Рабби шепнул ей:
— Сколько ему заплатить?
— Я заплачу, — твердо сказала она, — потом вернешь. Тебя он может надуть.
Пока носильщик заканчивал с чемоданами, к рабби подошел моложавый человек в длинном кафтане и широкополой черной фетровой шляпе ортодокса, с густой бородой и длинными, тщательно завитыми пейсами. Он спросил на идиш:
— Вы из Америки?
— Да.
— Вы, наверно, здесь впервые?
— Да.
— Тогда я уверен, что вы бы хотели, чтобы вашим первым действием на этой святой земле был акт милосердия. Я собираю на иешиву[24]…
Расплачиваясь с носильщиком, Гитель нечаянно услышала это и разразилась речью на иврите:
— Постеснялся бы! Человек впервые в стране, только что приземлился, и на него тут же налетают всякие шнорреры[25]. Какое у него будет впечатление о нас? — Она втолкнула рабби в машину и села за руль. — Кроме того, — продолжала она через открытое окно, — этот человек — известный раввин в Америке. — И, включив передачу, дала прощальный залп: — Он сам этим занимается.
Когда они отъехали, рабби возразил:
— Я не собираю средства. В Америке раввины этим не занимаются.
Она повернулась и похлопала его по плечу, чуть не столкнувшись при этом с другой машиной.
— Знаю, знаю, но это единственный аргумент, который действует на таких типов.
По дороге Гитель с пулеметной скоростью безостановочно комментировала все, мимо чего они проезжали.
— Эта роща — десять лет назад здесь не было ничего, кроме камней и песка… Вон там, прямо за этим домом — его тогда еще не было — арабы напали из засады на моего хорошего друга и хладнокровно расстреляли его… Эта дорога ведет к поселению. В сорок восьмом на него напали. Три человека с одним автоматом удерживали целую роту, пока не смогли переправить детей в безопасное место… Мы выращиваем цветы на экспорт… В прошлом году наши агрономы опробовали новое удобрение, которое удвоило урожай на акр — фантастика!.. Вот поля арабов. Мы научили их защищать рассаду пластиком. Это увеличило производительность в четыре раза… Там, сзади, арабская деревня. Древняя! Вы не поверите, сколько здесь было грязи и болезней… Трахома и гастроэнтерит были повсюду. Летом дети умирали, как мухи. Потом мы открыли там клинику. Сначала они не доверяли нам. Лечение должно было проходить на виду у всего семейства. Когда мы давали им пилюли, они начинали меняться — даю две белых за одну красную — так вот. Но постепенно они научились, и дети больше не умирают. Некоторые молодые люди пользуются государственной помощью и когда женятся, строят современные дома, вместо того, чтобы пристраивать комнату к старому… Цементный завод. Они работают круглосуточно — три смены в день…
— Палатка, — воскликнул Джонатан, — и козы.
— Бедуины. Они пригоняют свои стада на пятачок свободной земли, ставят палатку и остаются на пару дней или на неделю, пока не останется ни клочка зелени. Потом идут дальше. Овцы бедуинов — одна из основных причин ухудшения земли за эти годы. Они съедают все под корень… Это танки, арабские танки и броневики. Мы оставили их там как напоминание. Мы захватили их в перестрелке. Мы были готовы. Потом столкнули их с дороги, и с тех пор они там. В кибуце[26] за тем поворотом есть еще несколько — их покрасили в яркие цвета. В них играют дети.
Пейзаж, не считая редких пальм или кактусов, напоминавших, что они в субтропиках, был непримечателен: плоская равнина с маленькими возделанными полями. Но вскоре дорога начала подниматься длинными, закрученными петлями, и пейзаж заметно изменился. Они приближались к Иерусалиму, и везде вокруг них были древние холмы, холм за холмом, бесплодные и покрытые камнями, кроме маленьких пятен зелени в тех местах, где склон был очищен от камней, использованных для постройки террас.
— Даже камни выглядят старыми и уставшими, — воскликнул рабби.
— Все это кажется таким истощенным и… и бесплодным, — сказала Мириам.
— Когда-то это была земля, текущая молоком и медом, — сурово сказала Гитель, — и она опять будет такой.
Они ожидали, что город появится перед ними внезапно, эффектно, окруженный стеной город, как на фотографиях, но дорога, по которой они ехали, шла мимо случайных кучек домов, проходила через арабские поселения, где дома прилегали один к другому, как в индейских поселках, и через более современные еврейские поселения; постепенно поселения становились все ближе и ближе одно к другому, пока ряд зданий не стал почти непрерывным, и им стало ясно без объяснения Гитель, что они в городе.
Они петляли по узким улицам с маленькими, убогими лавками, заполненным маленькими европейскими автомобилями, где на тротуарах было полно людей. Разочарованные первым впечатлением от города, они нетерпеливо разглядывали прохожих, показывая друг другу на все новое и необычное: на хасида[27] в широкополой черной шляпе, длинном кафтане и брюках, заправленных в чулки; на группу солдат с автоматами, переброшенными через плечо или болтающимися на пальце, продетом в спусковую скобу; на араба в черно-белой куфие, обвязанной двойным черным шнуром. Потом они повернули за угол и попали на более широкую улицу, где здания стояли только по одной стороне; с другой земля ниспадала в широкую долину, и за ней, на расстоянии, лежал древний, окруженный стеной город, похожий на картинку в детской книжке.
