ацию от нашего источника в Скотланд-Ярде, он, возможно, единственный, кто согласился нам кое-что рассказать.
— Что за информация?
Родни пробежал кончиком языка по губам.
— Он утверждает, что существовали письма похитителя. Два письма. Они были получены в тот же день, когда пропал ребенок. Таким образом, вне всякого сомнения, Боуин знала, что ребенок похищен, и, тем не менее, не предприняла ничего, чтобы задействовать полицию.
Лаксфорд слышал, как Огилви сделал глубокий вдох, и, прежде чем председатель успел что-то сказать, заговорил сам:
— Возможно, Род, она звонила кому-то другому. Ты или Митчел рассматривали такой вариант? — спросил он спокойным ровным тоном.
Огилви не дал Родни ответить. Подняв большую костлявую ладонь, председатель какое-то время размышлял над полученной информацией. Его взгляд был устремлен вверх, но не к небу, ища совета у Всевышнего, а на стену, где в металлических рамках были выставлены первые страницы лучших, принесших наибольшую прибыль номеров «Сорс».
— Если миссис Боуин позвонила кому-то еще, — задумчиво произнес он, — я предлагаю дать ей возможность самой сообщить нам об этом. И если ей будет нечем ответить на нашу статью, тогда этот факт наряду с остальными мы сможем предоставить вниманию читателей. — Взгляд Огилви упал на Родни. — И каково их содержание?
Родни выглядел озадаченным. Он потирал рукой подбородок, стараясь выиграть время и скрыть свое смущение.
— Мистер Огилви спрашивает о содержании записок от похитителя, — проговорил Лаксфорд с холодной вежливостью переводчика.
Тон сказанного не остался незамеченным для Родни.
— Мы не знаем, — ответил он. — Знаем только, что их было две.
— Понятно, — Огилви немного помолчал, выбирая возможный вариант действий. Наконец, он огласил свое решение: — Этого материала достаточно, чтобы построить на нем статью. Ваш парень занимается этим?
— Обязательно, — подтвердил Родни.
— Чудесненько, — Огилви поднялся. Повернувшись к Лаксфорду, он протянул ему руку. — Положение, стало быть, выправляется. Надеюсь, у меня есть все основания полагать, что мне не придется снова приезжать в город?
— Любой материал должен иметь прочное обоснование, — ответил Лаксфорд, — только тогда он будет напечатан в газете.
Огилви кивнул.
— Отлично сработано, Родни, — сказал он задумчивым тоном, как бы оценивая относительную роль каждого из них двоих в газете, и вышел из кабинета.
Лаксфорд вернулся к своему столу, смахнул фотографии Шарлотты в плотный бумажный конверт и убрал увеличительное стекло обратно в ящик. Затем нажал на кнопку монитора своего компьютера и опустился в кресло.
Родни приблизился к нему.
— Дэн, — произнес он нарочито небрежным тоном.
Лаксфорд проверил расписание назначенных встреч и внес в него ненужные поправки. Нужно проучить Родни, поставить его на место, уже не в первый раз подумал он. Но не мог решить, каким образом следует это сделать, так как его голова была сейчас занята поиском вариантов возможных действий Ивелин, которые помогли бы ей не стать мишенью для прессы. В то же время он сам не мог понять, почему его вообще заботит ее участь. В конце концов, в этом деле она сама себе вырыла могилу и… При мысли о могиле холодок пробежал у него по спине и болезненно сжалось сердце. Могила была вырыта не для Ивелин. И не она одна принимала в этом участие.
— …В основном, именно поэтому. И я уверен, ты поймешь и одобришь, что я не был до конца откровенен с Огилви сейчас, — говорил Родни.
— Что? — поднял голову Лаксфорд.
Солидная часть мясистого бедра Родни покоилась на крае редакторского стола.
— Мы пока не располагаем всеми фактами. Но Митч идет по следу, так что я готов поспорить, что через день вся правда будет в наших руках. Ты знаешь, Дэн, иногда я чувствую, что просто люблю этого парня как собственного сына.
— О чем это ты, Родни?
Родни откинул голову назад. «Ты что же это, не слушал, Дэн? — было написано у него на лице. — Что-то тебя мучает».
— О конференции тори в Блэкпуле, — мягко ответил он, — где кто-то сделал Боуин ребеночка. Как я только что сказал, она была там. Освещала конференцию для «Телеграф». А началась эта конференция ровно за девять месяцев до рождения ее ребенка. Митч сейчас идет по следу.
— По какому следу? — спросил Лаксфорд.
— По какому? — повторил Родни с едва заметной насмешкой. — По следу папаши, разумеется, — он бросил восхищенный взгляд на вставленные в рамочки первые страницы газеты. — Ты только представь, как это скажется на тираже, если мы получим эксклюзивный материал по этому делу, Дэн! Таинственный любовник Боуин дает интервью «Сорс»! Я не хотел говорить Огилви об этой истории о папаше. Зачем нам это нужно, чтобы он потом каждый день капал нам на мозги, когда, может быть, еще ничего не выйдет. И тем не менее… — он шумно вздохнул, как бы подтверждая готовность «Сорс» копаться в прошлом видных деятелей страны, выискивая то самое жемчужное зерно, благодаря которому ее тиражи взлетят до восьмизначных чисел. — Когда мы его напечатаем, это будет как взрыв атомной бомбы, — проговорил он. — А мы ведь его напечатаем, правда, Дэн?
