В полночь упадет звезда — страница 48 из 73

Вы не согласны с этой точкой зрения и утверждаете, что агент, заманивая Барбу в ловушку, хотел, чтобы его поймали. Мне кажется, что именно в этом заключается ошибочность ваших рассуждений. Возникают три довода, которые опровергают вас. Во-первых, почему агент так поздно воспользовался своими сведениями о Барбу? Во-вторых, если агент заранее знал, что Барбу будет пойман, зачем дал ему тысячу марок? Барбу ведь согласился, не требуя никакой оплаты. В-третьих, зачем он принес в жертву Барбу, зная, что от него можно узнать больше того, что агент мог бы здесь разведать? Другими словами, зачем он подчинил этой цели — ликвидации Барбу — свою главную цель? Этот вопрос представляется мне главным! Следуя вашей логике, может показаться, что агент действовал как игрок в покер, который, получив тузовое каре, сбрасывает три карты, надеясь получить взамен другие и составить королевскую квинту. Может быть, пример и не очень удачный, но другого я не могу сейчас подыскать.

— Я попробую ответить только на два ваших вопроса. На один, откровенно говоря, у меня нет пока удовлетворительного ответа. Что касается первого вопроса, то я думаю, что агент Абвера раньше не знал черного пятна из прошлого Барбу. Вспомните исчезновение и таинственное появление фотографий в солдатских книжках. Правда, мы не знаем, исчезала ли фотография Барбу, но допустить это можно. Можно предположить, что фотография Барбу попала куда следует, ее там проверили и обнаружили то, что он хотел скрыть от всех. Оказавшись обладателем этого секрета, агент понял, что Барбу вынужден будет плясать под его дудку.

Второй вопрос — как раз тот, на который, как я уже сказал, пока еще нельзя ответить.

Последний вопрос по существу является самым главным и ответить на него совсем нелегко. Я могу предположить следующее: или агент знает теперь, в чем состоит изменение, внесенное в шифровальную машину, — значит, цель достигнута и ничего не стоит пожертвовать Барбу, — или, по причинам, которые пока ускользают от меня, необходимо было убрать Барбу.

— Если ваша догадка верна, господин Уля, — иначе говоря, если агенту известно теперь, в чем состоят изменения, внесенные в шифровальную машину, — значит, дела наши плохи и Абвер может расшифровать все наши радиограммы.

— Безусловно. Но это только предположение. Чтобы установить, насколько оно соответствует действительности, надо его проверить.

— Каким образом?

— Надо будет, широко используя систему шифровки на машине, передать радиограммы с ложным текстом. Ну, скажем, о том, что мы готовим широчайшее наступление. Если они смогут расшифровать нашу радиограмму, они, естественно, должны будут принять контрмеры. А если нет, значит Абвер еще не владеет секретом шифровальной машины. Конкретная задача сводится к тому, чтобы вы — военные — составили такой план, узнав о котором противник не мог бы не принять заметных для нашей разведки контрмер. План должен быть составлен немедленно, потому что мы должны срочно знать, можем ли мы еще пользоваться шифровальной машиной.

— Я доложу господину генералу о новой ситуации. Он предпримет те меры, которые сочтет возможными, — ответил капитан Георгиу в достаточной мере сдержанно, так как ему показалось, что в подсказке Ули есть что-то противоречащее воинской дисциплине. И, словно для того, чтобы занять свои руки, он стал перелистывать страницы письма Барбу.

Спустя минуту капитан добавил, иронически улыбнувшись:

— Ну что же, нельзя сказать, что в нашей профессии случай не играет важной роли. Если бы вам не удалось напасть на это письмо…

Не закончив свою мысль, он удовлетворился тем, что похлопал ладонью по сложенным страницам письма.

— Мне бы понадобилось много времени, чтобы убедить вас, что, избавившись от Барбу, мы не избавились еще от агента Абвера, — быстро возразил Уля Михай. — От агента, про которого Барбу пишет жене, что сам черт не смог бы заподозрить его. Черт не может его заподозрить, а мы должны найти. Да еще подумать над тем, что могут означать эти слова. Почему «сам черт не заподозрит»? Потому, что благодаря своему чину и положению он вне всякого подозрения? Или «сам черт не заподозрит» потому, что это личность, лишенная всякого значения, какой-нибудь невзрачный солдатик?

— В первом случае, — уточнил Уля Михай, — под подозрение попадает господин капитан Смеу, вы, начальник штаба и вообще все офицеры. Во втором случае — все младшие командиры и личный состав вспомогательных служб, в том числе денщики и вестовые, иначе — всё управление дивизии. Идти по этому пути — значит искать иголку в возе сена. Не так ли?

Капитан Георгиу не ответил. Он лишь пожал плечами.

Тогда Уля Михай ответил себе сам:

— И всё-таки, это единственная нить, которая у нас есть, и за неимением другой мы должны использовать эту.

Он поднялся и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину, погрузившись в свои мысли.

Капитан Георгиу провожал его взглядом, в котором можно было прочитать зависть.

— Господин капитан, у меня к вам просьба! — заговорил спустя некоторое время Уля Михай. — Я бы хотел, чтобы никто, кроме меня, вас и господина генерала, не знал о существовании письма Барбу. Может быть, это пожелание покажется странным. Но мы не можем совершенно не учитывать намек, содержащийся в письме Барбу, каким бы неясным он нам ни показался. Это с одной стороны. С другой стороны, если действительно, как я предполагаю, агент Абвера пожертвовал Барбу, чтобы поводить нас за нос, будет лучше, если мы дадим ему возможность потешиться этим самообманом.

