ания, когда ее опустили под воду. Именно поэтому, как я уже говорил, все характерные признаки утопления выражены слабее, чем обычно.
— Без сознания? Но вы не упомянули ни об ударе по голове, ни…
— Ей не наносили удара, чтобы она потеряла сознание, сержант. Ей, надо заметить, не было нанесено каких-либо повреждений ни до, ни после смерти. Но из отчета токсикологов следует, что ее тело было насыщено бензодиазепином. Токсичная доза, если принять во внимание ее вес.
— Токсичная, но не смертельная, — уточнила Барбара.
— Верно.
— Как вы это назвали? Бензо… как дальше?
— Бензодиазепин. Это транквилизатор. Конкретно этот называется диазепам, хотя вам он, возможно, знаком под другим, более часто встречающимся названием.
— Каким?
— Валиум. По количеству этого вещества в крови, а также по слабовыраженным признакам утопления мы можем сделать вывод, что в момент погружения под воду она была без сознания.
— И в канал попала уже мертвой?
— Да, конечно. Она была мертва, когда попала в канал. И уже была мертва в течение, я бы сказал, двадцати четырех часов.
Билл надел вторую перчатку. Порылся в шкафчике в поисках респиратора и кивнул в сторону основного помещения:
— Боюсь, этот, следующий, будет с душком.
— Мы уже уходим, — ответила Барбара.
На обратном пути к автостоянке Барбара раздумывала о значении открытий патологоанатома. Если раньше она считала, что они, хоть и медленно, но продвигаются вперед, то сейчас, судя по всему, они вернулись назад, к нулевой отметке. Водопроводная вода в легких Шарлотты Боуин означала, что ее могли держать до ее смерти в самых различных местах. И преступление могло быть совершено в Лондоне с той же вероятностью, что и в Уилтшире. А если это так, если девочка была убита в Лондоне, то можно предположить, что и прятали ее и убили там, а потом отвезли тело на канал Кеннет-Эйвон. Валиум тоже подсказывал такой вариант — транквилизаторы нередко выписываются жителям столицы, чтобы помочь им справиться с проблемами большого города. Единственное, что требовалось лондонцу, похитившему и разделавшемуся с Шарлоттой, это иметь некоторое представление об Уилтшире. Таким образом, с полным основанием можно допустить, что не имело никакого смысла прочесывание местности, проведенное сержантом Стэнли, а также то, что он задействовал десятки полицейских на поиски места, где могли удерживать Шарлотту Боуин. И уж совершенно бесполезным кажется ее собственное согласие на предложение Робина Пейна. Он мог потратить впустую целый день, обследуя пристани, места проката лодок, не говоря уж о лесопилках, шлюзах, ветряных мельницах и бассейнах.
Какое никчемное, бестолковое использование личного состава, думала она. Они ищут иголку, которой, возможно, и не существует, в стоге сена размером с графство Айл-оф-Уайт.
Чтобы двигаться вперед, нам нужна какая-то зацепка, говорила она себе. Отыскать свидетеля похищения, найти какой-то предмет из одежды Шарлотты, обнаружить один из ее учебников. Что-то еще, кроме тела со следами густой смазки под ногтями. Что-то, что связало бы найденное тело с местом.
Что же это может быть, думала она. На этой огромной площади — если вообще преступление совершено здесь, а не в Лондоне — как, скажите на милость, могут они его найти?
Впереди, у ступенек лестницы, ждал ее сержант Стэнли. Наклонив голову, он закуривал сигарету. Сержант протянул ей свою пачку, что она восприняла как безмолвное перемирие между ними. Пока не увидела его зажигалки — голая женщина, согнувшаяся в талии, и огонек выстреливает у нее между ягодиц.
«Тьфу, мерзость», — подумала Барбара. Ее желудок все еще не успокоился, перед глазами плыли круги, а разум старался разобраться с фактами. И вот, пожалуйста, ей приходится терпеть компанию этого мистера Женоненавистника, нарядившегося сержантом Плодом. Он ждет, что она покраснеет, а потом сделает какое-нибудь ультрафеминистское замечание, чтобы пересказать это потом своим дружкам в отделе уголовных расследований и посмеяться.
«Ну ладно, — подумала она. — Буду рада услужить, болван». Она взяла зажигалку у него из рук. Повернула ее. Погасила пламя, зажгла снова, погасила опять.
— Чрезвычайно любопытно, — сказала она. — Просто невероятно. Интересно, вы обратили внимание?
Он заглотнул наживку.
— На что?
Она начала наматывать леску.
— Если вы спустите брюки и выставите задницу, эта зажигалка будет точь-в-точь ваша копия, сержант Стэнли, — она шлепнула зажигалку ему в руку. — Спасибо за сигарету, — и пошла к своей машине.
Развалины на Джордж-стрит буквально кишели полицейскими и криминалистами группы по обследованию места происшествия. Со своими инструментами, бутылочками, конвертами и сумками они суетились в доме, который до этого осматривали Сент-Джеймс и Хелен. На верхнем этаже они сворачивали ковровое покрытие, чтобы взять его для анализа в лаборатории. Особое внимание уделялось поиску отпечатков пальцев.
