— У нас нет времени.
— Я поговорю с ней прямо сейчас.
— Ее не переубедить.
Он обвел взглядом дом, но не получил от этого ничего нового, кроме того, что в гостиной зажегся дополнительный свет и еще один — в комнате наверху.
— Ей следовало сделать аборт, — сказал он. — Тогда, много лет назад. Не знаю, почему она этого не сделала. Я раньше думал — потому, что ей нужен был конкретный повод меня ненавидеть.
— За что?
— За то, что соблазнил ее. Или заставил захотеть, чтобы ее соблазнили. Вероятнее всего, второе. Иногда бывает, что люди ужасаются своему проснувшемуся желанию.
— Бывает. Поезжайте домой. Я подумаю, что еще можно сделать.
— Ничего, — произнес Лаксфорд.
— И, тем не менее, я попытаюсь.
Подождав, когда Лаксфорд уедет, он вернулся в дом. Дверь отпер Стоун.
— Я надеялся, что вы давно убрались, — процедил он сквозь зубы. — С нее хватит. Господи, когда я думаю, что сам чуть не купился на этот спектакль, мне хочется биться головой о стену.
— Мистер Стоун, я не поддерживаю чью-либо сторону, — сказал Сент-Джеймс. — Разрешите мне поговорить с вашей женой. Я еще не все рассказал ей о сегодняшнем расследовании, а, мне кажется, она должна это знать. Она имеет право на эту информацию. Вы не можете с этим не согласиться.
Прищурившись, Стоун оценивал слова Сент-Джеймса. Как и Лаксфорд, он выглядел совершенно измученным. Но на лице Ив Боуин, вспомнил Сент-Джеймс, не было и следа усталости. Она была готова провести еще пятнадцать раундов и выйти победителем.
Кивнув, Стоун отступил от двери. Он начал тяжело подниматься по лестнице, в то время как Сент-Джеймс вернулся в гостиную и попытался обдумать, что сказать и как поступить, чтобы заставить эту женщину предпринять хоть какие-то шаги, пока еще не поздно. Он заметил, что на кофейном столике, там, где располагался алтарь миссис Мэгваер, сейчас стояла шахматная доска. Фигуры, однако, были совершенно необычными. Сент-Джеймс взял в руки двух королей. Один из них изображал Гарольда Вильсона, второй — Маргарет Тэтчер. Он осторожно поставил их на место.
— Он заставил вас поверить, что его заботит судьба Шарлотты, не так ли? — Сент-Джеймс поднял голову. В дверях стояла Ив Боуин. Ее супруг стоял сзади, придерживая ее за локоть. — Могу вас заверить, это не так. Он даже никогда не видел ее. Казалось бы, за эти десять лет он мог хотя бы попытаться. Разумеется, я бы этого не допустила.
— Вероятно, он знал это.
— Вероятно.
Она прошла в комнату и села в то же кресло, что выбрала и тогда, в среду вечером. В свете настольной лампы ее лицо выглядело вполне спокойным.
— Он искусный притворщик, мистер Сент-Джеймс, и мне это известно лучше, чем кому-либо. Он может внушить вам мысль, что я затаила обиду на него за те наши отношения и их последствия. Ему хочется, чтобы вы рассматривали мое поведение как реакцию на собственную слабость, в силу которой много лет назад я пала жертвой его неотразимости. И в то время, как ваше внимание сконцентрировано на мне и моем отказе признать изначальную порядочность Дэниса Лаксфорда, он будет совершать закулисные маневры, доводя наши тревоги до нужной ему стадии.
Она положила голову на спинку кресла, закрыла глаза.
— С этой записью он неплохо придумал. Я бы и сама в это поверила, если бы не знала, что он способен на любую низость.
— Это был голос вашей дочери?
— О, да. Это была Шарлотта.
Сент-Джеймс прошел к дивану. Его больная нога казалась пудовой, спина болела от напряжения при перелезании через стену. Для полного комплекта неприятностей не хватало только мигрени. Необходимо было принять решение, и то, с каким нежеланием его тело подчинялось его приказам, говорило ему, как необходимо было принять это решение.
— Я расскажу вам все, что мне известно на данный момент, миссис Боуин.
— И потом уйдете. А мы уж тут сами разберемся.
— Хорошо. Я бы, сказать по совести, и не пытался вам в этом помочь.
— Значит, вы ему верите.
— Да, миссис Боуин, верю. Не могу сказать, что он мне нравится. Не могу сказать, что симпатизирую его взглядам. Я считал бы, что его газету следует стереть в порошок. Но я ему верю.
— Почему?
— Потому что, как он уже говорил, он мог напечатать эту статью еще десять лет назад. Он мог сделать это тогда, когда вы впервые баллотировались в парламент. У него нет причин публиковать эту статью сейчас. Кроме одной — спасти вашу дочь. Его дочь.
— Она не его дочь. Их связывает лишь биологическое родство. Шарлотта — дочь Алекса, — она открыла глаза и повернула к нему голову, не отрывая ее от спинки кресла. — Вы не разбираетесь в политике, не так ли?
— На вашем уровне? Полагаю — нет.
— Так вот, это — политика, мистер Сент-Джеймс. Как я говорила с самого начала, все это ради политики.
— Я так не считаю.
— Я знаю. Вот почему мы оказались в тупике, — она устало махнула рукой в его сторону. — Хорошо, изложите нам остальные факты. А потом уходите. Мы сами решим, что делать, а ваши руки останутся чисты — вы не будете причастны к принятию решения.
Александр Стоун присел на кресло у камина, напротив жены. Он сидел на краешке, уперев локти в колени, опустив голову и глядя в пол.
