ть решительным, Ив. Мирный исход дела невозможен, — тут он, наконец, взглянул на нее. — Вы же понимаете, не так ли? Вы не можете не понимать этого.
Она почувствовала, как ее тело слабеет, будто ее будущее — как если бы оно заполняло ее мышцы, органы и кровеносные сосуды — начинает вытекать из нее. Годы тщательного планирования, годы усилий, годы политических махинаций были сметены в одно мгновение. И кем бы она ни стала в будущем, она знала, что ей уже никогда не подняться до высот Вестминстерского дворца.
Сэр Ричард Хептон прочел по ее лицу эти мысли.
— Я знаю, уйти в отставку — это удар. Но это еще не значит, что у вас нет будущего. Вы еще можете реабилитировать себя. Вот, к примеру, Джон Профьюмо. Кто бы мог подумать, что человек, так запятнавший свою репутацию, сможет до такой степени измениться.
— Я не собираюсь стать хныкающим работником социальных служб.
Хептон, откинув голову, по-отечески взглянул на нее:
— А я не собирался вам это предлагать, Ив. Кроме того, вы не совсем порываете связь с правительством. За вами остается ваше место в палате общин. Ваша отставка как младшего министра еще не означает, что вы теряете все.
«Да, не все, — подумала Ив. — Всего лишь большую часть».
Она написала заявление, которого ждал от нее министр внутренних дел. Ей хотелось надеяться, что премьер-министр откажется принять ее отставку, но она знала, что этого не произойдет. «Люди обличают доверием избираемых ими лидеров, — затянет он как проповедь со ступеней своей резиденции на Даунинг-стрит, десять. — И когда это доверие подорвано, избранный лидер должен уйти».
После этого из министерства внутренних дел она отправилась на Парламент-сквер. Ив находилась там, когда приехал ее помощник. По тому, как быстро он отвел глаза, она поняла, что Джоел Вудворт уже в курсе главной новости дня. Естественно. Сообщение об этом наверняка было в выпуске утренних телевизионных новостей, а Джоел всегда смотрел новости, запихивая себе в рот неизменные овсяные хлопья с молоком.
Вскоре стало ясно, что и все остальные в здании на Парламент-сквер знают о статье Лаксфорда. Никто не обращался к ней, все только быстро кивали и также быстро отворачивались, а в ее офисе служащие разговаривали вполголоса, как бывает в доме, которого коснулась смерть.
Как только с началом рабочего дня были включены телефоны, последовали звонки репортеров. Ответ «никаких комментариев» их не удовлетворял. Они хотели знать, собирается ли госпожа член парламента от Мерилбоуна опровергать утверждения «Сорс». «Не может быть такого ответа — никаких комментариев, — аккуратно пересказывал ей Джоел один из звонков. — Это или правда, или ложь. И если она не собирается подавать в суд за клевету, я думаю, нетрудно догадаться, куда ветер дует».
Джоел хотел, чтобы она опровергла измышления газеты. Он не мог поверить, что она — воплощение его «консервативной мечты» — могла иметь отношение к действиям, не совместимым с принятыми партией убеждениями.
До полудня отец Джоела не давал о себе знать. Потом она услышала о нем от Нуалы, позвонившей ей из офиса ассоциации избирателей. Девушка рассказала, что полковник Вудворт назначил заседание исполнительного комитета, Нуала прочла вслух список участников заседания и время, на которое оно было назначено. Потом, понизив голос, участливо спросила:
— Как вы себя чувствуете, миссис Боуин? Здесь ужас что творится. Когда приедете, постарайтесь пройти через задний вход. Репортеры стоят на тротуаре в пять рядов.
Ко времени ее приезда они стояли уже в десять рядов. Здесь, в офисе избирательного округа, она приготовилась к худшему. Исполнительный комитет округа не потребовал ее присутствия на предварительном обсуждении. Полковник Вудворт просто сунул голову в дверь ее кабинета и потребовал назвать имя отца ее дочери. При этом он не задал вопрос дружелюбным тоном, не попытался смягчить его употреблением эвфемизмов. Просто отрывисто гаркнул как военный приказ, тем самым дав ей понять, как складывается для нее сейчас политический климат.
Она попыталась заняться обычными повседневными делами, но их было немного. Как правило, она не появлялась в своем офисе в округе раньше пятницы, поэтому кроме просмотра почты делать было нечего. Никто не ждал своего члена парламента, чтобы поговорить с ним, кроме репортеров, но было бы сумасшествием бросить им хотя бы одно слово. Поэтому она прочитала письма, ответила на них, а в остальное время просто медленно шагала из угла в угол.
Через два часа после начала заседания исполнительного комитета ассоциации за ней зашел полковник Вудворт.
— Вас ждут, — объявил он и, повернувшись на каблуках, направился к комнате для заседаний окружного комитета. На ходу он отряхивал с плеч своего пиджака «в елочку» перхоть, которой у него было в избытке.