После того, как они нанесли черную пыль на деревянные панели, переплеты рам, косяки и ручки дверей, подоконники, водопроводные краны, оконные стекла и зеркало, проявились отпечатки. Их было множество — десятки, сотни. Они выглядели разорванными на части крыльями угольно-черных насекомых. Криминалисты снимали отпечатки, регистрировали их, причем не только те, что относились к тому же типу, что и найденные Сент-Джеймсом на крышке отделения для батареек магнитофона. Вполне можно было предположить, что в похищении Шарлотты Боуин участвовал не один преступник. И четкий отпечаток мог вывести их на одного из них и стать тем шансом, который они ищут. Если, конечно, окажется, что развалины имеют отношение к делу.
Линли просил их обратить особое внимание на два места: зеркало в ванной и водопроводные краны под ним, а также окно, выходящее на Джордж-стрит, где было отмытое стекло, явно, чтобы наблюдать через просвет между домами за школой святой Бернадетты на Блэндфорд-стрит. Сам Линли трудился в крошечной как спичечный коробок кухне, осматривая буфет и ящики стола, в надежде найти что-то, ускользнувшее от внимания Сент-Джеймса.
Вещей здесь было немного, и Линли должен был признать, что Сент-Джеймс с присущей ему скрупулезностью и вниманием к деталям, аккуратно перечислил все во время их разговора накануне днем. В одном из буфетов стояла красная металлическая кружка, в ящике лежали одна единственная вилка с погнутыми зубьями и пять ржавых гвоздей, на кухонном столе стояли две грязные банки. Больше ничего не было.
Под звук капающей из крана воды Линли наклонился к пыльному столу и обследовал его более тщательно. Он осмотрел его поверхность на уровне глаз, ища что-то примечательное, незамеченное им на фоне пестрого жаростойкого пластика — проследил глазами от стены к внешнему краю стола, потом от внешнего края к полоске металла, которой была прикреплена раковина. И тут он это увидел. Небольшой кусочек голубоватого цвета — немногим больше крошки — застрял в узкой щели между металлической полоской вокруг раковины и поверхностью стола.
С помощью тонкого лезвия из комплекта для криминалиста он осторожно поддел голубой кусочек и вытолкнул его из убежища. От него исходил слабый лекарственный запах. И когда Линли, положив его на ладонь, слегка поцарапал ногтем, он легко раскрошился. «Остатки наркотика? — подумал он. — Или какое-то моющее средство?» Он положил крошки в пузырек, надписал этикетку и передал в руки одного из криминалистов для скорейшего анализа.
Затем он вышел из квартиры в душный коридор. Из-за того, что окна были забиты досками, вентиляция в здании практически отсутствовала. Смрад от крыс, разлагающейся пищи и экскрементов висел в воздухе, усиленный теплом поздней весны. Именно это обстоятельство и комментировал констебль уголовной полиции Уинстон Нката, когда, поднимаясь по лестнице, встретился с Линли, спускавшимся в квартиру третьего этажа. Зажав нос и рот идеально выглаженным белым платком, констебль пробормотал:
— Не дом, а выгребная яма.
— Лучше смотри, куда ступаешь, — посоветовал ему Линли. — Бог знает, что может быть на полу под этим мусором.
Нката пробрался к двери квартиры, куда вошел Линли, и приблизился к нему.
— Надеюсь, эти ребята получат доплату как за участие в боевых действиях.
— Это все входит в круг их обязанностей. С чем ты пришел?
Лавируя между наиболее крупными кучами мусора которые просеивали полицейские отдела криминалистики, Нката подошел к окну, открыл его, впустив в комнату чуть заметную струйку воздуха. Но это, судя по всему, его удовлетворило, потому что, все еще морщась от запаха, от все же отнял платок от лица.
— Я тут пообщался с местными копами, — сказал он. — Квартал Кросс-Киз-Клоуз относится к участку на Вигмор-стрит. Кто-то из полицейских должен был видеть этого лоботряса, о котором говорил Сент-Джеймс.
— И? — спросил Линли.
— Глухо, — ответил Нката. — Ни один из их штатных копов не помнит, чтобы он прогонял какого-то бездомного из квартала. У них сейчас запарка — туристский сезон и все такое, и они не подсчитывают, когда и скольких бродяг им приходится шугануть с улиц. Так что никто не берется утверждать, что такого случая не было. Но также никто и не соглашается дать нашему художнику описание и составить портрет этого бездомного.
— Глухо, — подтвердил Линли. Растаяли их надежды получить приличное описание бродяги.
— Как я и предполагал, — улыбнулся Нката и потянул себя за ухо. — Поэтому я позволил себе некоторые вольности.
В прошлом благодаря своим вольностям Нката сумел добыть немало важнейшей информации. Линли с интересом взглянул на него:
— Ну?
Констебль уголовной полиции полез в карман куртки. Дело было так: он пригласил на завтрак в кафе одного из их художников — по тому, как Нката быстро наклонил голову вниз, Линли понял, что речь идет о представительнице прекрасного пола. По дороге они заглянули в Кросс-Киз-Клоуз к тому сценаристу, который дал Хелен Клайд описание бродяги, выдворенного из кривых переулков квартала в тот самый день, когда исчезла Шарлотта Боуин. Художница взялась за работу, писатель подсказывал ей характерные детали, и через некоторое время им удалось получить довольно похожий портрет. Позволив себе еще одну маленькую вольность и проявив при этом достойную восхищения инициативность, Нката предусмотрительно попросил художницу нарисовать второй портрет, но уже без лохматых волос, бакенбард и вязаной шапки, то есть без всего этого предположительно маскировочного антуража.