Забавно, подумала Барбара. Так, вероятно, и будет складываться их жизнь в течение следующих тридцати или около того лет. Интересно, сама Селия это понимает?
Барбара услышала, как открылась и тут же с шумом захлопнулась входная дверь через кухню. Селия вернулась на свое место за столом. Послышались быстрые шаги, и Робин резко спросил:
— Мама, ты здесь? Барбара уже вернулась?
По выражению лица Коррин Барбара поняла, что задавать такой вопрос ему не следовало. Но зато и ответа на него не потребовалось, потому что Робин уже стоял в дверях гостиной. Он весь, с ног до головы, был пыльным и грязным, в волосах запуталась паутина. Но, улыбнувшись Барбаре, он сказал:
— Вот вы где. Я сейчас вам такое скажу! Стэнли лопнет, когда узнает.
— Робби, дорогой, — произнесла Коррин, задыхающимся и усталым голосом, стараясь переключить внимание сына с Барбары на карточный стол, за которым сидела Селия. Та встала.
— Здравствуй, Роб, — проговорила она.
— Селия, — произнес он и перевел несколько смущенный взгляд со своей суженой на Барбару.
— Я как раз уже собиралась наверх. С вашего позволения… — начала Барбара.
— Нет, вы не можете, — Робин умоляюще смотрел на нее. Потом обратился к Селии: — Извини, у меня очень важное дело. Я не могу его вот так прервать, — на его лице выразилась надежда, что кто-нибудь выручит его из этой щекотливой ситуации.
Коррин явно не собиралась этого делать, Селия не хотела. А Барбара, хоть и сочувствовала ему чисто по-дружески, но не знала, как ему помочь. Всякие словесные пируэты были не по ее части, ими виртуозно владели такие женщины, как Хелен Клайд.
— Селия ждет тебя с половины девятого, Робби, — произнесла Корри. — Мы с ней очень мило провели вечер. Я ей сказала, что она слишком давно не появлялась у нас в «Небесном жаворонке», и я уверена, ты сумеешь это исправить теперь, когда начал работать в отделе уголовной полиции. Недалек день, сказала я ей, когда Роби оденет тебе на пальчик кое-что совершенно особенное.
На лице Робина отразилось страдание, на лице Селии — унижение и обида. Барбара почувствовала, что у нее вспотел затылок.
— Да, конечно, — проговорила она по возможности дружелюбным тоном и решительно повернулась к лестнице. — Что ж, тогда спокойной ночи. Робби, мы можем поговорить и…
— Нет! — он рванулся за ней.
— Робби! — воскликнула Коррин.
— Роб! — крикнула Селия.
Но Робин уже поднимался по лестнице вслед за Барбарой. Она слышала его шаги за спиной, слышала, как он настойчиво повторяет ее имя. Он догнал ее прямо у двери комнаты и схватил за руку. Но тут же отпустил, когда она обернулась к нему.
— Слушай, — сказала она. — Получается какая-то глупость, Робин. С тем же успехом, что и здесь, я могла бы жить в Амесфорде. И после сегодняшнего вечера, думаю, так будет лучше.
— После сегодняшнего вечера? — он посмотрел в сторону лестницы. — Почему? Из-за этого? Вы имеете в виду Селию? Маму? Забудьте, все это не имеет значения.
— Не думаю, что Селия или твоя мама с тобой согласятся.
— Черт с ними с обеими. Мне не до них. Во всяком случае, сейчас, сегодня вечером, — он вытер лоб рукавом рубашки — Я нашел, Барбара. Я мотался целый день. Облазил каждую дыру, о какой только мог вспомнить. И, черт побери, я нашел это.
— Что? — не поняла она.
Его грязное лицо осветилось победной улыбкой.
— То место, где держали Шарлотту.
Александр Стоун смотрел, как его жена кладет телефонную трубку на рычаг. Что-либо понять по выражению ее лица было не возможно.
Он услышал только конец разговора.
— Не звони мне. Никогда больше не звони мне. Что тебе нужно? — Потом она заговорила так, будто слова застревали в горле: — Что с ним произошло? Когда?.. Ах ты, подлый, низкий… И не пытайся убедить меня… Ты ублюдок. Мерзкий ублюдок, — эту последнюю фразу она почти выкрикнула. И зажала кулаком рот, чтобы сдержаться. Алекс слышал, как мужской голос продолжал горячо что-то говорить. Ив положила трубку. Она стояла не двигаясь, но ее била дрожь, как будто электрические разряды, проходя через ее тело, не давали ей двинуться с места.
— В чем дело? — спросил ее Алекс.
Перед тем, как раздался звонок, они уже легли в постель. На этом настояла Ив. Она сказала, что у него усталый вид, и сама она совершенно без сил, так что им обоим необходимо отдохнуть, если они хотят выдержать предстоящие им в эти дни тяготы траурных церемоний. Но он понимал, что они поднялись в спальню больше не ради отдыха, а ради возможности избежать разговора. Здесь в темноте один из них или они оба могли лежать без движения, глубоко дыша, притворяясь спящим и не разговаривая. Но не успели они погасить свет, как зазвонил телефон.
Преодолев нервное оцепенение, Ив поднялась с кровати. Она накинула халат и завязала пояс. Но при этом так яростно дергала за шелковый шнур, что это выдало ее с головой.
— Что случилось? — повторил Алекс.
