с: «Что можно сделать в интересах этих людей, как улучшить здоровье отдельного человека и всего общества?» Голден считает, что мы должны осмысливать проблему комплексно, особенно если речь идет о взаимодействии с той частью населения, которая больше других подвержена риску. Поскольку сифилис и ВИЧ часто соседствуют, Голден полагает, что возможность повлиять на распространение сифилиса может положительным образом сказаться на профилактике ВИЧ и наблюдении за пациентами с этим вирусом.
«Я думаю, партнерский сервис по сифилису – отличный способ рассказать о преимуществах доконтактной профилактики ВИЧ (ДКП)… возможно, в некоторых местах она поможет выявить ВИЧ-положительных, но не состоящих на медицинском учете людей». Однако учитывая, что в эпоху интернета выяснить настоящие имена партнеров и установить их местоположение трудно, он понимает, что партнерский сервис имеет на распространение сифилиса очень скромное влияние.
Сегодня, в эпоху мобильных приложений, на федеральном уровне обсуждают, должны ли вездесущие департаменты здравоохранения и дальше извещать партнеров пациентов о заражении ИППП, особенно гомосексуалистов, на долю которых приходится большая часть заражений. Те, кто поддерживает эту практику, упирают на то, что преимущества, которые служба дает пациентам и их партнерам, ее полностью оправдывают. Противники высказывают мысль о том, что информирование партнеров не снижает общий уровень заражения (даже при том, что других альтернатив-то и нет). Несмотря на то что информирование партнеров применяется с 1930-х годов, никто не проводил глубокого изучения этой практики. По данном кокрановского исследования 2013 года, нет достаточно обширной доказательной базы, позволяющей судить о том, как уведомление партнеров департаментом здравоохранения влияет на снижение распространения ИППП22.
Наконец, встает вопрос финансирования. По данным Дэвида Харли (David Harley), руководителя национальной коалиции глав департаментов по контролю и профилактике ИППП, «[в 2018 году] финансирование закупок сократилось на 40 %. Это означает, что департаменты штатов и местные департаменты здравоохранения, которые реализуют программы ИППП в основном при поддержке федерального финансирования, работают с теми же бюджетами, что и пятнадцать лет назад».
Сегодня на улицах работает меньше СИЗов, чем в 2003 году, и им гораздо сложнее разыскивать партнеров пациентов. Голден считает, что «ресурсы, которыми сегодня располагают партнерские службы, не соответствуют масштабу проблемы, с которой эти службы призваны бороться».
Эпидемия ИППП набирает темпы, и на переднем плане борьбы с нею необходимы СИЗы, способные докапываться до истины. У них тяжелая работа, процесс розыска и информирования партнеров не совершенен, однако эту деятельность нужно продолжать, пока не появятся альтернативы получше. Но должны ли СИЗы прочесывать улицы в поисках сексуальных партнеров пациентов? Может, им нужно работать в интернете и использовать дейтинг-приложения для поиска нулевых пациентов и их партнеров? Будущее извещения партнеров о заражении ИППП остается туманным, но какой бы метод ни был выбран, сегодня СИЗам приходится толкать свои валуны в гору, препоясав чресла: гора становится все круче, и карабкаться по ней – все труднее.
Глава седьмаяСифилис на оба ваших домаО загадках и хворях сифилиса
Сделаем сифилис снова великим
Из недр дома доносятся душераздирающие вопли.
Обычная история – братья опять что-то не поделили. Никакого логического объяснения этому нет – в подвале, превращенном в игровую комнату, столько игрушек, что каждый из них ежедневно на протяжении многих недель может играть с новой и ему не придется делиться с братом. Но какая тут логика, когда каждый считает, что «это мое, отдай».
Крики не стихают. Опасаясь развязки в духе Каина и Авеля, я свешиваюсь с лестницы посмотреть, что происходит. Два мальчика (восьми и трех лет) дерутся за плюшевого зверя – розового, свернувшегося кольцами червяка с черными глазками-бусинками. На ярлычке существа значится слово «сифилис», написанное на шести языках. Мои дети борются за игрушку в форме возбудителя ИППП, увеличенного в миллион раз относительно истинного размера.
– Мама! Зейн не отдает мне сифилис!
– Он мой! У тебя герпес есть!
– Не хочу герпес, хочу сифилис!
– Не жадничай! Поделись со мной!
– Нет! Мое!!
(Вопли не стихают.)
Вообще-то это все мои игрушки. Я купила несколько мягких игрушек в форме возбудителей ИППП и повесила их на стену в кабинете, как охотник трофеи, но однажды, когда я взяла сыновей на работу, они их украли; мягкие возбудители инфекций стали желанными трофеями в играх и любимыми компаньонами в спальне. Теперь я живу в страхе услышать, как дети рассказывают людям, что от мамы им достались сифилис, гонорея и герпес.
Старший брат неохотно отдал мягкую игрушку-сифилис младшему, но он так ею дорожил, что я предложила ему купить другую.
– Может, купить еще один сифилис?
– Да. А еще я хочу норовирус и, наверное, кишечную палочку. Может, мне их Санта в этом году на Новый год подарит?
– Да, уверена, Санте это под силу.
