— И вот что у нас получилось, — он вручил Линли два рисунка.
Линли внимательно изучал их, а Нката тем временем продолжал: он сделал копии обоих, он раздал их полицейским, в данный момент прочесывающим улицы с целью определить место, откуда была похищена Шарлотта. Он также передал копии полицейским, проверяющим близлежащие ночлежки для бездомных, на случай, если там кто-то сможет его опознать.
— Пошлите кого-нибудь с рисунками к Ив Боуин, — сказал Линли. — Пусть покажут их также ее мужу и экономке. И тому джентльмену, о котором ты мне вчера говорил — любителю понаблюдать за улицей из окна. Вдруг кто-то из них сумеет нам что-нибудь подсказать.
— Понял, — ответил Нката.
На лестничной площадке двое криминалистов трудились над свернутым в рулон ковровым покрытием из верхней квартиры. Он, как невыполненное обязательство, непосильной тяжестью давил на их плечи. Один из полицейских крикнул:
— Держись, Макси. Сейчас попробую развернуться, — и они, пошатываясь, направились к лестнице. Линли поспешил им на помощь. Нката, хотя и с меньшей готовностью, присоединился к ним.
— Разит собачьей мочой, — сказал он.
— Да он ею насквозь пропитан, — заметил Макси. — Ну и запашок теперь будет от твоей куртки, Винни.
Остальные захохотали. Спотыкаясь, ворча и натыкаясь на углы в полутемном коридоре, они добрались до первого этажа. Здесь, по крайней мере, было чуть больше света и воздуха, так как, чтобы попасть в дом, металлические листы и доски с двери главного входа пришлось снять. Они пронесли рулон через эту дверь и забросили его в ожидавший на улице фургон. После этого Нката долго и тщательно отряхивался.
Стоя на тротуаре, Линли обдумывал то, что сказал ему Нката. Действительно, толпы туристов бродят в квартале в поисках Риджент-парка, музея восковых фигур или планетария и, конечно, запомнить случайного бродягу, которому было приказано проваливать восвояси, местным полицейским было бы трудно. Можно, однако, предположить, что кто-то из них узнает его с помощью рисунка.
— Тебе придется переговорить с местной полицией еще раз, Уинстон. Покажи портрет в их клубе, в столовой. Может, это встряхнет их память.
— Тут добавилось еще одно обстоятельство, — заметил Нката. — И, боюсь, вы от него будете не в восторге. Они взяли на службу двадцать добровольцев.
Линли потихоньку выругался. Двадцать специальных констеблей-добровольцев из числа жителей района, которые носят форму и совершают обход, как любой другой полицейский! Это означает еще двадцать человек, которые предположительно могли видеть бродягу. Казалось, с каждым часом сложности возрастают в геометрической профессии.
— Придется распространить рисунок и среди них тоже, — сказал Линли.
— Не беспокойтесь. Будет сделано, — Нката снял куртку и осмотрел ее там, где к нему прикасался рулон коврового покрытия. Удовлетворенный увиденным, он вновь облачился в нее и не пожалел нескольких минут на то, чтобы поправить манжеты рубашки. Потом оценивающим взглядом окинул здание, откуда они только что вышли, и спросил Линли:
— Вы думаете, это то место, где держали ребенка?
— Не знаю, — ответил Линли. — Возможно. Как возможно, что это происходило в любом другом месте в Лондоне. Не говоря уж об Уилтшире, — машинально он пошарил рукой в кармане пиджака, где раньше, до того, как полтора года назад он бросил курить, у него всегда лежала пачка сигарет. Удивительно, до чего живучи привычки. Ритуал поджигания конца тонкой трубочки, заполненной табаком, каким-то образом был связан для него с процессом мышления. И ему было нужно выполнить первое, чтобы стимулировать второе. По крайней мере, такое у него было ощущение в моменты, подобные теперешнему.
Должно быть, Нката это понял, потому что, порывшись в кармане брюк, извлек на свет карамельку «Опал-фрут». Не говоря ни слова он протянул ее Линли и поискал другую для себя. Они молча развернули леденцы. А сзади, за их спинами, в брошенном доме продолжалась работа подразделения криминалистов.
— Возможны три мотива, — проговорил Линли. — Но только один из них выглядит достаточно убедительно. Можно утверждать, что все это дело — провалившаяся попытка увеличить тиражи «Сорс».
— Едва ли провалившаяся, — заметил Нката.
— Провалившаяся в том смысле, что в намерения Дэниса Лаксфорда не могло входить убийство ребенка. Но если принять за основу эту версию, мы все равно должны докопаться, почему он это сделал. Не стоял ли Лаксфорд на грани увольнения? Не отхватил ли другой бульварный листок часть их рекламы? Какие события в его жизни могли подтолкнуть его к похищению?
— Может быть, оба эти обстоятельства, — предположил Нката. — И сложности с работой, и уменьшение доходов от рекламы.
— Или же оба преступления — и похищение, и убийство были задуманы Ив Боуин, чтобы оказаться в центре внимания и стать объектом всеобщего сочувствия.
— Ну, это уж слишком, — усомнился Нката.