Лаксфорд не отвел глаза под взглядом Родни.
— Ты же слышал, что я сказал Огилви. Мы напечатаем все, что имеет подтверждение.
— Отлично, — снова выдохнул Родни. — Потому что это… Дэн, я не знаю, что это, но я нутром чую, что мы вышли на что-то, чему цены нет.
— Отлично, — кивнул Лаксфорд.
— Нет, правда. Это на самом деле так, — Родни направился к двери. Но здесь он остановился. Подергав себя за бороду, он сказал: — Дэн, черт возьми. До меня сейчас только дошло. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Это же ты, тот, кого мы ищем, верно?
Лаксфорд почувствовал, как холодок пробежал по всему телу, от лодыжек к гортани. Он не произнес ни слова.
— Ты можешь помочь нам, то есть помочь Митчу.
— Я? Каким образом?
— С этой конференцией тори. Я забыл сказать. После разговора с Митчем я потребовал кое у кого в «Глоуб» вернуть должок и получил возможность покопаться в их микрофильмах.
— Да? И что из этого?
— Полно, Дэн. Не скромничай. Конференция тори в Блэкпуле? Неужели это ни о чем тебе не напоминает?
— А должно?
— Я очень на это надеюсь, — его зубы блеснули как у акулы. — Как же ты это не помнишь? Ты же сам был тогда там, писал редакционные статьи для «Глоуб».
— Был там, — произнес Лаксфорд, и это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.
— Именно так. Митч, вероятно, захочет поговорить с тобой. Так почему бы тебе не сесть и не подумать хорошенько о том, кто же это путался тогда с Боуин, — он со значением подмигнул и вышел из кабинета.
Глава 19
Барбара вытерла краем джемпера холодный пот со лба, поднялась с колен. Злясь на себя как никогда, она спустила воду в унитазе, глядя, как потоки воды смывают малопривлекательное содержимое ее желудка водоворотом забвения.
Она мысленно встряхнула свое тело, приказав себе действовать как руководитель группы по расследованию убийства, а не как разнюнившийся подросток, у которого дрожат коленки.
Посмертное вскрытие, сказала она себе резко. Что это? Просто обследование трупа, предпринятое для определения причины смерти. Это необходимый этап при расследовании убийства. Это операция, которая проводится профессионалами в поисках любых подозрительных процессов, которые могли привести к преждевременному прекращению функций организма. Короче говоря, это крайне важный шаг для поимки убийцы. Да, конечно, это означает потрошить человеческое тело, но это так же и поиск истины.
Барбара хорошо это понимала. Так почему же, думала она, ей оказалось не под силу это испытание — вскрытие тела Шарлотты Боуин.
Вскрытие производилось в больнице святого Марка в Амесфорде, выстроенной в стиле французского замка и представлявшей собой архитектурный памятник эдвардианской эпохи. Патологоанатомы работали быстро и профессионально, но, несмотря на деловую обстановку, первоначальный торакально-абдоминальный разрез привел к тому, что руки Барбары покрылись предательским потом. Она сразу поняла, что может не выдержать.
Лежащее на столе тело Шарлотты Боуин не имело никаких следов насилия, если не считать небольших синяков вокруг рта, красноватых пятен ожогов на щеках и подбородке и подсохшей ссадины на коленке. Девочка выглядела скорее спящей, чем мертвой. Поэтому мысль о том, что это перламутровое тело будет разрезано, воспринималась как оскорбительное святотатство. Но патологоанатом произвел разрез, бесстрастно сообщая о том, что видит, в микрофон, висевший у него над головой. Как тонкие ивовые прутики он раздвинул ее ребра и вынул для осмотра внутренние органы. К тому времени, как он извлек мочевой пузырь и отправил его содержимое на анализ, Барбара поняла, что не сможет выдержать то, что должно за этим последовать — разрезание кожи на волосистой части головы, когда отодвигаются мягкие ткани, обнажая маленький детский череп и тонко визжит пила, врезающаяся в кость, чтобы проникнуть к мозгу.
«Неужели все это нужно? — хотелось крикнуть ей. — Черт бы вас всех побрал, мы и так знаем, как она умерла!»
Но на самом деле они не знали. Они могли высказывать догадки, основанные на состоянии ее тела, и месте, где оно было найдено, но точный ответ, который был им необходим, мог быть получен только после обязательного акта научного расчленения трупа.
Барбара знала, что сержант уголовной полиции Рег Стэнли наблюдает за ней. Со своего места возле весов, на которых взвешивался каждый орган в отдельности, он мог подмечать любое изменение выражения ее лица. Он явно ждал, когда она выбежит из комнаты, зажав руками рот. И если она так сделает, он сможет пренебрежительно хмыкнуть ей вслед — что, мол, еще можно ждать от женщины? Барбаре не хотелось предоставлять ему повод высмеять ее перед людьми, с которыми она должна будет работать в Уилтшире, но она знала, что в конце концов ей придется выбирать: дожидаться, пока ее позорно вырвет прямо на пол здесь или уйти в надежде, что успеет найти туалет раньше, чем ее вырвет в коридоре.