Не знаю, сколько я так бежал, точно не меньше часа. Через какое-то время я уже перестал слышать егерей, то ли отстали, то ли я настолько сосредоточился на беге, что перестал замечать и своих спутников. В конце концов, я просто споткнулся и упал в снег, а когда начал подниматься, увидел что-то, взметнувшееся над моей головой и отключился — видимо, либо преследуемое мной существо, либо его сородичи попросту огрели меня по голове.
Очнувшись, я удивился. В первую очередь самому факту того, что очнулся. Странно, что это существо, кем бы оно ни было, не добило меня. А находился я в какой-то пещере, лежа на подстилке из еловых лап. Рядом сидел и лыбился во все оставшиеся двадцать два зуба Лосев. А он-то откуда тут взялся? Это сколько ж я в отрубе проваляться умудрился?
— Где?.. — с трудом прохрипел я.
— Обезьяна? Зелёная? — насмешливо уточнил Коршун.
— Белая. Снежник.
— Тю, Кручёный, ну даёшь, уже и название зверушкам придумал, — хохотнул сержант. — Вставай уж, герой дня, залежался.
Лосев сунул мне в руку фляжку. В горле порядком пересохло, так что я, не задумываясь, хлебнул, да от души. Спирт обжёг глотку, так что я даже закашлялся.
— Предупреждать надо! — возмутился я.
— Зато как подскочил сразу, — хмыкнул сержант. — А то уж думали тут в сугробе и закапывать. Не хило тебя приложил этот, как его, снежник.
Опираясь на плечо Коршуна, я выбрался из пещерки.
Во дела, народу-то вокруг, солдатни едва не вся армия, будто не у Серебряного лагерь разбили, а прям тут. Это что ж получается, я за тем чудом снежным аж до самых Чёрных Пиков добежал?
— О, живой! — подбежал ко мне тот самый егерь, с которым в тройке шли. — Ну здоров ты бегать, погранец! Едва догнали. Я уж думал, ты того. Смотрю, лежишь, и обезьяна эта рядом. Я к вам, она тудыть, — мужик махнул рукой в сторону пещерки.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Если б не ты, меня б точно того.
— Не забудь капитану за меня слово замолвить, когда награждать будет, — кивнул егерь в сторону собравшихся солдат.
Я только кивнул. Награда, это завсегда хорошо. Понять бы ещё, за что. За глупость меня ещё не награждали. Это ж надо было так дурака свалять, попереть одному за чудищем снежным. Ан ничё, выкрутился всё ж.
— Давай-ка в грузовик его оттащим, — велел егерю Лосев. — Пущай в лагере в медпункте осмотрят. А то бывали случаи, получит по башке мужик, вроде оклемается, нормально всё, а потом упадёт вдруг и кирдык.
— Не надо кирдык! — возмутился я и сам ломанулся к вездеходу.
Но ноги ещё плохо держали, так что едва не навернулся. Так и пришлось тащиться, держась за сержанта и егеря. Умеет же Коршун настроение подпортить, стоило о награде размечтаться, как он про кирдык, мать его.
То ли спирт в голову ударил, то ли меня действительно хорошенько обезьяна по черепушке треснула, хрен его знает. Но весь дальнейший путь к Серебряному слился в одну смазанную картинку. Лосев о чём-то спорил с егерями, иногда хлопал меня по плечу, на что я кивал в ответ. Какой-то молодой парнишка с повязкой на руке в виде красного креста на белом фоне хлопотал подле меня. Потом я отключился.
В себя пришёл уже в лагере. Меня определили в госпиталь и, уложив на кушетку, приказали отлёживаться. Так и пролетела неделя или больше. Я отлёживался. Врачи два раза на день осматривали меня, меняли повязки, таблетки заставляли пить, в общем врачевали. Из госпиталя — огромной палатки, которую видимо, поставили в моё отсутствие — меня не выпускали, даже часовых у входа выставили. Поначалу я думал, что это мне оказана такая честь, мол, герой к награде представлен, но как выяснилось позже — я заблуждался. Уже на третий день медицинская палатка была под завязку набита ранеными солдатами. А солдатами ли?
— Слышь, Коршун, — спросил я сержанта, когда тот явился проведать меня, — что там у вас творится?
— Хреново творится, — отмахнулся он. — Снежники твои солдатню положили. Две роты, чтоб их!
Он сплюнул, и, отхлебнув из фляги, предложил мне. Я не отказался. Сделав осторожный глоток, я вернул фляжку сержанту.
— Да, но вон там, — я кивнул в сторону брезентовой перегородки, которая разделяла палатку, — вовсе не солдатня лежит.
— Спецы, — Коршун картинно воздел руку, тыча указательным пальцем в брезентовую крышу. — Специальный батальон вызвали, пока ты тут валялся. Эти хоть выживают, раненые, но живые из пещер выползают. Своё дело эти ребятушки знают! Снежников живыми добывать умудряются. А вот солдатиков жалко.
Лосев снял шапку и протёр выступившую испарину на лбу.
— Ни черта не пойму, — сказал я, приподнявшись на топчане. — Добывают?! Как живность что ли? На шкурку?! Мать же твою, Коршун, что происходит?!
— Не кипятись, Кручёный, — сержант добродушно хлопнул меня по плечу. — Наше дело маленькое: вышли, разведали, определили противника, доложили. Дальше работают спецы. Чего ты взъелся-то?
— Всё равно не понимаю, — скривился я.
— На вот, оставляю тебе, — Лосев протянул мне флягу. — Может прояснится в твоём котелке подбитом.