— Да, слишком. Для обычной женщины. Но она — политик. И хочет стать премьер-министром. Она уже на скоростной магистрали, но, может быть, ей не терпится поскорее добраться до цели. Она подумала, как бы ей срезать угол, и ответом стала ее дочь.
— Для этого нужно быть не женщиной, а чудовищем. Это противоестественно.
— А разве она показалась тебе естественной?
Нката задумчиво сосал свой леденец.
— Тут надо вот что учитывать, — наконец сказал он. — Белые женщины, я с ними дел не имею. Черная женщина честно говорит, что она хочет и когда… И даже как — да, да, она даже скажет мужчине, как. Но белая женщина? Нет, белые женщины — это тайна. Белые женщины мне всегда казались холодными.
— Ну, а Ив Боуин? Казалась она тебе холоднее, чем другие?
— Казалась. Но, с другой стороны, эта холодность, возможно, определяется ее положением. Все белые женщины, на мой взгляд, холодны как лед к своим детям. Так что, если хотите знать мое мнение, она была как раз такой, какой и должна быть.
Пожалуй, подумал Линли, это более точная оценка госпожи младшего министра, чем его собственная.
— С этим я согласен. И в результате остается мотив номер три. Кто-то поставил себе цель отстранить миссис Боуин от власти. Как она и подозревала с самого начала.
— Кто-то, кто был в Блэкпуле, когда она развлекалась с Лаксфордом, — добавил Нката.
— Кто-то, кто рассчитывает выиграть от ее падения, — уточнил Линли. — Ты уже проверил прошлое Вудворта?
— Следующий пункт в моем списке, — сообщил Нката.
— Займись этим, — Линли выудил из кармана ключи от машины.
— А вы сами?
— Я хочу нанести визит Элистеру Харви. Он из Уилтшира, его никак не назовешь другом Боуин, и он был в Блэкпуле на той конференции тори.
— Вы думаете, он тот, кто нам нужен?
— Он политик, Уинстон, — сказал Линли.
— Разве это не мотив?
— Несомненно, — ответил Линли. — И почти для всего.
Линли нашел члена парламента Элистера Харви в Центральном клубе, расположенном в пятнадцати минутах ходьбы от Парламент-сквер. Клуб размещался в бывшей резиденции одной из любовниц короля Эдварда VII. Здание представляло собой изумительное по красоте сооружение с карнизами Уайетта, веерообразными окнами Адамса и потолками Кауфмана. Его элегантная архитектура, начиная от лепных украшений и кончая коваными решетками и перилами, была данью прошлому Англии — эпохе Регентства и короля Георга. Но оформление интерьера заставляло вспомнить как о прошлом, так и о настоящем. Там, где когда-то в огромной гостиной на втором этаже клуба размещался гарнитур хепплуайтской мебели и разодетые по последней тогдашней моде обитатели степенно наслаждались послеобеденным чаем, сейчас помещение больше напоминало улицу в час пик, запруженную всевозможными тренажерами и мокрыми от пота мужчинами в шортах и футболках, крякающими от усилий при поднятии, толкании и выжимании различных грузов и пружин, а также приседающих, отжимающихся и разминающихся.
Элистер Харви был среди них. В спортивных трусах, кроссовках и с повязкой из махровой ткани на лбу, чтобы впитывать пот, стекавший вниз от его тщательно уложенных седеющих волос, член парламента, голый до пояса, трудился на «бегущей дорожке». Она располагалась перед зеркальной стеной, благодаря чему тренирующиеся могли следить за своим отражением и размышлять о своем физическом совершенстве или отсутствии такового.
По-видимому, именно этим занятием был поглощен Харви, когда Линли приблизился к нему. Он бежал, согнув в локтях руки, прижимая их к бокам, не отводя при этом глаз от своего отражения в зеркале. Уголки его губ были приподняты не то в улыбке, не то в гримасе, и в то время, как ноги глухо стучали по быстро движущейся дорожке, он дышал ровно и глубоко, как человек, которому приятно испытывать выносливость своего тела.
Когда Линли достал свое удостоверение и показал ему, держа на уровне глаз Харви, член парламента не прекратил бег. Он также не проявил озабоченности этим визитом полиции. Лишь пробурчал:
— Как они пропустили вас внизу? Что, черт побери, у нас происходит с правом на частную жизнь? — он говорил с безошибочно узнаваемым сочным выговором выпускника школы Уикхемист. — Я еще не закончил. Вам придется подождать семь минут. Кстати, кто вам сообщил, где меня искать?
По виду Харви можно было предположить, что он с огромным удовольствием выкинет с работы маленькую, похожую на мышку секретаршу, которая с перепугу при виде полицейского удостоверения Линли поделилась с ним этой информацией. Поэтому Линли сказал:
— Ваше расписание не является большим секретом, мистер Харви. Мне бы хотелось с вами поговорить.
Харви, никак не отреагировав на то, что полицейский продемонстрировал ему свой столь же породистый выговор выпускника частной школы, ограничился короткой репликой:
— Я уже вам сказал — когда закончу, — и прижал вспотевший правый кулак к верхней губе.
— Боюсь, у меня нет времени ждать. Следует ли мне задавать вопросы здесь?
— Я забыл уплатить штраф за парковку в неположенном месте?