то из толпы задает ей вопрос:
— Кому букет-то?
Девочка со снисходительным недоумением отвечает:
— Взрослый, а не знает!.. Чкалову!
Короткий митинг окончен. Пересаживаемся в другой экспресс. С востока рванул бодрый русский ветер…
Наполненные особым, непередаваемым чувством, которое знакомо всем возвращающимся на родину, мы не можем спать. В салон-вагоне нас окружают журналисты. Мы рассказываем о пережитом во время полета, об американских и европейских впечатлениях. Но всякий раз, когда я заканчиваю повествование о том или ином эпизоде, мною овладевает великая, осознанная радость возвращения в родную страну.