Члены исполнительного комитета сидели вокруг большого стола красного дерева, на котором громоздились кофейники, использованные чашки из-под кофе, желтые блокноты и карандаши. В комнате было жарко и душно — от их разгоряченных тел и от бурной двухчасовой дискуссии. Ив подумала даже, не попросить ли открыть окно, но присутствие совсем близко за окнами репортеров заставило ее отказаться от этой мысли. Она заняла свободный стул в конце стола и ждала, пока полковник Вудворт вернется на свое место во главе его.
— Лаксфорд, — произнес он так, будто это слово означало «дерьмо собачье», и вперился в нее своим тяжелым взглядом из-под нависших бровей, чтобы она до конца смогла прочувствовать силу его — а следовательно, и всего исполнительного комитета — недовольства. — Мы просто не знаем, как это расценивать, Ив. Любовная связь с антимонархистом. Собирателем сплетен. Сторонником лейбористов. И, исходя из того, что нам известно, коммунистом, троцкистом или еще как там называют себя эти люди. Вы не могли выбрать более гнусную фигуру.
— Это было много лет назад.
— Вы хотите сказать, тогда он не был таким, как я его описал?
— Наоборот, я хочу сказать, я тогда не была такой, как сейчас.
— И на том спасибо, — сказал полковник Вудворт.
Сидевшие вокруг стола были возбуждены, они постоянно переглядывались и переговаривались. Ив постаралась заглянуть каждому в лицо, и по их желанию или нежеланию встретиться с ней глазами она могла судить, какого они мнения относительно ее будущего как депутата. Большинство, по-видимому, было на стороне полковника Вудворта.
Она обратилась к ним всем:
— В прошлом я совершила ошибку. Но я заплатила за нее дорогой ценой. Дороже, чем кто-либо когда-то платил за проявленное неблагоразумие — я потеряла своего ребенка.
Со стороны трех женщин послышался нестройный хор, выражавший подтверждение и сочувствие. Полковник Вудворт поспешил подавить небольшой прибой соболезнований, который мог превратиться в волну поддержки, заявив:
— В прошлом вы совершили не одну только эту ошибку, миссис Боуин. Вы также лгали нашему комитету.
— Не думаю, что я… когда-либо…
— Вы обманывали нас своим умалчиванием, миссис. Это ложь, выросшая на почве увиливания и лицемерия.
— Я всегда действовала в интересах моих избирателей, полковник Вудворт. Я отдавала им всю мою преданность, все усилия, все старания. Если вы сумеете найти область, где бы я не справлялась со своими обязанностями по отношению к жителям Мерилбоуна, может быть, вы назовете ее мне.
— Эффективность вашей политической деятельности не ставится под вопрос, — ответил полковник Вудворт. — При вашем первом избрании нам удалось сохранить это место в парламенте большинством лишь в восемьсот голосов.
— Которое я увеличила до тысячи двухсот во время прошлых выборов, — заметила Ив. — С самого начала я говорила вам, что потребуются годы на то, чтобы добиться такого перевеса голосов, о каком вы мечтаете. Если вы дадите мне возможность…
— Возможность чего? — прервал ее полковник Вудворт. — Вы, конечно, не хотите сказать — возможность сохранить за собой место в парламенте?
— Именно это я хочу сказать. Если я уйду в отставку прямо сейчас, вам придется проводить дополнительные выборы. В создавшейся в настоящий момент ситуации какого результата выборов можно ожидать?
— А если вы не уйдете в отставку, если мы позволим вам баллотироваться в парламент опять после этого дела с Лаксфордом, мы проиграем лейбористам в любом случае. Потому что, несмотря на вашу возможную уверенность в своей способности получить прощение от электората, ни один из избирателей, миссис Боуин, не забудет пропасть между тем, кого вы из себя изображали, и кем вы являетесь на самом деле. Но даже если бы избиратели и оказались настолько забывчивы, в случае если вы станете нашим кандидатом на следующих выборах, оппозиция будет просто счастлива извлечь на свет каждую сомнительную подробность вашего прошлого в качестве напоминания.
Слова «сомнительная подробность» словно эхом пронеслись по комнате. Ив видела, как члены исполнительного комитета уткнулись взглядами в свои желтые блокноты, карандаши и пустые чашки. Неловкость, которую испытывал каждый из них, почти видимыми волнами прокатилась по всей команде. Никто не желал, чтобы это заседание превратилось в рукопашную схватку. Но если они ожидают от нее, что она склонит голову перед их коллективной волей, тогда им придется высказать эту волю с полной ясностью. Сама она не предложит немедленно уйти в отставку и тем самым отдать свое место оппозиции.
— Полковник Вудворт, — спокойно проговорила она. — Мы все прежде всего заботимся об интересах партии. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Каких действий вы от меня ждете?
Он подозрительно воззрился на нее. Его насторожила ее вторая фраза.
— Я осуждаю вас, мадам, — сказал он. — Я осуждаю вас за то, что вы совершили, и за то, как вы намеревались это скрыть. Но интересы партии для меня важнее моей личной антипатии к вам.
Ему нужно подвергнуть ее бичеванию, поняла Ив. Ему нужно сделать это публично, при возможно большем стечении зрителей, насколько это позволяет ситуация и их общая заинтересованность в контроле за последствиями этого события. Она почувствовала, как гнев вскипает в ее жилах, но осталась неподвижно сидеть на своем месте.