— Наконец-то, — сказал Коттер, яростно атакуя темное пятнышко на картофелине.
Сент-Джеймс бросил взгляд на висевшие над плитой часы с выцветшим циферблатом. Время обеда еще не подошло.
— Есть проблемы? — спросил он.
Хмыкнув, Коттер ткнул картофелечисткой в сторону лестницы.
— Деб привела с собой каких-то двух типов. Они уже больше часа тут вас ждут. Может, часа два. Уже и чай пили, потом херес. Потом опять чай, потом опять херес. Один хотел, было, уйти, но Деб не отпустила. Так что — сидят, вас ждут.
— Кто они? — спросил Сент-Джеймс, подходя к раковине. Взяв пригоршню тертой моркови, он принялся ее жевать.
— Оставьте, — это к обеду, — остановил его Коттер. Плюхнув картофелину в кастрюлю с водой, он потянулся за следующей. — Один — тот тип, который был позавчера вечером. Ну, который приходил с Дэвидом.
— Дэнис Лаксфорд.
— А другого я не знаю. Но выглядит так, будто он динамитная шашка и того и гляди взорвется. Эти двое друг на друга волком смотрят с самого начала, как только пришли. Разговаривают сквозь зубы, будто стараются быть вежливыми, но только потому, что Деб не оставляет их одних, а то бы они по-другому поговорили.
Сент-Джеймс сунул остатки моркови в рот и пошел к лестнице, думая о том, во что же он втянул свою жену, когда попросил взять у Лаксфорда образцы почерка. Казалось, это совсем не сложное поручение. Так что же случилось?
Это он вскоре выяснил, увидев их в кабинете среди пустых чайных чашек и бокалов из-под хереса. Лаксфорд разговаривал с кем-то по телефону, сидя за столом Сент-Джеймса, Дебора нервно растирала костяшки пальцев правой руки левой ладонью, а третий из присутствующих — им оказался Александр Стоун — наблюдал за Лаксфордом, стоя у книжных полок, при этом на его лице была написана такая неприкрытая ненависть, что Сент-Джеймс удивился, как Деборе удавалось до сих пор держать его под контролем.
Увидев мужа, она вскочила с кресла.
— Саймон! Слава Богу, милый, — выпалила она с такой горячностью, что он сразу понял, насколько она взволнована.
Лаксфорд отрывисто говорил в трубку:
— Нет, я не разрешаю. Задержи до моего звонка… Это не подлежит обсуждению, Род. Тебе ясно, или я должен сказать по буквам, какие тебя ждут последствия, если ты поступишь по-своему?
Александр Стоун сказал, обращаясь, видимо, к Деборе:
— Наконец. Поставьте это ему, пусть прослушает, чтобы мы вывели Лаксфорда на чистую воду.
Дебора торопливо обрисовала Сент-Джеймсу ситуацию. Когда Лаксфорд закончил разговор, резко бросив трубку, Дебора подошла к столу за почтовым пакетом.
— Мистер Лаксфорд получил это сегодня днем.
— Выражайтесь точнее, если можно, — заметил Стоун. — Пакет находился на столе Лаксфорда сегодня днем. Положить его туда могли когда угодно. И кто угодно.
— Давайте не будем начинать все с начала, — сказал Лаксфорд. — Моя секретарша сообщила вам, мистер Стоун, что он был доставлен с посыльным в час дня.
— С посыльным, нанять которого могли вы сами.
— Ради Бога! — вздохнул Лаксфорд. Голос его выражал крайнюю степень усталости.
— Мы до него практически не дотрагивались, — Дебора передала пакет мужу, — но кассету прослушали, когда увидели, что это такое. Я нажимала на кнопку неотточенным карандашом — деревянным концом, не ластиком. — Последнюю фразу она проговорила скороговоркой, а потом, понизив голос, добавила: — Я правильно поступила? Я не была полностью уверена, но я подумала, мы должны, по крайней мере, знать, что там записано.
— Молодец, — похвалил ее Сент-Джеймс и, порывшись, достал из кармана резиновые перчатки. Натянув их, он извлек из пакета магнитофон и включил его на воспроизведение.
Пронзительный детский голосок произнес:
— Сито!..
— Господи!.. — Стоун отвернулся к книжной полке и взял с нее наугад какой-то том.
— Этот человек говорит, ты можешь выручить меня отсюда. Он говорит, ты должен рассказать всем какую-то историю. Говорит, ты должен сказать правду. Он говорит, ты еще тот тип, но никто об этом не знает, и ты должен рассказать правду, чтобы все узнали. Если ты расскажешь все, как нужно, Сито, он говорит, тогда ты спасешь меня.
Стоя у книжных полок, Стоун поднес кулак к глазам и опустил голову.
Послышался еле слышный щелчок, и тот же голос произнес:
— Сито, мне пришлось согласиться это записать, чтобы он дал мне сока, потому что я очень хочу пить. — Опять легкий щелчок. — Ты знаешь, какую историю он хочет от тебя? Я ему сказала, что ты не рассказываешь истории. Я сказала, что это миссис Мэгваер рассказывает истории. Но он говорит, ты сам знаешь, какую историю должен рассказать. — Еще щелчок. — У меня есть только одеяло, и тут нет туалета. Одни только кирпичи. — Щелчок. — Майский шест. — Щелчок. Запись оборвалась.
— Это голос Шарлотты? — спросил Сент-Джеймс.
Вместо ответа Стоун прорычал, обращаясь к книжным полкам:
— Ты, Лаксфорд, ублюдок. Я убью тебя.