Гитель остановила машину.
— А вот и Старый Город. Любуйтесь.
— Это так красиво!
Рабби не сказал ничего, но глаза его сияли.
— Мы будем жить далеко отсюда? — спросила Мириам.
— Прямо за углом. Вы будете видеть это каждый день, и вам не надоест.
Глава XII
Отец и сын обменялись рукопожатиями, похлопали друг друга по спинам и отступили назад, разглядывая один другого. Дэн Стедман действительно думал пообедать в «Гриле», где он наверняка мог бы показать сыну важных людей — жену английского консула, первого секретаря американского посольства. Он вовсе не собирался хвастаться своими знакомствами, но ему так хотелось произвести на сына хорошее впечатление. Потом по той же самой причине он передумал: знакомые могли подойти поговорить, а он хотел, чтобы сегодня вечером сын принадлежал только ему.
Когда он увидел, как одет Рой, то был вдвойне доволен, что не заказал столик в «Гриле»: одежда мальчика, безусловно, вызвала бы возражения у Аврама, метрдотеля. Поэтому он предложил пойти в клуб художников, что оказалось удачным выбором, поскольку некоторые молодые люди были одеты почти так же, как его сын.
Дэн рассказал Рою новости о матери, дяде Хьюго и тете Бетти, о том, что происходит в Штатах, о тамошней погоде — «самая плохая зима за многие годы. Ты не представляешь, как тебе повезло, что ты здесь» — и о собственных ближайших планах: «Я проведу какое-то время в Иерусалиме, потом поеду в другие большие города — Хайфу, Тель-Авив и в какие-нибудь поменьше, может быть, даже в мошавы[28] и кибуцы». Но могут быть проблемы с транспортом: — «Покупка новой машины займет пару месяцев, а аренда обойдется слишком дорого».
— Почему бы тебе не купить хорошую подержанную?
— Не все так просто с этими подержанными. Покупаешь кота в мешке, а если приглашаешь эксперта, где гарантия, что он не в сговоре с продавцом?
— Есть такой парень, Мимавет, он помещает объявления в «Джерузалем Пост», может, и в ивритских газетах, но я их не читаю. Он посредничает при покупке и продаже автомобилей. При нынешнем положении вещей очень вероятно, что когда ты будешь его продавать, то получишь больше, чем заплатил.
— Мимавет? Забавное имя.
— Да, в переводе «от смерти», правильно? У меня неважный иврит, но это я знаю.
— Правильно. Можно к нему заглянуть. Я уже немного поискал — не здесь, в Тель-Авиве, — но пока видел только кучу драндулетов.
— О? И давно ты здесь, папа?
Дэн покраснел, затем весело сказал:
— Да, пару дней. Решил навестить кое-кого из знакомых в Тель-Авиве, разделаться с этим, прежде чем ехать к тебе в Иерусалим. Ты понимаешь.
— Конечно. — На самом деле Рой ничего не понял, но не видел смысла делать из этого проблему. Ему пришло в голову, что «знакомые», которых навещал его отец, могли оказаться женщиной.
— Мама говорила, что ты несчастлив, — сказал Дэн, чтобы сменить тему.
— Понимаешь, здешние парни — и чувихи тоже — все они такие крутые герои. Ты знаешь, как в Штатах представляют себе техасцев. Так вот, это еврейские техасцы. Можно подумать, что каждый из них лично выиграл Шестидневную войну[29]. Они постоянно спрашивают, как тебе нравится Израиль. И если ты из кожи вон лезешь, рассказывая им, какая у них замечательная страна и какие замечательные они сами, — а некоторые американские студенты так и делают, — они или ухмыляются, вроде как от смущения, или смотрят так, будто ты попал в самую точку, хотя у тебя остается впечатление, что они немного удивлены, как это придурок вроде тебя может оказаться таким понятливым. Но если тебе, не дай Бог, случится хоть капельку покритиковать что-то в их драгоценной стране — например, людей, развешивающих простыни на фасадах и выколачивающих ковры прямо на главной улице, или этих бесконечных попрошаек, — они набрасываются на тебя со страшной силой и объясняют, что так и должно быть, или просто — это предписано Торой. Вот как с нищими, например. Я сказал как-то, что кто-нибудь всегда просит денег, а этот парень говорит, что поскольку в Торе сказано, что ты должен подавать милостыню, эти ребята оказывают важную услугу, принимая ее. Они, вроде, предоставляют тебе возможность заработать благословение.
Отец засмеялся.
— Конечно, новая страна…
— Да, но это не единственная страна, и остальной мир создан не только для того, чтобы помогать им. И они всегда нападают на тебя. Почему Америка полезла во Вьетнам? Почему мы плохо обращаемся с чернокожими? Почему мы не делаем чего-то для бедных? Почему мы позволяем загрязнять наши реки и озера? Тебе все время приходится обороняться.