иным словом он не вышел за рамки урока, но Джейн и не заметила, как пролетело время. Ей ужасно нравился тембр его голоса. Он будто бы озарял светом сгустившуюся темноту.
— С добрыми людьми водись.
— Cum bonis ambula, — отчеканила она. Дункан прогнал ее по Катоновым наставлениям десять раз кряду, а их было ни много, ни мало пятьдесят семь. Утомленная, она решила, что пора бы им поменяться ролями: — Не смейся ни над кем.
Он рассмеялся и одобрительно хлопнул ее по коленке.
— Neminem riseris.
Она тоже зашлась смехом, подалась вперед, и вдруг ее лицо, ее губы нечаянно оказались около его губ, да так близко, что уловили его дыхание, сбившееся, как и ее собственное. Она качнулась к нему. И мазнула губами по его колючей от вечерней щетины скуле.
Он отшатнулся.
Повисло неловкое молчание.
— На сегодня достаточно. — Он встал.
Отпечаток его ладони еще горел на ее колене. Кожа еще помнила тепло его дыхания, губы еще покалывало после прикосновения к его щеке. Она не хотела отпускать его. Не сейчас.
— Ты давно не играл на гиттерн, — торопливо произнесла она. — Мне бы очень хотелось послушать.
Он молчал, и Джейн мысленно отругала себя за умоляющие интонации в голосе. Вдруг он заметил, что она ведет себя как женщина, которой не хочется расставаться с мужчиной?
— Жди здесь. — Он оставил ее одну в темноте.
Вернувшись с инструментом в руках, он взял несколько небрежных аккордов, а потом запел веселую студенческую песенку, одну из тех, что исполнял в пивной.
— Чего молчишь? Запевай, — в перерыве между куплетами сказал он, не переставая в бешеном темпе перебирать струны.
Она покачала головой.
— Я не умею. Ты продолжай. Я буду подпевать. — И прикусила язык, чтобы не запеть ненароком.
— Стесняешься своего голоса?
Он заподозрил неладное, не иначе. Не мог он оставить без внимания то, как прерывисто она задышала, какими мягкими сделались ее губы, когда она, играя с огнем, мимолетно дотронулась до него.
— Немного. — Она не знала, в каком возрасте у юношей перестает ломаться голос, и прибавила с совершенно искренним отвращением: — До сих пор тонкий, как у девчонки.
— Что ж, ладно. — Потаенный вопрос без ответа повис в воздухе.
Он снова запел, и Джейн, не разжимая дрожащих губ, принялась вслед за ним выводить мелодию. Песня была длинная. В ней говорилось о шумных попойках, о похождениях бесшабашных студентов, о духе товарищества, и каждый ее куплет оканчивался веселым восклицанием tara tantara teino. Воодушевленно отбивая такт, она пребывала в озорном восторге от этой лихой, не предназначенной для женских ушей песенки, и в совершеннейшем упоении от звучания его чудесного голоса в темноте.
Наконец, после финального tara tantara teino, Дункан в последний раз ударил по струнам, и его руки в ликующем жесте взметнулись вверх.
— Здорово поешь, — выдохнула она. — Как заправский менестрель.
Он принялся лениво перебирать струны маленькой щепочкой, сделанной из гусиного пера.
— Музыканты редко забредают на север, а зимы там длинные. Приходится развлекать себя самим.
— В твоей семье, наверное, принято петь каждый вечер.
Мелодия, всхлипнув, оборвалась. Резким движением он отложил инструмент в сторону.
— Ты не должен был навязывать себя королю.
Джейн моргнула. Она всего-то и сделала, что упомянула его семью, а он немедля отдалился от нее и выбранил. Ее захлестнула обида. Если бы он знал, кто она на самом деле! Тогда бы он понял, у кого из них двоих больше прав беседовать с королем.
— Но ведь ничего плохого не случилось. — На мгновение она задалась вопросом, что разозлит его больше, узнай он правду — ее пол или ее происхождение.
— Да что ты. А если я не успею тебя подготовить? Какое, по-твоему, мнение сложится у короля обо мне?
Она забыла о его отце. Без помощи короля его не вызволить на свободу. Своим вмешательством она легко могла все испортить.
— Прости. Я поступил необдуманно, — пробормотала она. Как можно надеяться сойти за мужчину, если все ее поступки продиктованы женской импульсивностью?
— Ты привык думать только о себе, верно?
Краска стыда опалила ее лицо и спустилась ниже, заливая шею. Ее навязчивая тяга к независимости в устах Дункана прозвучала как эгоизм. И он был прав. Сам он вел себя как настоящий мужчина и, не увиливая, нес на своих плечах груз ответственности за общежитие, за своего отца, даже за оборону границ от вторжения. А какими благими поступками могла похвастаться она сама? Чего хорошего она сделала людям? Родной сестре и той отказала в помощи.
Джейн расправила плечи. В темноте было не рассмотреть выражения его глаз, и она нащупала его руку, твердую и разгоряченную после перебора струн.
— Я сказал, что ты будешь мною гордиться. Так оно и будет. Обещаю.
Он порывисто стиснул ее пальцы, и ее сердце заколотилось, толчками разгоняя волнение вверх по руке, к горлу и дальше по всему телу, дразня перевязанные груди и угрожая выпустить ее секрет наружу, как птичку из клетки, даже если ее рот останется на замке.
