— Ради себя самой, — проговорил Алекс. — Ради своей карьеры. Ради своего будущего. Но не ради Шарли.
— Да, правильно. Разумеется. Ради моего будущего. А ты чего ждал? Что я уползу в норку и буду делать то, что хочет от меня Лаксфорд, из-за того, что ее убили? Ты этого хотел?
— Нет. Я не хотел этого. Но я только думал, что на время траура…
Она угрожающе шагнула к нему.
— Не смей со мной так! Не смей говорить мне, что я чувствую, а что нет! Не смей говорить мне, кто я!
Он поднял руки как бы сдаваясь.
— Я не буду этого делать. Сейчас не буду.
Она подошла к тумбочке у кровати, взяла свою сумочку.
— Поговорим потом, — бросила она и вышла из комнаты.
Алекс слышал ее шаги по лестнице. Слышал, как отпиралась входная дверь. Через несколько секунд ее машина тронулась с места. На ночь журналисты оставили свои позиции, так что у нее не будет проблем с выездом из переулка. Куда бы она ни поехала, никто не увяжется за ней следом.
Алекс опустился на край кровати. Уронив голову на руки, он смотрел вниз, на ковер, на ступни своих ног на ковре — такие белые и такие бесполезные. Его сердце ощущало ту же болезненную пустоту после ухода жены, как и эта комната и весь этот дом. Он страдал от необъятности этой пустоты внутри себя и удивлялся, как ему удавалось обманывать себя так долго.
Он находил оправдание каждому настораживающему предупреждающему знаку, который она ему подавала. Думал, что через несколько лет она научится доверять ему так, чтобы открыть свое сердце. Она просто осторожна, и эта осторожность — естественное следствие выбранной ею для себя карьеры. Но со временем она забудет свои опасения и сомнения, она позволит своей душе подняться ввысь и слиться с его душой. А когда произойдет это единение душ, они возведут на этом основании свой новый дом, где будут семья, будущее, любовь. Нужно только быть терпеливым, говорил он себе. Нужно только показать ей, как глубоко он ей предан. И когда он сумеет это сделать, они заживут по-новому, более полной и богатой жизнью, в которой главным будут дети — братья и сестры Шарлотты, и они с Ив будут постоянно с ними, радуясь полнокровному счастью.
Все было ложью, сказкой, которую он рассказывал сам себе, когда не хотел видеть реальные разворачивающиеся перед глазами события. На самом деле люди не меняются. Они просто меняют свой внешний облик, когда считают, что так им удобнее, или когда обстоятельства заставляют их захлопнуть створки раковины. Та Ив, которую он любил, в действительности была не более реальна, чем Дед Мороз, русалка или Старуха с косой. Алекс был фантазером. И когда она играла роль, которую он для нее сочинил, она была настолько же порождением его фантазии, насколько он сам этого хотел. Так что лгал он. И последствия этой лжи — тоже его.
Он тяжело поднялся на ноги. И так же, как его жена, пошел к шкафу для одежды и начал одеваться.
Робин Пейн гнал машину. Он ехал на запад по шоссе Бербидж-роуд с сумасшедшей скоростью. При этом он быстро, взахлеб, перечислил ей свои поездки по округе за день. Все дело в кирпичах и майском шесте — так сказал он Барбаре. Потому что, когда он об этом услышал, у него появилась масса новых предположений, но прежде чем заносить их в список как места возможного пребывания Шарлотты, ему захотелось их обследовать. Ведь вся округа — фермерские владения, туманно пояснил он. Пшеница для них самая главная статья дохода.
— Какое отношение имеет пшеница к Шарлотте Боуин? — спросила Барбара. — При вскрытии ничего не…
— Подождите, — попросил ее Робин. Было ясно, что для него наступил звездный час победы. И ему хочется насладиться им на все сто процентов.
Он побывал везде, объяснял Робин. На западе — до самого Фрешфорда, на юге — до Шафтсбери, но поскольку у него появилось некоторое представление о том, что надо искать, благодаря кирпичам и майскому шесту, упомянутым девочкой — не говоря уж о пшенице — поиски охватывали огромную территорию, но не такое уж огромное количество объектов. И все же, так или иначе, ему пришлось облазить десятки мест, поэтому он и выглядит сейчас таким грязнулей.
— Куда мы едем? — спросила Барбара. Они мчались по неосвещенной дороге, по краям которой стеной стояли деревья.
— Недалеко, — бросил он.
Когда они миновали деревню — десяток кирпичных домов с соломенными крышами — она рассказала ему обо всем, что произошло за это время в Лондоне, перечислила все подробности, полученные от Линли. И когда она закончила рассказ, не забыв ничего — от идентичности отпечатков пальцев до поиска бродяги, то в заключение сообщила ему об исчезновении Лео Лаксфорда.
Робин Пейн вцепился в руль.
— Еще один? — переспросил он. — На этот раз мальчик? Что же это происходит?
— Он может быть в Уилтшире, как и Шарлотта.
— Когда он пропал?
— После четырех дня, — она видела, как, нахмурившись, он что-то обдумывает.
— Что? — спросила она.
