Жалеть о пропаже старых вещей я не стала, облачилась в новые, прошлась взад-вперёд, привыкая к ним — удобно, будто по моим меркам шили. И не удержалась, прыснула со смеху, представив, как, пока я сплю, прислуживающие мне женщины пытаются снять с меня мерки и не разбудить. Подпорченное было настроение стремительно улучшалось.
За спиной хлопнула дверь. Я резко обернулась, и застывшая у входа номадка тотчас же согнулась в лёгком поклоне.
— Владыка желать завтракает с гостия, — старательно выговаривая слова, сообщила она. — Владыка даровать наш одежда, считать, так удобнее, чем ваш.
— Очень удобно, спасибо, — совершенно искренне воскликнула я.
— Готова ли гостия идти?
— Готова. Только, — я замялась, раздумывая, не покажется ли мой вопрос неуважением к хозяину пещеры, и всё же решилась. — Могу ли я взять с собой веера?
— Воин всегда готов быть вооружён, — снова поклонилась номадка. — Владыка считать, так быть даже гостиям.
— Тогда идём, — обрадовалась я, хватая Поющих.
Следуя за своей провожатой по лабиринту тёмных и освещённых где факелами, а где зеркалами переходов, я с удивлением заметила, как стремительно и плавно двигается эта немолодая уже женщина — точно пантера, что до самой смерти не теряет ни гибкости, ни охотничьих навыков.
Миновав очередной переход, номадка остановилась перед дверью, жестом пригласив меня войти. Кивнув ей, я шагнула вперёд и оказалась в пещере, донельзя напоминающей ту, в которой ночевала. Но были и отличия: перед камином, на раскинутой по полу шкуре незнакомого мне зверя, возвышались два резных кресла тёмного дерева; подлокотники покрывала искусная резьба: драконы парили над бесчисленным воинством конных лучников. Драконы, ну надо же! Хотя чему, спрашивается, я удивляюсь, ежели ещё вчера, едва только взглянув в нечеловеческие глаза владыки, всё поняла, хоть и до сих пор не могла заставить себя поверить.
Константин ожидал меня, расслабленно облокотившись на спинку одного из кресел.
— Доброе утро, Аэрлирен, — с учтивой полуулыбкой поздоровался он, выпрямляясь и делая шаг навстречу. — Был ли твой сон добрым и спокойным?
— Аэр, — поправила я. — Мне привычнее, когда меня зовут именно так, владыка. И благодарю, мой сон был спокойным, как никогда.
— Мой сын тоже не любит своё полное имя, — с каким-то глубоким пониманием вздохнул он. — И я не любил своё… когда был молод. Я должен извиниться перед тобой, Аэр, что не смог уделить тебе внимание накануне.
— Я понимаю, владыка. Не каждый день домой возвращается сын, много лет назад сбежавший в поисках другой жизни.
Хозяин пещеры едва заметно дёрнул щекой. Владыка — так когда-то люди обращались к могущественным и мудрым драконам, своим защитникам и покровителям, которые, считалось, погибли ещё во времена Войны Душ. И в точности так же звали своего повелителя номады.
— Да, — кивнул он, ничем не подтвердив, но и не опровергнув догадку, и сделал приглашающий жест к креслам. — И всё же, ты пришла сюда не затем, чтоб воссоединить семью, — и, немного помолчав, добавил. — Прошу тебя, не нужно церемоний, в моей долине они не в чести.
Я кивнула, опускаясь в кресло. Владыка уселся напротив, и тут же, будто только этого и ждала, появилась уже знакомая номадка, и невысокий столик между креслами в мгновение оказался уставлен разнообразной едой. Взмахом руки поблагодарив женщину, хозяин пещеры обернулся ко мне.
— Угощайся, Аэр, — предложил он. — А потом расскажи, что за нужда привела тебя в Гардейл.
Даже не прикоснувшись к еде, я молча выложила на стол Поющих. И с удивлением заметила, как владыка удивлённо подался вперёд, вцепившись в подлокотники кресла с такой силой, что побелели кончики пальцев. Но голос его, тем не менее, остался спокойным.
— Тебе оказана редкая честь, — бесстрастно проронил он. — И возложен великий долг.
— Покамест вместо долга и чести у меня только вопросы без ответов, — хмуро возразила я.
Владыка помолчал, то поднимая глаза на меня, то вновь опуская их на Поющих, точно обдумывал что-то.
— Позволишь мне избавить тебя от необходимости облекать в слова всё, что ты хотела спросить? — наконец, вновь заговорил он. — Своими глазами заглянуть в твои воспоминания?
— Почему сегодня ты испрашиваешь разрешение, если вчера в нем не нуждался?
Константин остался сидеть неподвижно, закинув ногу на ногу и расслабленно положив руки на подлокотники.
— Вчера я смотрел в твою душу. Увы, но я вынужден встречать так каждого, кто входит в мой сенот. Иначе я уже давным-давно был бы мёртв.
— Вот уж не думала, что дракону, пережившему Войну Душ, есть, кого бояться.
Ни одна жилка не дрогнула на его лице. Всё так же спокойно он покачал головой, точно мудрец, досадующий на нерадивых детей. И скупо, печально усмехнулся.
