И Гордеев медленно пополз на четвереньках, оставляя позади кровавый след и оглашая пространство стенаниями пополам с ругательствами.
С наступлением темноты Олимпиада выбралась из своего убежища. Свет зажигать запрещалось, поэтому в потемках она чувствовала себя в относительной безопасности. Клавдия поделилась с ней чаем из термоса и бутербродами.
Олимпиада рассказала ей свою историю. Подумав, открыла и тайну часов. В том смысле, что террористы почему-то их ищут. Почему, она и сама не знала. Клавдия задумалась, потом призналась:
— Дело твое, конечно, дрянь, но у меня случались заморочки и покруче. Короче, слушай меня, авось выберемся.
Тут с палубы до Олимпиады донесся знакомый голос, который еще недавно она не могла слышать без раздражения. Но сейчас это был ее единственный оставшийся товарищ. Можно сказать — друг. К тому же Олимпиада винила себя в том, что сама убежала, а Михаила оставила. Правда, там, возле трапа, она попыталась склонить к побегу и его, но он только вытаращил глаза и затряс головой. А потом открыл рот, и она побоялась, что он позовет охранников. Может быть, он струсил, а может быть, просто тупо реагировал и не умел принимать быстрых решений.
Сейчас он орал, похоже, от боли, и грязно ругался. Голос его раздавался где-то совсем рядом. Олимпиада автоматически рванулась к двери каюты.
Но Клавдия успела схватить ее за руку:
— Куда ты, дура? Они же тебя ищут!
— Там мой друг!
Олимпиада решительно вырвалась и выскочила на палубу. Михаил действительно был рядом. Он валялся на палубе и, как только Олимпиада подбежала, схватил ее за ногу и заорал:
— Вот она! Скорее, я ее держу!
Клавдия наблюдала картину через узкую щель, приоткрыв дверь каюты.
— Хороший у тебя друг. С таким и врагов не надо, — пробормотала она сквозь зубы.
Олимпиада попыталась вырваться из цепких рук друга, но у нее это не получилось. Издалека послышался топот — к предателю спешила подмога. Клавдия выскочила из каюты и от всей души, по-футбольному, отвесила Гордееву с правой ноги по его незадачливой голове. Хватка ослабела, и Клавдия вырвала подругу из коварной ловушки. Они едва успели скрыться в каюте, как в дверь забарабанили.
Отбив кулаки о металл, Равиль, а это был он, достал пистолет. За его спиной продолжал скулить Михаил.
— Я ее нашел… я ее поймал… ты обещал, что меня перевяжут. Где тут медпункт?
— Отстань! — рявкнул Равиль и, почти не глядя, с полуоборота, всадил ему пулю в голову.
Гордеев распластался на палубе и затих, а Равиль навел ствол на дверь каюты.
— Если не откроете, стреляю! Считаю до трех. Три!
И выстрелил.
Пуля прошила дверь и ушла в противоположную стену каюты. Клавдия и Олимпиада вскрикнули от испуга. Чтобы хоть как-то защититься от пуль, Клавдия схватила первое, что попало ей под руку, — упаковку с ковриками. Выставив ее вперед как щит, она навалилась на дверь.
— Держи! — крикнула она подруге.
Тем временем в голову Равилю пришла более конструктивная идея. Он прицелился в простенький замок, запиравший дверь каюты, и выстрелил в него. Потом рванул дверь на себя. И отпрянул. Прямо ему в лицо летела перехваченная клейкой лентой большая упаковка чего-то мягкого и упругого. Он в ярости рванул то, что ему попало под руку. Это был скотч. Упаковка развалилась, и на Равиля посыпалась какая-то дрянь с химическим запахом. Он собрался выстрелить снова, когда увидел, чем его ударили. Это были розовые пластиковые коврики. Те самые, с помощью которых был взорван мост, железнодорожный экспресс, лаборатория химика, создавшего эту самую чудо-взрывчатку, и многое другое.
По спине Равиля пробежал мороз. Он слышал, что от выстрела коврики вроде бы не взрываются. А от выстрела в упор, вот как сейчас?
Из-за сыпавшихся на его голову ковриков вдруг высунулась рука и вцепилась ему в волосы.
— Я его держу, давай нож!
Он слышал этот голос и не мог ошибиться. Голос принадлежал Олимпиаде.
Равиль перехватил руку и дернул на себя. Это действительно была Олимпиада. Она упиралась, но он продолжал тянуть. Неожиданно из темноты каюты вылетело что-то тяжелое и обрушилось ему на голову. Оказалось — термос. Его лицо залило горячим, попало и в рот. По вкусу и запаху он определил — чай, крепкий и сладкий.
Равиль сжал запястье Олимпиады и рванул изо всей силы. Ему удалось вытащить ее из каюты. Он почувствовал под рукой что-то твердое. Часы? Те, которые он искал! Она рванула руку к себе, ремешок лопнул, и часы остались у Равиля. Он развернул Олимпиаду к фальшборту и толкнул. Она едва не полетела в море, в последний миг уцепившись за перила планшира.
Равиль сунул часы в карман и принялся отрывать пальцы жертвы. Теперь с ней можно не церемониться. Он справился с задачей и может доложить Санчесу. Тот велел убрать Олимпиаду и Гордеева. Гордеев убит, Олимпиада умрет через мгновение. Кисти Олимпиады не выдерживали. Палец за пальцем она выпускала из рук надежду на спасение. Равиль толкнул ее еще раз. Она почувствовала, как ее тело переваливается через планшир и летит в темную морскую бездну…
Внезапно девушка ощутила мощный толчок в спину, и ее отбросило обратно на палубу. Упав, она сбила с ног и Равиля. Ей показалось, что ее протаранила чудовищная ночная птица или летучая мышь. В тот же миг большое черное крыло накрыло ее и Равиля.
