— Я полностью согласна с вами, полковник Вудворт, относительно приоритета партийных интересов. — И она снова спросила: — Каких действий вы от меня ждете?
— У нас нет выбора. Вы останетесь на своем месте до следующих всеобщих выборов, объявленных премьер-министром.
— А затем?
— Затем нам придется с вами проститься. А вам проститься с парламентом. Вы снимете свою кандидатуру в пользу того, кого мы выдвинем нашим кандидатом.
Она оглядела стол. И поняла, что этот план был компромиссным решением, вынужденным браком по расчету между вариантом ее немедленной отставки и предложением позволить ей неограниченно долго оставаться на своем посту. Это давало ей ровно столько времени, сколько премьер-министр сможет протянуть, прежде чем ветры политических перемен, крепнущие с каждым месяцем, заставят его объявить всеобщие выборы. И когда эти выборы придут, ее карьера закончится. На самом деле ее можно считать закончившейся уже сейчас. Она сохранит на какое-то время место в палате общин, но каждый из присутствующих в комнате заседаний знал, кому среди них будет принадлежать реальная власть.
— Вы всегда не любили меня, не так ли? — спросила она полковника Вудворта.
— И не без оснований, — ответил полковник.
Глава 26
Как только Барбара Хейверс выяснила, где располагается Стентон-Сент-Бернард, у нее тут же возникло чувство, что она приближается к разгадке. Деревня представляла собой несколько десятков ферм, сараев и деревенских домиков, разбросанных вдоль пяти пересекающихся проселочных дорог и тропинок. В ней имелся свой родник, колодец, крошечная хибарка почтового отделения и скромная церковь — организатор праздника, во время которого на благотворительной распродаже был продан пакет тряпок со школьной формой Шарлотты Боуин. Но не эта церковь как таковая интересовала Барбару, а расположение самой деревни. Всего в полумиле от нее к югу, среди полей, засеянных кукурузой и кормовыми травами, пролегал канал Кеннет-Эйвон и преспокойно нес свои воды до Аллингтона, расположенного в двух милях к западу. Прежде чем направиться к церкви, Барбара быстро объехала вокруг деревни, чтобы уточнить эти детали. К тому моменту, когда она, поставив «мини» и выбравшись из него, вдохнула пропитанный запахом навоза воздух, у нее уже была уверенность, что идет по следу убийцы.
Она нашла священника и его жену в саду за маленьким домом с узкими окнами и табличкой «Приходский священник». Они оба стояли на коленях перед буйно разросшейся цветочной клумбой, и сначала Барбара решила, что они молятся. Она подождала у калитки на подобающем расстоянии, но потом до нее донеслись их слова.
Приходский священник говорил:
— Лютики будут выглядеть прекрасно, дорогая, если погода будет благоприятной.
На что его жена ответила:
— Но птицемлечник уже не в лучшем виде, не так ли? Придется тебе его выдернуть. Приближается чаепитие женской лиги, и сад у меня должен быть в полном порядке, зайчик.
Услышав этот разговор, явно далекий от религиозной тематики, Барбара поприветствовала их громким: «Добрый день!» — и толкнула калитку. Священник и его жена выпрямили спины, сев на пятки. Их колени располагались на клетчатом коврике для машины. Подойдя ближе, Барбара заметила дырку на черном носке священника в районе лодыжки.
Очевидно, они собирались поработать над клумбой. У их ног на большом листе оберточной бумаги были разложены в боевом порядке еще чистые садовые инструменты. На том же листе был вычерчен, по-видимому, общий план сада. Он был сильно исчеркан и испещрен бесчисленными пометками и исправлениями. Судя по всему, священник и его жена относились к земле с фанатической страстью язычников.
Барбара назвала себя и предъявила удостоверение. Священник потер руки и поднялся, потом помог встать жене, и, пока она отряхивалась и приводила в порядок все, от джинсовой юбки до седеющих волос, он представился:
— Преподобный мистер Мейтесон. — Затем представил жену: — Моя женушка Роуз.
Услышав, как он ее назвал, жена смущенно рассмеялась, взяла мужа за локоть и скользнула по руке вниз — их пальцы переплелись. Приходский священник спросил Барбару:
— Чем мы можем помочь вам, дорогая?
Барбара объяснила, что она приехала поговорить о недавнем церковном празднике, и Роуз предложила продолжить беседу в то время, как она и ее муж будут приводить в порядок сад.
— Вы знаете, мистеру Мейтесону так трудно выкроить часок на то, чтобы поухаживать за растениями, — доверительно сообщила она, — особенно, если учесть, что он на все готов, лишь бы не рыться на клумбе. Поэтому сейчас, раз уж я вытащила его сюда, нужно ковать железо, пока горячо.
Мистер Мейтесон выглядел растерянно.
— У меня рука тяжелая, Роуз. Господь не наградил меня талантом садовода, ты же знаешь.
— Знаю, — с готовностью подтвердила Роуз.
— Я бы с удовольствием помогла вам, пока мы разговариваем, — сказала Барбара.
Роуз была в восторге от ее предложения.
— В самом деле?