— Я не просто дракон, Аэр. Я страж над стражами. Наставитель их и управитель. Из-за этого у меня много врагов, желающих моей смерти. Крылатые владыки, как назвали нас когда-то вы, короткоживущие, бессмертны, но вовсе не неуязвимы. Та самая Война показала это со всей безжалостностью, истребив почти весь наш род и вынудив оставшихся уйти в добровольное изгнание в кольцо Полуночных гор. Что же касается меня, — усмешка из печальной превратилась в горькую. — Я бы и сам, по собственной воле, отправился к потусторонним берегам, если б мог.
Я, не ожидавшая такой откровенности, нахмурилась, а Константин продолжил:
— Ты ведь знаешь, что мать Владиуса погибла? Мы выбираем себе женщину лишь однажды, чтобы идти с ней рука об руку сквозь всю отмеренную нам вечность. Наша с Матиной вечность окончена, я не уберёг её. Для дракона это — начало конца. И если бы не долг, я последовал бы за ней в тот же миг, как потерял. Но я должен жить, и лишь одна радость скрашивает моё существование — сын, которого любимая успела мне подарить.
Слова владыки, слетающие с уст подобно хрупкому пожелтевшему листу, опавшему с дерева, полны были отчаяния и непередаваемой тоски. Боль давней по человеческим меркам и совсем свежей — по драконьим, — потери пронзала его насквозь и изливалась вокруг мучительными волнами скорби и безысходности. Владыка был полон ею до краёв, он мечтал прекратить свою жизнь, готов был к этому каждый миг — но не мог. Что-то удерживало его от этого шага.
— В наших женщинах наша сила, Аэр. И в них же наша слабость.
Дракон говорил о своей потере без всякой жалости к себе, но зачем? Почему он считал, что я должна узнать его историю?
— Почему ты не защитил её?
— Я не успел, — просто ответил он.
— Сочувствую твоему горю, — сглотнув тугой комок в горле, выдавила я.
Константин кивнул.
— Так как, позволишь мне посмотреть? — напомнил он, решив, что рассказал достаточно.
— Ты увидишь всё? — засомневалась я.
— Только то, что ты сама захочешь показать.
Взгляд дракона завораживал, незримые пальцы, такие бесцеремонно-настойчивые вчера, потянулись ко мне и замерли в ожидании позволения.
— Хорошо, — решилась я. — Что нужно делать?
Вместо ответа внутрь будто хлынул поток слепящего белого огня, чистого, не замутнённого ни дымом, ни пеплом. Изливаясь из драконьих глаз, он проникал в мои, минуя броню век, завихрялся пламенным водоворотом, и вдруг, влекомые его вращением, из узкого жерла начали выплывать образы, туманные и пронзительно чёткие, бессвязные и тащащие за собой целую вереницу предшествующих им событий. Их становилось всё больше и больше, они смешивались, наползали друг на друга, хаотически сливались, преобразуясь в нечто уже очень далёкое от реальности.
«Нет, так дело не пойдёт», — решила я, усилием воли раздвигая их в стороны, лишнее сбрасывая обратно в глубины пылающего водоворота, и оставляя на поверхности лишь нужные.
«Молодец, — раздался в голове одобрительный шёпот дракона. — Когда выберешь требуемые, просто подними их вверх, чтоб я увидел».
Пламенеющий водоворот вспыхнул, взметнулись всполохи огня, что казались белее самого чистого снега; воспоминания — те, что я не собиралась демонстрировать, загорелись, точно листы пергамента, и вмиг обратились в жирный чёрный пепел. Оставшиеся я заставила всплыть выше, расставляя в правильном порядке.
Начать я решила даже не с испытания, а с того самого дня, как очнулась возле Северного тракта, неподалёку от границы с Альтаром, и поняла, что ничего не знаю о себе: ни кто я, ни откуда, ни как оказалась тут — точно излишне чистоплотная хозяйка прошлась метлой по всем закоулкам памяти. Невыметенным осталось только имя (должно быть, его хозяйка не заметила) — и ничего больше. Воспоминание, просмотренное владыкой, вспыхнуло, осветившись изнутри, и растаяло колышущимся маревом горячего воздуха, а на его место уже спешило следующее — об испытании, зеркальной башне Портала и тайлеринах…
Возвращение в Гартен-онарэ, побег, Влад — воспоминания о нем я хотела было скрыть, но в итоге решила, что и они важны. Имперцы, беловолосый маг, второй Портал и видение, показанное им. И следом, незнамо, как и почему, выплыл ещё один образ, неожиданный даже для меня — ощущение нацеленных в спину стрел, готовых сорваться с натянутых тетив, то самое, что почудилось мне сразу, как мы с Владом миновали номадский дозор в ущелье.
На этом поток воспоминаний прекратился; слепящий, жаркий водоворот замедлился, потяжелевшие волны пламени осели, ещё какое-то время повращались по инерции вокруг одним им ведомой оси, замерли на мгновение и вдруг сдвинулись в обратную сторону, вновь набирая скорость. И из глубины воронки в сполохах огня — теперь оранжево-красного, вполне обычного, всплыл чужой полупрозрачный образ — темноволосый мужчина, напряжённо застывший в кресле у камина. В том самом, изукрашенном резными драконами и лучниками, что занимала сейчас я.
— Я не знаю, откуда магики проведали о стражах, — произнёс он, задумчиво гладя ладонью лежащий на коленях посох, больше похожий на сучковатую длинную палку. — Но они уже не остановятся. Каждый из нас отныне в опасности. Не исключая и тебя, владыка.