Освобожденный от ответственности, которую он с самого начала не хотел на себя брать, Сент-Джеймс вовсе не почувствовал облегчения. Наоборот, тяжесть, которая давила на него, ощущалась сильнее и болезненнее. Он попытался отделаться от этого ощущения. Это не его обязанность, твердил он себе. Но все же ему стоило неимоверных усилий заставить себя подавить чувство ответственности.
— Как мы с вами намечали, я был в школе Шенклинг, — начал он. При этих словах Александр Стоун поднял голову. — Разговаривал с девочками от восьми до двенадцати лет. Среди них нет той, кого мы ищем. У меня есть список отсутствовавших сегодня, если хотите, можете их обзвонить.
— О чем идет речь? — спросил Стоун.
— О подруге Шарлотты, — пояснила ему жена, беря из рук Сент-Джеймса список.
— Учитель музыки Шарлотты…
— Чемберс, — подсказал Стоун.
— Да, Дэмьен Чемберс, — продолжал Сент-Джеймс. — Он сообщил нам, что обычно по средам Шарлотта приходила к нему на уроки вместе с другой девочкой. Вероятно, эта девочка была с Шарлоттой и в прошлую среду. Мы ищем ее в надежде, что она сможет рассказать нам что-нибудь о случившемся в тот день. Однако пока нам не удалось ее найти.
— Но это описание бродяги, — вставила Ив Боуин, — оно может нам что-то дать.
— Да. И если вы сможете найти эту девочку и она подтвердит это описание — а может быть, подтвердит, что бродяга опять появился в квартале в то время, когда Шарлотта пошла на урок музыки — у вас будет более серьезная информация для полиции.
— Где еще ее можно искать? — спросила Ив Боуин. — Если не в школе святой Бернадетты и не в Шенклинг?
— В одной из других школ Мерилбоуна. Или возможны другие варианты. Кто-то, живущий по соседству. Ребенок, посещающий того же психотерапевта. Где-то же она должна быть.
Ив Боуин кивнула. Она задумчиво поднесла пальцы к виску.
— Мне раньше не приходило в голову, но это имя… Вы уверены, что тот, кого мы ищем, девочка?
— Имя несколько необычное, но все, с кем я разговаривал, утверждают, что это девочка.
В разговор вмешался Стоун.
— Необычное имя? Кто же это? Почему это кто-то, кого мы не знаем?
— Миссис Мэгваер знает ее. Или, по крайней мере, знает о ней. То же можно сказать о мистере Чемберсе и как минимум, об одной из школьных приятельниц Шарлотты. Вероятно, это девочка, с которой Шарлотта видится от случая к случаю.
— Кто она?
— Девочка по имени Брита, — сказала Ив Боуин мужу. — Аллекс, ты ее не знаешь?
— Брита? — Александр Стоун встал с кресла. Подойдя к камину, он взял фотографию малыша на качелях, за качелями стоял он сам, улыбаясь в объектив. — Господи! — произнес он. — Боже правый!
— В чем дело? — спросила Ив.
— Так вы потратили два дня на поиски Бриты? — устало спросил он Сент-Джеймса.
— В значительной мере — да. Пока мы не получили информацию о бродяге, это было единственное, чем мы занимались.
— Остается только надеяться, что ваша информация о бродяге более достоверна, чем сведения о Брите, — горько рассмеялся Стоун и положил фотографию лицом вниз на каминную доску. — Блестяще, — он взглянул на жену и отвел глаза. — Ив, где ты была? Где ты была, черт побери? Ты живешь в этом доме или только наносишь сюда визиты?
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о Шарлотте. Я говорю о Брите. И еще о том, что у твоей дочери, моей дочери, нашей дочери — нет ни одной подруги на свете, а ты даже не знаешь об этом.
Сент-Джеймс почувствовал, как ледяной холодок пробежал по его жилам, когда то, что сказал Стоун, и то, что он подразумевал, начало обретать неумолимый смысл. Ив Боуин, в конце концов, сбросила маску холодного спокойствия.
— Это еще что? — возмутилась она.
— Это правда, — ответил Стоун. И опять рассмеялся, но на этот раз смех был тоном выше и балансировал на грани истерики. — Бриты не существует, Ив. Она никто. Никто. Ее нет. И твой частный сыщик потратил два дня на прочесывание Мерилбоуна в поисках выдуманной подруги Шарли.
Глава 12
— Брита, — прошептала Шарлотта. — Лучшая подруга Брита, — но губы запеклись и во рту было ощущение, будто он набит засохшими хлебными крошками. И она поняла, что Брита не сможет ее услышать и, самое главное — ответить.
Все ее тело ныло. Как бы она ни повернулась, что бы ни согнулась, было больно. Она не имела представления, сколько времени прошло с тех пор, как она записала пленку для Сито, показалось, что уже много дней, месяцев или даже лет. Казалось, прошла вечность.
Ее мучили голод и жажда. В глазах стоял туман. Он давил на веки, заполнял всю голову. Никогда еще она не чувствовала такой усталости. И если бы не эта разбитость во всем теле, не тяжесть в руках и ногах, она, наверное, была бы расстроена еще и тем, что в животе начало болеть, потому что он так давно не получал пастушьей запеканки и яблочного сока. Но вкус их все еще ощущался во рту — ведь правда же? — если провести языком по небу. Острая боль пронзила ее желудок. По-прежнему лежа на промокшем одеяле, она подтянула колени к подбородку и постаралась сдвинуться к середине, в результате одеяло немного сползло, оставив ее неприкрытой перед пронизывающей сыростью ее темницы.