Террорист не успел подняться. В полумраке тускло блеснул клинок ножа, который вонзился ему в горло. В следующую секунду тело Равиля, перевалившись через борт, исчезло в темноте.
— Часы! — охнула Олимпиада. — Он сорвал у меня часы!..
Со стороны кормы и с верхней палубы послышались крики и выстрелы.
Судно «Мави Мармара» имело три пассажирские палубы в рубке и одну в трюме. Корма лайнера оканчивалась тремя ярусами балконов. Также они шли по бортам и вдоль двух верхних ярусов кают.
Спецназовцы десантировались в разных местах: Док и Боцман — на корму, Кэп, Малыш и Марконя — на прогулочную палубу на крыше верхнего яруса. Поручик собирался опуститься на нос судна, но, подлетая к лайнеру, увидел в прибор ночного видения свалку на открытой галерее второй пассажирской палубы. И решил вмешаться. С бала на корабль…
Для начала Голицын загнал Олимпиаду обратно в каюту к Клавдии и велел обеим не высовываться, пока он сам за ними не придет. Потом связался с товарищами:
— Альфа, на связь! Я Омега! Сел, имел холодный контакт. Один-ноль в нашу пользу. Прием!
— Омега! — отозвался Кэп. — Мы тоже сели. Гамма упал в воду.
Гамма был позывным Маркони.
— Он что, промазал мимо палубы? — удивился старший лейтенант.
— Нет, угодил в бассейн на крыше. Мы его уже спасли. У Беты тоже порядок.
На Бету отзывался Боцман. Значит, и они с Доком на судне. Теперь можно было и повоевать.
— Посчитай, командир, — попросил Поручик.
— Пять-четыре-три-два-один-ноль! — проговорил Татаринов. — Конец связи.
Но Поручик уже не слышал. На счет «ноль» он убрал рацию. И сейчас ему лучше было не попадаться.
Первый патруль подвернулся минуту спустя. Террористы приняли Дениса за одного из заложников, который нарушил запрет на выход из каюты, чтобы справить нужду. С грубой бранью они обрушили на него приклады своих «калашников». Но неудачно.
Первый сам напоролся на нож. Второго пришлось сначала ударить ногой в пах, затем Поручик насадил на клинок «Катрана» и его. И продолжил свой смертоносный променад по палубам. Он двигался неслышно и незаметно, как тень. В принципе, Голицын мог бы очистить судно от террористов и в одиночку, с помощью одного ножа.
Группа Кэпа должна была продвигаться вперед по ходу судна с тем, чтобы захватить капитанский мостик. Предполагалось, что предводители террористов находятся именно там. По пути два или три раза впереди мелькали темные силуэты. Спецназовцы реагировали на их появление выстрелами.
Со стороны слышалась частая стрельба, а тут противник не оказал почти никакого сопротивления. Кавторанга Татаринова это настораживало. Все стало ясно, когда они с двух сторон ворвались на капитанский мостик. Кроме солидного пожилого человека, стоявшего за пультом управления, в рубке никого не было.
— Салам! — поздоровался Татаринов.
Человек у пульта управления вздрогнул.
— Кто вы? — спросил Татаринов по-английски и по-турецки.
Но стоявший у руля, услышав как ругается Марконя, произнес на приличном русском:
— Я капитан. Меня все знают. Беним адым Капудан Кемаль, меня так все зовут.
— Почему вы один?
— Эти пираты просто какие-то ышакым, честное слово. Всех увели. Всех матросов забрали, даже рулевого. Теперь я сам за рулевого, сам за штурмана. Разве так можно?
— Сколько их? — спросил Татаринов.
— Етмыш — юз. От семидесяти до ста.
— И куда они делись?
— Только что здесь были. Как стрелять начали, сразу ушли. Куда? Мне не сказали. Может быть, в казино на второй палубе? Шайтан их маму нагни и не разгибай! Мне приказали сохранять курс и держать максимальную скорость. Иначе, сказали, судно взорвется. Как взорвется? Оламаз! Никак нельзя! Я сам капитан, сам владелец. Если взорвется, кто платить будет? Вах, какой кайып! Какой убыток!
Кэп переглянулся с Марконей и Малышом, потом снова обратился к капитану Кемалю:
— Так, а если вы все сделаете, как они приказали?
— Тогда все хорошо будет, сказали. Утром будем в Сочи.
— И взорвемся там? — уточнил Марконя.
Капитан Кемаль замахал руками, от волнения переходя иногда на турецкий:
— Нет, зачем взорвемся? У них там, на берегу, спрятан радиопередатчик. Он все время подает сигнал. Но сигнал слабый, доходит недалеко. Когда мы приблизимся, этот сигнал отключит взрыватель. Но только ярын, завтра, в саат докуз бучук сбахлейын, в половине десятого утра, он сам отключится. И, если мы к этому времени будем от Сочи дальше, чем в десяти милях, то взрыватель не отключится и произойдет взрыв. Они так сказали. Чтобы взрыва не было, надо успеть. Я дал самый полный ход. Только бы машина не сломалась.