— Я просто подумал, — Робин переключил передачу, они свернули налево, двигаясь теперь на север по узкой дороге с указателем Грейт-Бедуин. — По времени не совсем совпадает, но если он — как там его зовут?
— Лео.
— Если Лео похитили около четырех, я подумал, его могли спрятать там же — там, где прятали Шарлотту. И если бы похититель успел перевезти его до того, как я туда добрался… Я бы сам нашел его — прямо на месте, — он махнул рукой в темноту за лобовым стеклом. — Но его там не было, — он с шумом выдохнул. — Черт, может, это совсем и не то место и я понапрасну потащил вас среди ночи — вдруг все окажется пустым номером?
— Это будет у меня не первый пустой номер за сегодняшний день, — сказала Барбара. — Но на этот раз хотя бы в приличной компании, так что давай уж доиграем до конца.
Дорога еще сузилась и превратилась в проселочную. Фары высвечивали только колею, обрамлявшие ее с двух сторон, увитые плющом деревья и границу чьих-то фермерский владений, начинавшихся сразу за деревьями. Поля здесь, как и в Эллингтоне, были покрыты высокими всходами, но, в отличие от Аллингтона, они были засеяны не травами на фураж, а пшеницей.
На подъезде к следующей деревне дорога сузилась еще больше. У самого края дороги, на пологом склоне показались разбросанные то там, то тут домики. Потом их стало больше, и они образовали еще одну кирпично-соломенную деревню, где дикие утки кряквы дремали на берегу пруда, и паб под названием «Лебедь» закрывался на ночь. Его последние огни погасли, когда Робин и Барбара проскочили мимо, двигаясь все так же на север.
Примерно в полумиле за деревней Робин сбавил скорость. Когда он сделал поворот направо, дорога оказалась настолько узкой и заросшей, что Барбара подумала, что не заметила бы ее среди ночного ландшафта, будь она одна. Затем дорога, вся в выбоинах, обозначенная с одной стороны блеском проволочного заграждения, с другой — шеренгой серебристых берез, резко пошла на подъем. Поле за изгородью сплошь поросло сорняками.
Они подъехали к просвету между березами, Робин свернул в него, и по кочкам они потряслись дальше. Деревья здесь были густыми, но под влиянием постоянных ветров приобрели своеобразную форму — они склонялись к тропе как старые подагрики.
Тропа закончилась у проволочной изгороди с двумя столбами и старой покосившейся калиткой из жердей. К этой калитке и повел Робин Барбару. Но предварительно он порылся в багажнике «эскорта», вынул из него фонарик и передал ей. Сам же взял походную лампу и, качнув ею, сказал:
— Сюда, пожалуйста.
Это «сюда» провело их через старую калитку, которую Робин отпихнул в бугор высохшей грязи. За воротами был выгул для овец, в центре которого вздымалось в небо гигантское коническое сооружение. В темноте оно казалось космическим кораблем, спустившимся на землю. Это строение располагалось на самом высоком в округе месте, и с трех сторон его лежали едва различимые в темноте поля, в то время как с четвертой, возможно, ярдах в пятидесяти виднелся силуэт полуразрушенного дома у дороги, по которой они приехали — свидетельство того, что когда-то здесь жили люди.
Стояла абсолютная тишина. В ночном воздухе чувствовалась прохлада. Тяжелый запах влажной земли и овечьего навоза висел над ними как разбухшее облако, готовое пролиться дождем. Барбара поморщилась. Жаль, что она не догадалась взять с собой куртку, чтобы спастись хотя бы от холода. А уж запах она как-нибудь перетерпит.
Через густые заросли травы они пробрались к сооружению. Барбара подняла фонарик, чтобы осветить его снаружи, и увидела кирпичную стену. Она взмывала вверх в темноту и завершалась белым металлическим куполом, напоминавшим горку мороженого. Под углом вверх и вниз от крыши торчали расщепленные остатки четырех длинных деревянных лопастей, когда-то покрытые по всей длине деревянными заслонками. Сейчас там, где за долгие годы ураганы выдрали часть заслонок, зияли дыры, но все-таки первоначальную форму лопастей представить было не трудно. Поэтому, как только луч ее фонарика упал на них, Барбара мгновенно поняла, что находится перед ней.
— Ветряная мельница, — проговорила она.
— Для пшеницы, — Робин взмахнул своей незажженной лампой, охватывая жестом не только поля, простирающиеся к югу, востоку и западу, но и темное строение, возвышавшееся к северу от них, у дороги. — Были времена, когда по берегам реки Бедуин стояло много водяных мельниц — до того, как отвели воду, чтобы построить канал. Когда это случилось, вместо них понастроили вот такие мельницы, как эта. И они неплохо работали, пока не появились крупные вальцовые мельницы. И теперь они потихоньку разрушаются, если только кому-то не придет в голову спасти их. Вот эта уже лет десять как брошена. Так же и дом — там, у дороги.
— Тебе знакомо это место?
— Еще бы, — усмехнулся он. — Как и любое другое в радиусе двадцати миль от дома, куда семнадцатилетний гуляка может водить свою подружку в летние ночи. Когда живешь в деревне, иначе не бывает, Барбара. Каждый знает куда пойти, если ему хочется немного поразвлечься. Наверное, в городе тоже так?