Не прояснилось. Ни на следующий день, ни через неделю. Наружу меня всё так же упорно не выпускали, как я ни грозился, даже в драку чуть не ввязался один раз, за что получил приличную дозу успокоительного. Плюнув на всё, я предался ничегонеделанью. Чего зря душу рвать? Выпишут, там и разберусь, что за хрень творится в лагере. Да и не о том мне стоило думать. Со всем этим кипишем я напрочь позабыл про увольнение, а после ранения и возможной боевой награды демобилизовать меня должны сразу как из госпиталя выпишут.
— Собирайся, Кручёный, — сказал мне на девятый день полевой врач Петров — редкостная скотина, я ему ещё не простил дозу снотворного. — Дуй в штаб, там тебя Сомов уже второй день дожидается.
— Как второй?! — вспылил я. — Чего же ты, гадина, меня тут маринуешь, как селёдку в бочке?!
— Не до тебя, погранец, мне было, забыл, — отмахнулся Петров и, бросив на топчан мои документы, скрылся за перегородкой.
Вот уж скотина, так скотина! Забыл? Ну я ему забуду, попадись только мне на глаза. Крыса тыловая! Наспех собравшись, я ткнул в морду часовым документами и выскочил из ненавистной медицинской палатки. Вдохнул полной грудью свежий морозный воздух и в буквальном смысле опьянел, меня даже качнуло в сторону.
— Даров, герой! — окликнул меня кто-то.
Я обернулся. Старый знакомый или новый? Я ещё не разобрался. Но тем не менее это был второй егерь из нашей тройки. Вот блин, а я даже имени его не знал.
— И тебе не кашлять, эээ, — замялся я.
— Васькой меня кличут, — расплылся в улыбке егерь и протянул руку для приветствия.
— Кручёный, ну или Алекс Горин, — я пожал ему руку. — Какие новости с фронта?
— Долбят снежников потихоньку. Выкуривают мартышек из пещер, в общем. Спецы приноровились к тактике мохнатых. Теперь малой кровью обходятся. Не то, что первая партия. Жаль ребят, молодые были.
— Да уж, — кивнул я. — Только не пойму, с чего же было не подождать хвалёных спецов? Мы вроде справились с задачей — нашли этих снежников, — я непроизвольно потёр больное место, хорошо же меня треснула обезьяна. — Так они сразу молодых необстрелянных в бой кинули.
— Не знаю я, Кручёный, подробностей. Нам, как и вам, рассказали явно не всё. Задачу поставили и вперёд, остальное волновать не должно, — пожал егерь плечами.
— Это точно, — согласился я, вспомнив инструктаж. — Ну а на кой ляд им эти мохнатые понадобились? Я пока в госпитале валялся, даже носа высунуть не мог, Петров, мать его, постарался!
— А шут его знает, — егерь снова пожал плечами. — Слухи ходят, на работы привлекать будут.
— На какие такие работы можно привлечь озлобленных диких обезьян? — удивился я.
— Мне это неведомо, погранец. Да и тебе советую нос не совать.
Темнит что-то егерь, ой темнит.
— Ладно, паря, мне в штаб пора. Сомов, говорят, второй день меня дожидается. Бывай.
— Береги себя, — егерь улыбнулся и, хлопнув меня по плечу, отправился по своим делам.
Я же побрёл к штабу, но решил идти не напрямик, а сделал небольшой крюк. Надо было и осмотреться. Всё-таки за девять дней в лагере многое изменилось. Количество армейских палаток выросло чуть ли не в десять раз, а быть может и больше. Повсюду, куда ни глянь, суетились здоровые лоси, иначе верзил из специального батальона и не назовёшь. Все как на подбор. Я невольно проникся уважением к этим бойцам. Добывать снежников в узких пещерных коридорах — это вам не по оленям из вездеходов палить. Уж я-то успел с обезьянками познакомиться лично.
— Стой! Мать твою, куда прёшься, погранец! — окрикнули меня. — Задавят же!
Я обернулся и чудом успел отскочить. Колона вездеходов с рёвом выскочила из-за косогора и буквально ворвалась в лагерь.
— Какого хрена?! — вспылил я, но тут же умолк.
Из машин стали выбираться злые бойцы. Выражения их лиц не сулило мне чего-то хорошего, а получить снова по маковке как-то не улыбалось. Я поспешно ретировался, краем глаза отметив, что два грузовика были плотно набиты снежниками. В буквальном смысле набиты! Я было подумал, что это мёртвый груз, но обезьяны скорее всего были без сознания, так как некоторые из них всё же шевелились, когда их запихивали в клетки, которые уже дожидались пленников.
Побродив ещё немного по лагерю, я упёрся в штабную палатку. Постояв немного в нерешительности, показал часовым документы и, дождавшись разрешения, вошёл внутрь. В нос тут же ударил едкий запах бензина смешанный с не менее едким запахом табачного дыма. Да, тут было накурено. Сомов и ещё пяток старших офицеров о чём-то громко спорили. Я решил обождать и уселся подле входа на деревянную лавку.
— А вот ты где, обыскался уже, — в штабную палатку ввалился не кто иной, как Коршун. — Ждёшь?
— Угу, — кивнул я.
— Ну, тогда подождём, — сержант сел рядом со мной. — Знаешь уже, зачем вызвали?
— Без понятия, — пожал я плечами. — А ты тут за каким?
— Вызвали, — односложно ответил Лосев и покосился в сторону офицеров. — О! Зовут. Идём, Кручёный.