Наверное, мои дети – единственные парни в мире, которым нужен сифилис. Все остальные, у кого я его находила, по отношению к инфекции были настроены негативно: они расстраивались, смущались, им было стыдно.
Сифилис считается одной из самых древних венерических болезней; этот зонтичный термин также подразумевает гонорею и такие редкие, вызывающие язвы ИППП, как донованоз, или венерическая гранулема, и шанкроид. Сам термин – «венерические» – вызывает негативные ассоциации с распутством, или неразборчивостью в связях. Из всех венерических болезней именно сифилис – болезнь, уродующая внешность и способная привести к летальному исходу, – считался самым постыдным.
Стыд и позор, окружающие сифилис, появились много веков назад; начнем с того, что никто так и не взял на себя ответственность за знакомство населения с этой инфекцией. Когда в 1495 году в Италии разразилась первая из зарегистрированных вспышек сифилиса, итальянцы быстро нашли виноватых – вторгшихся в страну французов, поэтому болезнь так и стали назвать «французской». Когда болезнь поразила Испанию, врач Христофора Колумба обвинил в этом коренных американцев, населявших Новый Свет. К 1500 году сифилис распространился по всей Западной Европе и добрался до Скандинавских стран, Польши и России. Европейцы привезли инфекцию в Индию, в 1520 году сифилис добрался до Африки, Китая и Японии1.
По мере того как инфекция захватывала все новые и новые территории, в каждой стране ей давали новое название, содержащее прямое указание того, кто виноват в ее появлении, зачастую – одного из врагов. Англичане вместе с итальянцами называли сифилис французской болезнью, русские – польской, индусы винили португальцев, таитяне – британцев, японцы называли сифилис китайской оспой. Сифилис стал той горячей картошкой, которую никто не хотел держать в руках и перекидывал другому.
Независимо от того, кто был виновен в первой эпидемии сифилиса в Италии, она посеяла хаос среди населения. Сколько жизней тогда унесла болезнь, доподлинно неизвестно, но, по мнению историка Джона Аррицабалаги (Jon Arrizabalaga), автора «Великой оспы», случаев было так много, что потребовалось создать отдельную систему больниц для incurabili – неизлечимо больных сифилисом нищих, которых в обычных больницах принимать отказывались2.
Но огромное число заболевших было только частью проблемы. Симптомы французской болезни, описанные историками во время вспышки, были намного серьезнее тех, что мы наблюдаем у заболевших сегодня. Итальянский священник Сер Томмасо ди Сильвестро оставил подробное описание симптомов заболевания, которым страдал он сам. В «Великой оспе» его страдания описываются так: «Вся голова у меня покрылась болячками и корками, боли распространились на правую и левую руку… от плеча к запястью кости болели так, что я никак не мог найти покоя. Потом разболелось правое колено, оно покрылось фурункулами и спереди, и сзади».
С первой эпидемии прошло пять с лишним веков, и сейчас течение инфекции стало гораздо мягче, но это заболевание по-прежнему остается таким же сложным, как раньше. В медицине сифилис называют великим имитатором, потому что он умеет маскироваться под сотни других заболеваний, способен прикинуться чем угодно или вообще никак себя не проявлять. Отец современной медицины, сэр Уильям Ослер (Sir William Osler), подчеркивал, как сложно распознать болезнь. Сегодня одно из его высказываний часто цитируют преподаватели медицинских вузов: «Сифилис нужно знать во всех его проявлениях и отношениях, а все остальное вы обнаружите клинически»3.
Во времена Ослера врачу было легче понять, что у пациента сифилис, просто потому, что случаев заражения было больше. В речи, произнесенной на заседании Медицинского общества в Лондоне, Ослер сообщил, что в 1915 году в Великобритании сифилис унес жизни примерно 60 тысяч взрослых и от 15 до 20 тысяч детей4. Инструменты для контроля над распространением болезни были, включая анализ на антитела (реакция Вассермана), появилось и эффективное – пусть и не идеальное – лечение. В то время выпускался препарат «Сальварсан» – он был намного лучше токсичной ртути, которой раньше лечили сифилис, и избавлял от болезни, правда, содержал мышьяк, так что у пациентов возникали поражения печени, а некоторые даже умирали. Кроме того, сальварсан был дорогим, а курсы приема нужно было повторять несколько раз в течение года.
Но лечение было не самой большой проблемой. Ослер утверждал, что самым большим барьером на пути избавления общества от сифилиса было «многовековое замалчивание, в результате которого обсуждение венерической болезни превратилось в табу». По мнению Ослера, пациенты так боялись этого диагноза, что не обращались ни в больницы, ни к семейным врачам. Завеса тайны, окружавшая сифилис, не позволяла провести точный подсчет случаев заболевания и смертей от инфекции. Ослер полагал, что реальные показатели смертности были намного выше официальной статистики, данные которой он считал заниженными. Как и в первые месяцы эпидемии СПИДа, причиной смерти пациентов с сифилисом указывали что угодно, только не инфекцию, которая к ней фактически привела. Ослер высказался так: «Для статистики сифилис был настоящей бедой, такой диагноз боялись ставить даже умершим, случаи регистрировались повсеместно, только болезнь ее настоящим именем не называли».