О гватемальских экспериментах так никто и не узнал бы, если бы не Сьюзан Ревербай (Susan Reverby), профессор истории из Колледжа Уэллсли. В 2008 году, собирая материал для книги «Изучая произошедшее в Таскиги», Ревербай копалась в записках Катлера, которые хранятся в архиве библиотеки Университета Питтсбурга – когда-то Катлер возглавлял магистратуру факультета здравоохранения этого университета. Новых документов об экспериментах в Таскиги Ревербай не нашла, зато обнаружила больше 12 тысяч страниц заметок, посвященных исследованиям в Гватемале, которые были озаглавлены «Опыты по заражению людей сифилисом, гонореей и шанкроидом»5. Заметки включали в себя переписку между Катлером и его коллегами, отчеты из лабораторий ученых, проводивших эксперименты, а также графический материал (фотографии).
Ревербай была шокирована. Катлер передал эти документы университету в 1990 году, и почти 20 лет они хранились в архиве. Любой мог их обнаружить, но этого не случилось. Она тщательно проанализировала заметки Катлера и законспектировала все найденное. В мае 2010 года Ревербай представила результаты этой работы перед скромной аудиторией – 20 историками, членами Американской ассоциации истории медицины. В начале 2011 года она планировала опубликовать статью с результатами своих изысканий в журнале, посвященном политической истории.
Работа Ревербай так и не вышла бы за рамки узкой ниши академической науки, не покажи она черновик своей статьи Дэвиду Сенсеру (David Sencer), бывшему директору Центров по контролю и профилактике заболеваемости США, с которым она беседовала, когда готовила книгу об экспериментах в Таскиги. Он был обеспокоен тем, что обнаружила Ревербай, и передал материал руководству Центров, а оттуда – в Университет Питтсбурга одному из специалистов: собранную Ревербай информацию нужно было проверить. Материал Ревербай и отчет эксперта Центров отправляли в одну вышестоящую инстанцию за другой, и летом 2010 года документы наконец оказались в Белом доме.
1 октября 2010 года президент США Барак Обама позвонил президенту Гватемалы Альваро Колому, принес извинения и потребовал начать официальное расследование. Затем, в сентябре 2011 года, Президентская комиссия по изучению проблем биоэтики опубликовала отчет под названием «Невозможно по соображениям этики», в котором объяснялось, как в экспериментах, финансируемых правительством, Катлеру удалось использовать представителей практически всех групп, относимых к числу уязвимых: заключенных, военнослужащих, детей, психически больных, неимущих и необразованных6.
С сегодняшней точки зрения эксперименты в Гватемале абсолютно бесчеловечны, но неужели в то время такие опыты были делом обычным? Судя по переписке, которую ученые и их коллеги вели во время проведения экспериментов, становится ясно, что они сами и, возможно, главный санитарный врач понимали, по какому скользкому пути идут.
Февраль 1947 года, Роберт Дж. Коутни (G. Robert Coatney; маляриолог, Национальный научно-исследовательский совет США) Катлеру:
Как вы знаете, [доктор Парран] очень интересуется проектом, у него так весело глаза заблестели, когда он сказал: «Знаете, в нашей стране проводить такие опыты нельзя». [В 1947 году Томас Парран был главным санитарным врачом США.]
Июнь 1947 года, Катлер – Махони:
Крайне важно как можно меньше рассказывать об этом проекте. Даже несколько слов, сказанных не тому, кому нужно, пусть и в домашней обстановке, могут поставить под угрозу всю нашу работу или ее часть. Мы выяснили, что об этом проекте говорят больше, чем [так в исходном тексте] нам хотелось бы, и о нашей работе становится известно в самых разных кругах.
Апрель 1948 года, Ричард Арнольд (Richard Arnold; исследователь пенициллина) Катлеру:
Я немного – нет, какое там немного – скептически отношусь к экспериментам над сумасшедшими. Они не могут дать согласия, не понимают, что происходит, и если какая-нибудь добродетельная организация узнает, откуда дует ветер, она поднимает такой шум. Думаю, лучше использовать солдат или заключенных, которые могут дать свое согласие на участие7.
В отличие от жертв экспериментов в Таскиги, ни участники исследования в Гватемале, ни их семьи не получили от американского правительства никаких льгот или медицинской помощи. В 2012 году несколько жителей Гватемалы подали иски против правительства США, но они были отклонены на основании иммунитета суверенного государства от гражданской ответственности согласно Закону о нарушениях законных прав федеральными органами, который «запрещает подавать иски в причинении вреда на территории иностранного государства, независимо от того, где произошло вредоносное деяние или понесена потеря»8, 9.