Она вновь опустилась на колени на свой автомобильный коврик. Барбара подумала, что она собирается вознести благодарственную молитву Господу за то, что он прислал ей помощника. Но вместо этого она выбрала среди инструментов небольшие грабли и вручила их ей со словами:
— Сначала обработаем землю. Во-первых, рыхление, во-вторых, удобрение. Вот тогда что-нибудь и вырастет.
— Конечно, — подтвердила Барбара.
У нее не хватило духу признаться, что ее собственная рука, в том, что касается садоводства, была, наверное, фунтов на десять тяжелее, чем у мистера Мейтесона. Врата небесные, без сомнения, украшены сотнями растений, которые она благополучно отправила на тот свет за последние годы.
Мистер Мейтесон присоединился к ним на коврике. Он принялся выдергивать птицемлечник и бросать его останки на газон. Работая по обе стороны от Барбары, эта парочка мило беседовала о церковном празднике. Это ежегодный праздник, событие года, если учитывать, с каким энтузиазмом они к нему готовятся. Для них это возможность сбора средств, чтобы заменить окна в церкви.
— Мы хотим вернуться к цветным витражам, — объяснил мистер Мейтесон. — Хотя некоторые из церковных старост из-за этого обвиняют меня в том, что я сторонник высокой церкви[24].
— Они обвиняют тебя в папизме, — усмехнулась Роуз.
Мистер Мейтесон отвел от себя обвинение, швырнув через плечо стебель птицемлечника.
— Но когда эти окна будут на месте, они изменят свое мнение, вот увидите. Просто все дело в привычке. И когда эти наши фомы неверующие привыкнут к тому, как изменится освещение, как окончательно и бесповоротно изменятся и созерцание, и молитва в более приглушенном свете… в свете, какого они еще никогда в жизни не видели… если, конечно, не бывали в соборе Нотр-Дам…
— Да, мой зайчик, — кивнула Роуз.
Ее слова вернули священника на землю. Он заморгал, потом рассмеялся.
— Я слишком разболтался, да?
— Это прекрасно, когда человек чем-то увлечен, — сказала Барбара.
Роуз усердно пропалывала лютики.
— Разумеется, — вздохнула она. — Но иногда хочется пожелать, чтобы эти увлечения мистера Мейтесона были по природе своей более англиканскими. Две недели назад он превозносил западный фасад Реймского собора в присутствии архидиакона, и я думала, того, беднягу, хватит удар. «Н-но, Бог мой, Мейтесон, это же папистская церковь», — передразнила она его низким голосом и фыркнула. — Ну и сценка получилась по вине мистера Мейтесона.
Барбара подобающе поцокала языком, потом вновь вернула их к теме праздника. Ее интересует благотворительная распродажа, объяснила она. В одном из пакетов, купленных на этой распродаже, была найдена одна вещь — детская школьная форма, имеющая отношение к расследованию убийства.
Прервав свою борьбу с птицемлечником, мистер Мейтесон поднялся на ноги.
— С расследованием убийства? — недоверчиво повторил он, в то время как его жена воскликнула:
— Школьная форма?
— Речь идет о девочке, найденной мертвой в канале в воскресенье вечером — в Аллингтоне, вы, наверное, слышали.
Разумеется, они слышали. Кто же не слышал? До Аллингтона отсюда рукой подать, и, кроме того, эта деревня — часть прихода мистера Мейтесона.
— Правильно, — сказала Барбара. — Ну, так вот, это была ее школьная форма — то, что нашли в тряпках.
В задумчивости Роуз ухватилась за сорняк, который, на взгляд Барбары, немногим отличался от растущих рядом цветов. Сдвинув брови, она покачала головой.
— Вы уверены, что это была ее форма?
— На ней была метка с именем.
— Целиком?
Барбара непонимающе посмотрела на миссис Мейтесон, полагая, что вопрос относится к имени Шарлотты.
— Простите? — переспросила она.
Была ли школьная форма найдена целиком, пояснила свой вопрос миссис Мейтесон. Потому что тряпки уже по своему названию это… тряпки. И любая одежда, которая не годилась для продажи как одежда, сначала разрезалась на квадратные лоскуты, а уж потом раскладывалась по пакетам для благотворительной распродажи на празднике. И среди этих тряпок не могло оказаться неразрезанной одежды, заверила миссис Мейтесон. Перед праздником они вместе с дочерью, которую она называла по местной моде «молодая мисс Мейтесон», перебрали всю одежду по одной вещи и сами разрезали то, что пошло на тряпки.
— Чтобы не обидеть никого из прихожан, — сообщила Роуз. Если они узнают, что кто-то из их соседей решает, насколько пригодна пожертвованная ими одежда, они, попросту, вообще перестанут что-нибудь жертвовать, не так ли? Так что мы делаем это сами. И всегда так делали.
Поэтому, заключила она, яростно атакуя кустик клевера, школьная форма в хорошем состоянии не могла пройти через ее руки и попасть в тряпки. А если бы она была в плохом состоянии, ее бы разрезали на квадратные лоскуты, как и всю остальную непригодную для продажи одежду.
Интересный поворот событий, подумала Барбара. Взрыхляя землю своими граблями, она размышляла над полученной информацией.