Она потянула пальцы на себя, но он не ослабил рукопожатия.
— Друзья навек? — разрезал темноту его голос.
— Клянусь, — вырвалось у нее. Это слово будто бы обладало властью соединить их на всю жизнь, породить между ними узы сильнее кровных.
— Не разбрасывайся обещаниями, дружок.
Она с трудом сглотнула. Ее пальцы подрагивали в его ладони.
— Клянусь Царствием небесным, и пусть Господь будет мне свидетелем, — заговорила она, еще не зная, в чем именно будет заключаться ее клятва, но уже чувствуя, что она обяжет ее к чему-то такому, о чем до сих пор она не смела даже помыслить, — клянусь, что буду предан тебе, как брат.
На последнем слове он вздрогнул.
— Кыш отсюда. — И выронил ее руку. — Иди спать.
Прошмыгнув в спальню, она долго не ложилась. Бродила среди спящих, возвращала в памяти клятву, которая невидимой пружиной натянулась меж ними. Стремясь быть с ним рядом, она впервые в жизни дала столь серьезное обещание, да еще призвала в свидетели небо, наподобие оруженосца, обязавшегося верно служить своему рыцарю.
Брат. Это слово отчего-то потрясло его. Настоящим братьям не нужен обет преданности, ибо он связывает их с рождения. Таким обетом она была связана со своею сестрой.
И подло нарушила его.
Как могла она быть уверена, что сдержит свое слово в отношении Дункана?
И только в момент, когда она, раскатав на полу матрас, легла, и слезы медленно покатились по ее щекам, только в этот момент она поняла, что он сам в ответ ничего ей не пообещал.
Глава 7
Наутро ее ждала неожиданная встреча. Прогуливаясь по рыночной площади, она заметила в овощном ряду служанку из пивной, которую они мучили в ту злополучную ночь. Их глаза встретились, и девушка настороженно прищурилась. Она узнала ее. И быстрым шагом пошла прочь.
Джейн побежала следом, догнала ее и тронула за рукав. Девушка обернулась.
— Так полюбились их игры, что захотелось еще? — прошипела она, и ее лицо исказила злобная гримаса.
Джейн отдернула руку, словно обжегшись.
— Мне жаль, что так вышло. — А еще жальче, что не получилось их вразумить. — Так-то они неплохие ребята.
Хмуро и недоверчиво девушка склонила голову набок. Ее можно было бы назвать симпатичной, но тяготы жизни уже оставили отпечаток на ее лице, раньше срока затянув морщинками уголки невеселых карих глаз. Ходила она, шаркая ногами и ссутулив плечи, а ведь ей было не больше двадцати лет, как с изумлением поняла Джейн. Какую жизнь вела эта девушка, пока она сама, окруженная любовью, безмятежно росла дома? Вот наглядный пример того, что бывает с женщинами, брошенными на милость мужчин, подумалось ей.
— Надеюсь, тебе приплачивают за то, что ты рядишься парнем в угоду их грязным прихотям, — услышала Джейн и ее бросило в жар — и сразу в холод.
Она догадалась. Ни грубая речь, ни напускная развязность, ни туго перебинтованная грудь не провели ее. Хуже того, своим намеком на извращение, которое было трудно себе даже вообразить, она предположила, что Джейн шлюха. Худшая из всех сортов шлюх. Хуже, чем была ее мать.
Взяв девушку под локоть, она утянула ее в переулок и яростным шепотом сообщила:
— Они ничего не знают! Они думают, я на самом деле мальчик.
— Серьезно?
Девушка вытаращила глаза, а затем, схватившись за живот, запрокинула голову и захохотала, да так громко, что Джейн, опасливо озираясь, была вынуждена тоже изобразить смех, дабы со стороны казалось, будто они обмениваются шутками. Отсмеявшись, девушка привалилась к стене и перевела дух.
— И ты все время ходишь в таком виде? — полюбопытствовала она.
— Они называют меня Маленьким Джоном, — кивнула Джейн и выпрямилась под ее пытливым взглядом, стараясь не сильно выпячивать грудь. Как она выглядит в глазах того, кто знает, кого видит перед собой?
— Будто мужское платье так хорошо от них защищает? — с интересом и даже завистью спросила девушка.
От них. Словно ее друзья были какими-то чужеземными врагами. Как же объяснить, что она надела тунику и шоссы не ради того, чтобы защищаться от них, а чтобы быть с ними? За исключением, конечно, тех случаев, когда они напиваются как свиньи и пристают к женщинам.
— Они считают меня студентом. Таким же, как они сами.
— Но как же ты… — Девушка скептически осмотрела ее. — Как ты справляешь нужду и все такое?
— Я сказала, что у меня увечье, которого жутко стесняюсь. — Она упросила студентов не заходить вместе с нею в тесную и темную клетушку туалета на заднем дворе. Правда, пока не вмешался Дункан, юноши нещадно изводили ее насмешками. — Они полагают, что с возрастом я преодолею свою стеснительность.
— И давно ты нормально мылась?
Давненько…
— Я стираю, пока они на занятиях, и после по-быстрому ополаскиваюсь. Они ни о чем не догадываются.
— Одно слово — мужчины, — с презрением хмыкнула ее новая знакомая. — Не видят ничего дальше своего носа.