Тамра встретила меня шумом, смесью запахов и огромной, мощёной камнем площадью, со всех сторон окружённой добротными каменными домами; меж их стен разбегались многолучевой звездой широкие — две телеги разъедутся, — улицы. Торговые караваны, попав внутрь городских стен, растекались по этим улицам торопливым потоком. Всюду с деловыми лицами сновали люди; многоликая толпа кружилась в упорядоченном хаосе, вливаясь в улочки поуже и выливаясь из них нескончаемой рекой. Откуда-то сбоку доносился стук молота о наковальню, с другой стороны слышался зов лоточника, пахло выпечкой и пряностями.
Не задерживаясь, я направилась вглубь города — несомненно, трактир или постоялый двор без труда можно найти и прямо на этой площади, но цена на постой в нём едва ли окажется приемлемой. Я же собиралась отыскать место потише и подешевле, а потому, пройдя пару кварталов по широкой дороге, уверенно завернула в тихий боковой переулок. Чутье не подвело, и вскоре я оказалась в тупичке, маленьком подобии площади, со всех сторон прикрытом стенами домов; в дальнем конце его, призывно светя окнами, возвышалась небольшая таверна.
«Вкусная еда и дешёвый постой», — скромно гласила свежеокрашенная вывеска рядом с входом.
Привязав Буяна к имевшейся ту же коновязи, я толкнула дверь, отметив про себя, что на совесть смазанные петли не издали ни звука, и шагнула внутрь тёплого помещения.
Таверна была невелика. У дальней стены слева располагалась стойка, справа лестница вела на второй этаж, должно быть, в сдаваемые комнаты. Остальное пространство занимали аккуратные круглые столики с частоколами стульев — на удивление чистые, тщательно ошкуренные, совсем непохожие на грубую мебель тех имперских таверен, где мне довелось несколько раз заночевать.
Посетителей почти не было, лишь справа от входа восседал за кружкой то ли пива, а то ли чего покрепче, дородный мужик: наружностью он походил на небогатого купца — одежда недорогая, но ладная, чистая, седеющие, волосы тщательно зачёсаны за уши. Будем надеяться, в этой таверне и остальная публика столь же приличная.
Я прошла к дальнему от входа столу, уселась на ладный, любовно сделанный стул, довольно поёрзала, удивляясь, как хорошо неизвестный мастер зачистил деревянную поверхность — ни сучка, ни занозы. В тот же, миг, будто наблюдал за мной, появился шустрый мальчишка, на вид ровесник Артишка, подскочил, привычно выпалил:
— Чего госпожа изволит?
— А что есть? — с видом завсегдатая разнообразных таверен и харчевен поинтересовалась я.
— Эль, пиво, брага, золотое имперское и местное деревенское, — заученной скороговоркой выдал тот.
— А из еды?
— Баранина на рёбрышках, — мальчонка задумался, вспоминая — видать, гости этой таверны обычно предпочитали еде хмельные напитки, как, впрочем, и в большинстве подобных заведений. — Похлёбка с потрошками, коренья пареные.
— Неси баранину, — от осознания, что сейчас появится еда, желудок радостно заурчал. — И что-нибудь, чтоб согреться, но не напиться.
— Сию минуту, госпожа, — мальчишку как ветром сдуло, только пятки сверкнули.
Ждать и вправду не пришлось: вскоре передо мной аппетитно дымились выложенные на глиняное блюдо рёбрышки, а рядом стояла кружка какого-то ягодного варева, полностью лишённого хмеля. М-м, вкусно.
— А скажи-ка, малой, — остановила я подавальщика, собравшегося уж было шмыгнуть обратно за стойку. — Нет ли в таверне свободных комнат? И почём стоит снять?
— Есть, чего ж нет, — тут же подобрался мальчишка, — Злот в неделю. Это, госпожа, для Тамры не дорого, на ратушной площади целых пять возьмут за тот же срок. Да и готовят там плохо, по секрету вам скажу. На сколько снимать будете?
Я усмехнулась — хороший из мальца трактирщик вырастет, хваткий, смышлёный, эк он ловко свою таверну расхвалил, а прочие обругал. Не зря хозяин его в услужении держит.
— Коня найдётся куда пристроить? У коновязи стоит, рыжий.
— Найдётся, госпожа, — кивнул мальчишка, вытирая руки о передник. — У нас тут только с виду места мало, а на деле и конюшня есть, и баня, и двор с отхожими удобствами, вон, дверка неприметная за лестницей. А за коня ползлота в неделю берём, это с кормёжкой и уходом. А ежели сами будете ходить, так четверть. Так на сколько останетесь?
— На пару недель, — прикинув запасы денег, решила я. — А там посмотрим, может, ещё задержусь. Конюх у вас хороший?
— Конечно, госпожа, — очень искренне обиделся подавальщик. — Плохих не держим, у нас тут для добрых господ таверна, а не проходной двор для сброда.
— Тогда и коня пристрой, с уходом.
— Сию минуту, госпожа. Вот только, — мальчишка слегка замялся, переступил неуверенно с ноги на ногу.
— Что такое? — удивилась я.
— Вы деньги-то покажите, — неожиданно покраснев, выпалил он. — А то, бывает, ходють тут всякие…
Вот оно как, мальчонка-то, оказывается, не столь уж опытен, как хочет казаться. Но если по тем, кто выпить зашёл, научился уже платежеспособность определять, то вот с постояльцами испытывал трудности, редко, видать, комнаты тут снимали.