— Даже начальник штаба не должен знать?

— Даже он!

— И Смеу мы ничего не скажем?

— Нет. Если начальник штаба не должен знать, тем более это касается господина капитана Смеу. Для него я остаюсь простым шифровальщиком.

— Хорошо, сударь, если вы так настаиваете… Что касается начальника штаба, следует узнать о согласии генерала.

— Есть еще одно, господин капитан!

— Пожалуйста! Я слушаю…

— Прошу вас, напомните господину генералу, что он обещал вернуть мне чин капрала.

— Хорошо, я ему напомню. Но скажите, почему вы хотите обязательно получить обратно свой чин? Что это может для вас значить?

— Ничего особенного. Но хорошо, чтобы все знали, что я примерный шифровальщик, который к тому же проявил смелость и инициативу.

— Я не совсем понимаю, зачем вам это нужно, но не настаиваю на объяснениях. Теперь я иду к господину генералу, чтобы проинформировать его обо всем случившемся и узнать о его решении.

— Вы позволите мне выйти раньше?.. — На пороге Уля Михай повернулся и добавил: — Еще раз, господин капитан, прошу вас не забыть и напомнить о моем чине капрала.

БУТЫЛОЧКА С «ВАЛЕРЬЯНКОЙ»

На следующий день в кабинете генерала Попинкариу происходил следующий разговор между ним и капитаном Смеу:

— Садитесь, Смеу! Ну, что нового у шифровальщиков? Как идут дела?

— Как обычно, господин генерал. Плохо, что у меня осталось всего четыре человека и, когда бывает большая нагрузка, я могу работать только в одну смену. В последние дни ребята просто измотались, тем более, что и Ули не было. С тех пор как он вернулся, у меня хоть один человек есть в запасе. Придется мне, господин генерал, просить об укомплектовании второй группы.

— Из строевых частей людей и не просите, всё равно не дам. Берите из тыловиков.

— Но пока они там раскачаются, война кончится, господин генерал.

— Ничего не могу поделать, Смеу. Из строевой части нельзя брать ни одного человека. И так тыловикам придется сократиться. Кое-кого из них мы отправили на передовую. Скажите спасибо, что та история благополучно закончилась. Если бы негодяю Барбу удалось перебраться к противнику, могло бы быть очень скверно. Вы отдаете себе отчет, что бы произошло?..

— Все наша коды стали бы неприемлемы.

— Да. Но я вас вызвал не для этого разговора. Вот здесь у меня совершенно секретный пакет, который нужно передать только в собственные руки генерала Войнеску. Я подумал о вас. Сейчас ведь у вас не так много работы?

— Господии генерал, благодарю за доверие.

— Не надо меня благодарить. Я хорошо знаю своих офицеров и знаю, на кого из них могу положиться. Кстати, могу вам сказать, что весьма доволен вашей работой в отделе. Идея ареста Барбу в значительной мере исходила от вас. То, что потом случилось — случилось… это уж другое дело. Мы можем быть довольны, что в конце концов он получил по заслугам.

Ничего не ответив, капитан Смеу поклонился. Он был польщен похвалой генерала.

— Значит, так, — продолжал генерал, — вы отправитесь в штаб «Орла» и передадите конверт прямо в руки господина генерала Войнеску. Ответа не ждите, потому что его не будет. Возьмите машину, и за два часа вы доберетесь туда и обратно. Возьмите пакет, — и он протянул Смеу большой конверт с несколькими печатями на нем.


Пока в кабинете генерала происходил этот разговор, в кабинете капитана Георгиу заместитель начальника штаба по тылу капитан Медреа мрачно выслушивал то, что говорил ему капитан Георгиу.

— Дорогой Медреа, господин генерал очень недоволен тем, как ты командуешь своими людьми. Ты просто-напросто позволяешь им валять дурака. У тебя целая армия денщиков, вестовых, поваров, шофёров и не знаю кого там еще. И все они целыми днями ничего не делают, шляются по городу, расхлестанные, небритые, с нечищенными ботинками, черт знает в каком виде. Мы компрометируем себя перед местными жителями. Несмотря на приказ господина генерала ежедневно собирать их всех на два-три часа и проводить занятия, ты даешь им полную волю.

Капитан Медреа ударил себя по голенищу пилоткой и возразил:

— С кем мне проводить занятия, дорогой Георгиу? С писарями?

— Оставь писарей в покое. У них хватает работы в штабе. Ты хорошо знаешь, что ни один из них не ложится раньше полуночи.

— Тогда с денщиками? С вестовыми?

— С ними.

— Но ведь когда я пытаюсь вытащить их на занятия, не вы ли все начинаете трезвонить мне по телефону: «Моего сегодня не трогай, он должен выгладить мне белье». Разве и ты не поступаешь так же? А если я не могу забрать денщика ни у тебя, ни у Смеу, ни у Братоловяну, так с кем же мне проводить занятия? Если случается, что заболевает вестовой и попадает в санчасть, немедленно раздается звонок: «Медреа, что там со Станом случилось?» — «Он болен, лежит в санчасти». — «У тебя некем его заменить? Мне нужен вестовой». Давай говорить серьезно. Если господин генерал хочет, чтобы я проводил с ними занятия, пусть запретит вам задерживать под любым предлогом своих денщиков и вестовых. Вы так оберегаете своих людей, будто у них от двух-трехчасовых занятий желчный пузырь лопнет.