Сент-Джеймс протянул руку, предотвращая этим ответ Лаксфорда. Он прослушал пленку еще раз, потом сказал:
— Вы слышали, — запись редактировали, но очень непрофессионально.
— И что из этого? — бросил Стоун. — Мы знаем, кто это делал.
— Можно допустить один из двух вариантов, — продолжал Сент-Джеймс. — Либо в распоряжении похитителя не было соответствующего оборудования, либо ему безразлично, что мы знаем о редактировании записи.
— А кирпичи и майский шест? — спросила Дебора.
— Оставлены, чтобы ввести нас в заблуждение, полагаю, так. Шарлотта думает, что таким образом она дает своему отцу подсказку, где ее искать. Но похититель уверен, что подсказка не поможет. Потому что она на самом деле находится не там, где ей кажется. — Сент-Джеймс обратился к Стоуну: — Дэмьен Чемберс сообщил мне, что она вас называет «Сито». — Стоун, не поворачивая головы, кивнул. — Поскольку она обращается именно так, похититель, очевидно, не успел еще сказать ей, кто в действительности ее отец. Можно предположить, он объяснил ей в общих чертах, о чем она должна говорить: ее отец должен публично рассказать правду в обмен на ее освобождение. Она считает, что это вы должны рассказать правду, а не мистер Лаксфорд.
Стоун сунул взятую с полки книгу на место.
— Только не говорите мне, что вы готовы поверить в эту чушь, — заявил он Сент-Джеймсу.
— Я готов допустить на время, что пленка подлинная, — объяснил Сент-Джеймс. — Подтверждаете ли вы, что это голос Шарлотты?
— Разумеется, это ее голос. Он ее где-то прячет. Он заставил ее сделать эту запись. А теперь мы все должны плясать под его дудку. Господи, Боже мой! Да вы только взгляните на пакет, если мне не верите: его имя, название газеты, улица — и больше ничего. Ни марки, ни штемпелей — ничего!
— Если пакет доставлен с посыльным, их может и не быть.
— А так же, если он сам себе его доставил. Или с помощью кого-то из своих подручных, — Стоун перешел от книжных полок к дивану и встал сзади него, вцепившись руками в спинку. — Да вы только взгляните на него. Проклятье, вы только взгляните! Вы что, не знаете, кто он? Не знаете, что он собой представляет, чего он хочет?
— Я хочу, чтобы Шарлотта была в безопасности, — сказал Лаксфорд.
— Ты хочешь напечатать свою мерзкую историю. Свою и Ив.
Сент-Джеймс решил вмешаться.
— Пожалуйста, пройдемте наверх, в лабораторию. — Потом, обращаясь к жене, добавил потише: — Ты вела себя героически, дорогая. Спасибо.
Она робко улыбнулась и выскользнула из комнаты, явно благодарная ему за возможность не участвовать дальше в этой заварухе.
Сент-Джеймс захватил магнитофон, пакет и образец почерка Лаксфорда в комнату на верхнем этаже дома. Лаксфорд и Стоун последовали за ним. Напряжение между ними было почти осязаемо. Ощущая его как колеблющийся туман, Сент-Джеймс изумлялся тому, каким образом Деборе удавалось успешно сдерживать этих двух мужчин, готовых измолотить друг друга в котлету.
— К чему все это? — спросил Стоун.
— Чтобы избавить меня от нескольких поводов для беспокойства, — ответил Сент-Джеймс.
Щелкнув выключателем, он зажег верхнее освещение лаборатории и подошел к одному из серых стальных шкафов. Достав оттуда штемпельную подушечку и полдюжины плотных белых карточек, он разложил их на рабочем столе, прибавил еще банку с порошком, большую мягкую кисть и фонарик, который он весь день носил в кармане.
— Пожалуйста, сначала вы, — обратился он к Лаксфорду, стоявшему прислонясь к косяку двери, в то время как Александр Стоун беспокойно шагал между столов, бросая сердитые взгляды на различные приборы и оборудование Сент-Джеймса. — Потом мистер Стоун.
— Что? — спросил Стоун.
— Отпечатки пальцев. Простая формальность, но я бы хотел, чтобы это было сделано. Мистер Лаксфорд…
Дэнис Лаксфорд посмотрел на Стоуна долгим взглядом и подошел к столу, предоставив Сент-Джеймсу снять его отпечатки пальцев. Этот взгляд должен был означать его полную готовность к сотрудничеству и отсутствие необходимости что-либо скрывать.
— Мистер Стоун?..
— Какого черта…
— Как он выразился, — прокомментировал Лаксфорд, вытирая краску с пальцев, — мы избавляем его от лишних поводов для беспокойства.
— Ч-черт, — выдохнул Стоун, однако подошел и тоже позволил снять с себя отпечатки.
Покончив с этим, Сент-Джеймс взялся за магнитофон. Сначала он осмотрел его, подсвечивая фонариком, стараясь отыскать отпечатки пальцев, которые становятся заметны при освещении под определенным углом. Потом, щелчком вынув кассету, проделал то же самое и с ней. И ничего не обнаружил.
В то время, как Лаксфорд и Стоун наблюдали за его работой, стоя у противоположных концов стола, он окунул кисть в порошок — для достижения наибольшего контраста с поверхностью он выбрал порошок красного цвета — и слегка припудрил поочередно все стороны магнитофона.
— Видимо, его тщательно вытерли, — отметил он, когда никаких отпечатков не проявилось и с помощью порошка.
Такой же обработке он подверг и крошечную кассету — и опять тот же результат.