Я рассмеялась, окончательно вогнав мальчишку в краску. Вытащила из кошелька деньги, выложила на стол — их тут же сгребла в карман ловкая мальчишеская рука.
— На две недели комната и постой для коня с уходом, — выпалил он. — Вперёд уплочено. Сейчас ключ принесу, вверх по лестнице, дальняя справа, самая уютная — труба печная рядом проходит, не замёрзнете. И с конём вашим всё исполню, не извольте беспокоиться.
Я кивнула, отпуская мальца, и принялась за еду. Ребрышки оказались сочные, хорошо прожаренные — я даже застонала едва слышно от удовольствия, вгрызаясь зубами в мясо.
— Нравится ли госпоже еда? — снова возник за плечом подавальщик. — Вот ключ ваш. Может, ещё чего пожелаете?
«Пожелаю», — решила я, довольно откидываясь на спинку стула и поворачиваясь к мальчишке.
— Как тебя зовут?
— Каем кличут, — настороженно буркнул он.
— А скажи-ка мне, Кай, — я доверительно понизила голос. — А не ищет ли кто в Тамре работников?
Мальчонка в недоумении нахмурился, с серьёзным видом почесал подбородок, припоминая:
— Ну, кузнецу вроде подмастерье требовался, но то мужская работа. В дом старосты городского прачку новую ищут. Или вот на рыбном складе сортировщики нужны, могут и женщину взять. Хозяин вот тоже, как вернётся, наверняка будет помощника нового искать, старый ушёл позавчера. Но вас он не возьмёт, ему мужик умный да наглый нужон, чтоб, значится, и с делами торговыми справлялся, хозяину помогал, и чтоб буйных посетителей выпроводить мог.
— Ясно, — задумалась я, пребывая не в восторге от перспективы стать прачкой. — А есть ли у вас тут место, где наниматели объявления пишут, что ищут работников?
— Есть, конечно, — удивился моей неосведомлённости мальчишка. — У ратуши большая доска приколочена, сложно бывает место свободное найти. Да вы сходите завтра сами, работы в Тамре всегда много, уж найдёте, что по душе да по силам будет.
— Ладно, Кай, спасибо, — улыбнулась я и протянула мальчонке мелкую монетку, которую он тут же проворно спрятал в рукаве. — Иди пока, я позову, если что-то понадобится.
— Ты что же это такие цены ломишь? Сто злотов за какую-то специю? Совсем совесть потерял?
Возмущенный голос набатом ворвался в уютную утреннюю тишину, выдергивая объятый сном разум из сладкого покоя. Я лениво открыла глаза, щурясь от заглядывающих сквозь окно ярких солнечных лучей, и замерла, прислушиваясь. Голоса доносились снизу, из общего зала, громкие, раздражённые — двое торговцев спорили друг с другом о какой-то специи и цене.
— Дык специя-то редкая, драконья, сам с трудом достал, с кочевниками едва сторговался. А потом вёз — дороги нонче опасные, разбойников развелось, сам знаешь. Так что ж мне теперь, столько вытерпев, за бесценок товар продавать?
— Знаю я тебя, небось, урвал дешевую подделку в имперской провинции, а выдаешь за драконью, навариться хочешь, сквалыга!
Сон стремительно таял, будто убегал от голосов, его прозрачные, ласковые лапы разжимались и, скользя вдоль стен, прятались в углах комнаты. С досадой — наконец-то постель, а выспаться всё равно не вышло, — я выпростала ноги из-под добротного шерстяного одеяла, плеснула в лицо пригоршню ледяной воды из стоящего подле окна маленького тазика, и огляделась — вчера сил на это уже не оставалось, и, дойдя до комнаты, я просто упала на кровать и мгновенно уснула, даже не раздеваясь. Доставшаяся мне комната была хороша — небольшая, но чистая, белье свежее, без дырок, в углу возле двери ещё тёплая стенка дымохода: сразу видно, хозяин таверны дело свое любит и ведёт честно, а не пытается, как другие, слукавить да соломенную подстилку за перину выдать. Он-то, небось, внизу и спорит про специю эту.
— Сию специю я всегда за пятьдесят злотов у Котлена брал, никогда он больше не просил, знал же! Но он и возил настоящую, а не эту подделку! Этой цена — двадцать пять, и то только по дружбе.
— А нет боле твово Котлена, старый был, вот и помер. Я теперь заместо него. Хочешь — покупай за сто, не хочешь — найду, кому продать, да только ты тогда без специи останешься. Как блюда свои готовить будешь? Гляди, как бы не разбежались все твои посетители!
«А не помочь ли ему? — мелькнула дерзкая мысль. — Что там Кай вчера говорил про помощника? Нужен такой, чтоб и цену сбить мог, и напившегося до беспамятства буяна успокоил? Ну, с вторым-то я справлюсь играючи, а про первое сейчас узнаем. Чем карг не шутит, вдруг и не придётся прачкой наниматься?»
Схватив Поющих, я выскользнула в коридор и легко сбежала вниз по лестнице.
Очаг в такую рань ещё не топили, и в зале, в отличие от прогретой с вечера ещё комнаты, было холодно. Таверна пустовала, и лишь за ближним к стойке столиком сидели двое. Дюжий торговец, не снявший ни меховой шапки, ни шубы, громко сопел и, сжимая кулаки, на все лады нахваливал свою специю, а напротив него, покраснев от злости и бессилия, сидел… Швель. Весь осунувшийся, с красными от недосыпа глазами, в несвежей дорожной одежде — точно всю ночь ждал свой черёд въехать в городские ворота. Да именно так оно, скорее всего, и было.