В 2015 году жертвы экспериментов в Гватемале и их семьи подали гражданский иск к Университету Джонса Хопкинса, биофармацевтической компании Bristol-Myers Squibb и Фонду Рокфеллера на том основании, что трое сотрудников этих организаций сыграли ключевую роль в гватемальских экспериментах. Ответчики подали ходатайство об отклонении иска. В январе 2019 года судья федерального суда отклонил это ходатайство, предоставив всем участникам дела «Наследники Артуро Джирона Альвареза против Университета Джонса Хопкинса и др.» возможность высказаться в суде10. Для интернет-издания Slate журналист Сашма Субраманиан (Suchma Subramanian) взяла интервью у одного из истцов, 91-летнего Фредерико Рамоса (Frederico Ramos), который был пессимистически настроен по отношению к исходу дела: «Когда я узнал, что в этом деле замешаны американцы, я отдал свою судьбу на волю Божью. Я молился о получении хоть какой-то компенсации». В итоге он понял, что все будет «так, как Бог решит».
Несмотря на боль и страдания пациентов в Гватемале, эксперименты не дали однозначного ответа на вопрос о том, какое средство профилактики гонореи является наиболее действенным. Только начало применения пенициллина в 1940-х годах произвело революцию в сфере профилактики и лечения гонореи в военное время. Во время войны в Корее профилактика с помощью пенициллина доказала свою эффективность: антибиотик солдатам давали перед увольнениями, и в двух обследованных частях новых случаев заражения гонореей практически не было. Согласно данным майора ВМС США Марка Раснейка (Mark Rasnake), позже такую профилактику начали применять повсеместно2. Пенициллин стал тем оружием, которое обеспечило военным победу над венерической болезнью.
Но, к сожалению, радоваться победе им суждено было недолго. К началу войны во Вьетнаме полного излечения от гонореи стало возможным добиться только постоянно возрастающими дозами пенициллина. Во время войны ходили слухи о том, что в Юго-Восточной Азии солдаты заболевают неизлечимыми формами этой инфекции, правда, никто не проверял, так ли это (именно такие слухи напугали байкера Майка из главы 6). Дело в том, что ученые минобороны вообще никогда не привозили образцы гонорейных штаммов из Азии и не выясняли, действительно ли они не лечатся пенициллином. Все изменилось весной 1964 года, когда лейтенанта Кинга Холмса (King Holmes) из штата Теннесси призвали на службу на Тихоокеанский флот, который как раз направлялся прямо в радушные объятья гонореи.
Привет, моряк
За десять лет до того, как в Сиэтле Кинг Холмс начал строить целую империю по изучению ИППП, он работал ординатором медицинского центра Университета Вандербильта в городе Нашвилл, штат Теннесси. В мае 1964 года Холмсу позвонил капитан Герберт Стеклейн (Herbert Stoecklein) и предупредил о скором призыве в армию. Холмс внимательно выслушал рассказ Стеклейна о предстоящем назначении.
– Что ж, сынок, будешь служить в Чайна-лейке.[35]
– В Чайна-лейке? Вот это да, сэр. Я и не знал, что у нас есть базы в Китае.
– Никакой это не Китай. База у города Барстоу, штат Калифорния.
– Барстоу? Это же пустыня Мохаве.
В голове у Холмса все завертелось. Он тяготел к исследованиям инфекционных болезней и надеялся, что его отправят туда, где он сможет и дальше заниматься наукой, а не на военную базу в пустыне. Он попытался договориться с капитаном: «Сэр, вот если бы вы послали меня в одну из лабораторий в Японии или в подразделение профилактической медицины на Гавайях, я бы и на третий год [служить] остался».
Обдумывая предложение новобранца, Стеклейн надолго замолчал, но в итоге уступил: «Что ж, ладно. Только я буду за тобой следить. Не останешься на третий год – отправлю твой зад прямиком во Вьетнам – и не посмотрю, есть у тебя семья или нет».
Вот так счастливчик Холмс провел годы войны во Вьетнаме в чине лейтенанта подразделения профилактической медицины ВМС в городе Оаху на Гавайях. Через несколько месяцев после прибытия в часть Холмс познакомился с Дэвидом Джонсоном (David Johnson), инфекционистом Седьмого флота ВМС США, и сказал ему, что хотел бы работать инфекционистом. Через пару дней Джонсон позвонил Холмсу: «Ты серьезно про работу спрашивал?» Джонсона повысили в должности, и нужно было найти ему замену. Несколько недель у Холмса ушло на поиск того, кто возьмет на себя его медицинские обязанности, после чего он наконец занял должность инфекциониста Седьмого флота.
К тому моменту он уже слышал о моряках Тихоокеанского флота с неизлечимой гонореей, и первой задачей, которую ему предстояло решить в новой должности, было разобраться в этой ситуации. «Нам предстояло выяснить, где этих мужчин видели и чем они там занимались». Возможно, в некоторых случаях инфекция была «неизлечимой» просто потому, что у моряков была не гонорея, а какая-то другая зараза. Предстояло взять образцы материала у пациентов с гонореей, вырастить бактерии в культуре и проверить эти штаммы на устойчивость к антибиотикам. Была только одна небольшая проблема: Холмс ничего этого не умел делать. Ему еще многому предстояло научиться.