Она подошла к стоявшим в ряд у стены платяным шкафам. Открыла дверцы. Швырнула на кровать черное платье-пальто и бросила на пол пару туфель.
Алекс тоже поднялся. Он взял ее за локоть. Она отдернулась.
— Черт возьми, Ив, я спрашиваю…
— Он публикует статью.
— Что?
— То, что слышал. Этот мерзкий грязный таракан публикует статью. На первой странице. Завтра. Он думал, — при этих словах ее черты исказились от горечи. — Он, видишь ли, думал, что лучше сообщить мне заранее. Чтобы я подготовилась к встрече с другими журналистами.
Алекс посмотрел на телефон.
— Так это был Лаксфорд?
— Кто же еще? — Она подошла к комоду, выдвинула ящик. Его заклинило, и она со стоном рванула его на себя. Порывшись в нем, достала белье, комбинацию, колготки. Бросила их на кровать рядом с платьем. — Он с самого начала обращался со мной как с дурой. А сегодня он думает, что совсем меня прикончил. Но меня еще рано хоронить. Рано. И он об этом скоро узнает.
Алекс пытался составить из кусочков полученных сведений единое целое, но одного явно не хватало.
— Статью? — повторил он. — О тебе и о нем? В Блэкпуле?
— О, Господи! О какой еще статье может идти речь, Алекс? — она начала натягивать белье.
— Но Шарли…
— При чем тут Шарли? Дело не в Шарли. Как ты не можешь этого понять? Сейчас он заявляет, что похищен его несчастный сын, и похититель требует от него той же истории. Все так удачно складывается, — она подошла к кровати, сунула руки в платье-пальто, рывком подложила на место подплечники, застегнула золотые пуговицы.
Алекс ошеломленно смотрел на нее.
— Сын Лаксфорда? Похищен? Где? Когда?
— Какая разница? Лаксфорд где-нибудь его спрятал, а теперь использует так же, как собирался использовать похищение Шарлотты.
— Что же ты собираешься делать?
— А как ты думаешь, что я собираюсь делать? Я собираюсь его опередить.
— Как?
Она сунула ноги в туфли и в упор посмотрела на него.
— Я не уступила, когда он украл Шарлотту. Он собирается использовать это в свою пользу. Он хочет с помощью этой истории выставить меня варваром: Шарлотта исчезает, от него требуют статьи, я отказываюсь содействовать ему в этом, несмотря на его отчаянные мольбы. И, в противоположность моему варварству, — добродетели Лаксфорда: он собирается сделать для спасения своего сына то, чего я не сделала для своей дочери. Теперь ты понимаешь, наконец, что происходит, или я должна сказать это тебе по буквам? Он будет выглядеть как святой Христофор с младенцем Иисусом на плечах, а я — как Медея. Но только в том случае, если я ничего не сделаю, чтобы остановить его.
— Мы должны позвонить в Скотланд-Ярд, — Алекс рванулся к телефону. — Мы должны проверить, правда ли то, что он сказал. Действительно ли мальчика похитили…
— Его не похитили! И если мы позвоним в полицию, это нам ничего не даст. Потому что, можешь не сомневаться, на этот раз Лаксфорд продумал все, до последней детали. Он запрятал своего маленького монстра куда-нибудь подальше. Потом позвонил в полицию и разыграл комедию. И пока мы с тобой теряем время, болтая о том, на что он способен и почему, он уже написал историю, и она уже сходит с печатных станков и через семь часов появится на улицах. Если я не предприму каких-то шагов. Что я и намерена сделать. Ясно? Теперь ты все понял?
Алекс понял. Он понял это по жесткой линии ее подбородка, по напряженной спине и плечам, по неподвижному взгляду ее глаз. Он понял все. Но вот чего он не мог понять — что же мешало ему разобраться в этом раньше?
Он почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Необъятность пространства охватывала и поглощала его. Издалека он услышал свой голос:
— Куда ты собралась, Ив? Что ты хочешь делать?
— Хочу потребовать кое у кого возврата долгов, — она пошла в ванную и, как он мог видеть, быстро наложила косметику на лицо. Делала она это сейчас без своей обычной уверенной точности — просто прошлась по щекам румянами, макнула несколько раз тушью по ресницам и мазнула помадой по губам. Покончив с этим, провела щеткой по волосам и взяла с полки над раковиной очки — она всегда клала их туда перед сном.
Потом вернулась в спальню.
— Он допустил одну ошибку — кроме того, что случилось с Шарлоттой, — сказала она. — Он решил, что я бессильна. Решил, что я не найду, куда и когда мне пойти. Но он ошибается. И сможет убедиться в этом уже через несколько часов. Если выйдет по-моему — а можешь не сомневаться, так и будет — я добьюсь такого запрета, что он не сможет напечатать ни слова из этой истории, так же как и из любой другой, в ближайшие пятьдесят лет. Это будет его конец. Такой, какого он и заслуживает.
— Я понимаю, — проговорил Алекс и, хотя сознавал, что его вопрос не имеет смысла, отчаянное желание услышать от нее хоть что-то приближающееся к правде, заставило его спросить: — А как же Шарли?
— Что «как же Шарли»? Она мертва. Она стала жертвой этого заговора. И единственное, что в наших силах, это сделать так, чтобы ее смерть не стала напрасной. А иначе, если я не остановлю ее отца и не сделаю этого немедленно, так и получится.