— Историю пишут победители, ты же сам это знаешь. — Я выудила на свет плотно закупоренную кожаную флягу, кое-как выдернула пробку и понюхала содержимое. — Ого, да Дрейк, не иначе как в медицинских целях, выдал нам коньяк о-очень большой выдержки. Он, пожалуй, постарше меня будет.
— В медицинских целях, думаю, он нам спирту не пожалел. В медицинских же количествах, — ухмыльнулся д'эссайн. — Коньяк — это средство для моральной поддержки и лечения душевных ран. Вот только сомневаюсь, что он нам сейчас нужен. Хотя… — Он посмотрел на меня, вскинув бровь, и я, торопливо заткнув флягу пробкой, сунула ее обратно.
— Только не перед подъемом. Еще не хватало по пьяни сверзиться вниз и сломать себе шею. После того чего мы с тобой натерпелись в Запретных землях, такая глупая и недостойная смерть будет слишком обидным финалом. Нам потомки не простят.
— У нас их тогда не будет, — развеселился Джер. — Так что коньяк будет ждать наших успехов. Вот если бы я увидел лепешку на месте Мерилейн, я бы с удовольствием выпил за помин души.
— Чур меня! — Я суеверно сплюнула через плечо и постучала по ветке, приготовленной для поддержания огня. — Вот только этой чокнутой нам и не хватало для полного счастья. И, между прочим, у меня-то уже есть дочка, а вот насчет твоих потомков — большой вопрос. Ты пару месяцев назад с голодухи в каждой деревне в женской компании сеновал посещал, кто знает, вдруг там через полгода родятся очаровательные семипалые малыши?
— Не должны. У нас просто так дети не появляются, — поспешил откреститься мой спутник. — Только по особому желанию и с особым партнером.
— Это как у вампиров, что ли? — поинтересовалась я, доставая из-за голенища небольшой нож и тыча им в мясо, висящее над огнем. Еще немного, и можно ужинать. Конечно, лезть на скалу на полный желудок — идея не самая лучшая, но на голодный — еще хуже.
«Не совсем, — не преминул влезть в разговор слегка успокоившийся после выхода из Запретки, а потому значительно повеселевший Фэй. — Д'эссайнам нужно подготовить своего партнера, чтобы семя могло укорениться, и это делается через ритуальный порез или неглубокий укус. На подготовку требуется от одного до трех дней, зато после этого беременность гарантирована в девяти случаях из десяти с первой же попытки».
— Нет, не так. Вампиры размножаются ритуалами, а д'эссайны — спорами. Спорим, что у нас лучше выходит? — спросил Джер, подмигивая, а затем достал нож и, не дожидаясь, пока мясо как следует разогреется, ловко отхватил себе кусок, попутно едва не свалив все остальное в золу. Хорошо хоть, что падающий вертел, сооруженный из обструганной веточки, успели вовремя поймать.
— Ну, устрой как-нибудь с Дрейком соревнование, а я буду независимым арбитром, — хмыкнула я, снимая вертел с огня от греха подальше и начиная срезать кусочки мяса на одну общую походную тарелку.
Джерайн чуть не подавился, стукнул себя пару раз кулаком в грудь и поднял слегка ошарашенный взгляд.
— Э-э… Я немного не понял — что именно ты мне предлагаешь?
— Всего лишь кушать помедленнее, иначе кусок не в то горло попадет, — мило улыбнулась я, оставив вопрос без ответа. — Между прочим, мы сейчас находимся возле местной достопримечательности и на закате сможем наблюдать очень занимательное зрелище.
— Это зрелище имеет отношение к темам беседы? — спросил Джер с явным подозрением в голосе. — Или оно из тех, которые нужно созерцать, расслабившись?
— Полагаю, скорее второе. Посмотри во-он на ту вершину. — Я указала ножом в сторону одиноко выдвинувшейся вперед скалы. — Видишь, там одна сторона будто стесана, и на ней выбит барельеф — скованная женщина в объятиях мужчины? Этот барельеф называется «Вечная любовь», и когда-то давно, еще до Равеновой войны, сидхе запечатлели в нем одну весьма поучительную историю.
Я отложила в сторону нож и пододвинула тарелку поближе к д'эссайну, мечтательно глядя на сверкающие в лучах закатного солнца линии барельефа. Сидхе выложили их горным хрусталем, бериллами и кварцем, чтобы запечатлеть во времени мрачную высокую фигуру мужчины в одеждах первых жрецов Богини Смерти и хрупкую женщину, спрятавшую лицо на груди любовника. Тонкую талию женщины холодной змеей обвивала искрящаяся золотом цепь, она притягивала ее к жрецу, оборачивала обоих нерушимыми узами.
История та была о верности и большой глупости. О том, что у одного из первых жрецов Богини Смерти была супруга — прекрасная, как луч солнца, светлая эльфийка, не сумевшая оставить своего мрачного мужа, когда тот ушел из благословенных лесов вслед за кланом Ночного Солнца. Не смогла оставить и позже, когда он отдал ее, как самое дорогое, в дар Богине, которой трепетно и верно служил долгие годы. Но когда пришло ее время умирать…
— Когда пришло ее время умирать, — задумчиво продолжила я, барабаня пальцами по колену, — жрец понял, что не в силах отпустить свою супругу. Он провел ритуал Богини Смерти и вернул возлюбленную из мира мертвых, привязав ее душу к своей жизни, проживая год за два. Он держался за свою супругу столь сильно и любил ее столь слепо, что не сразу осознал, что женщина сама хочет уйти в Вечность. Хочет и не может. Впрочем, Богиня редко прислушивается только к одному из своих служителей, забывая о втором. Во время одного из молений в храме светлая эльфийка воззвала к безмолвной госпоже о милости, упрашивая ее не дать нарушиться естественному кругу жизни и послать ей возможность обрести покой. И Богиня дала ей желаемое — с каждым закатом душа супруги того жреца покидала тело и уходила в Вечность, возвращаясь лишь с рассветом. Сидхе, которые построили этот барельеф, крепко усвоили урок о том, что любовь не имеет права быть вечной насильно, и потому на закате барельеф изменяется: изображенная на нем женщина постепенно выскальзывает из цепей и превращает свои руки в крылья, а лицо обращает на запад, уходя вслед за солнцем…
— Ты хочешь сказать, — спросил Джерайн, восхищенно разглядывая произведение сидхийских скульпторов, — что мужик каждую ночь ложился в одну постель с трупом?
— Скорее, каждую ночь он молился, упрашивая Богиню вернуть ему жену, — пожала плечами я. — Знаешь ведь поговорку о том, что сон — это маленькая смерть? Ну, вот его жена и засыпала каждый вечер, и никто не знал, проснется ли она утром. В конце концов, жрец не выдержал этой пытки — все же терять любимую снова и снова врагу не пожелаешь — и когда солнце в очередной раз село, а его супруга испустила последний вздох, он лег с ней рядом и пронзил свое сердце ритуальным ножом. Тем самым, с помощью которого он когда-то вернул свою возлюбленную к жизни. Судя по тому, что утром они оба остались мертвы, Богиня наконец-то приняла их обоих в Вечность.
— В общем, все хорошо, все умерли, — подытожил д'эссайн. — Мрачные у вас легенды, ничего не скажешь.
— А чего ты ждал от народа, который откололся от светлых эльфов ради служения самой Смерти? Веселых сказочек на ночь? — хмыкнула я, отправляя в рот кусочек мяса, который успел порядком подостыть.
— Почему бы и нет? Вон ледяные тролли — тоже сперва вырвут ноги по самые уши и лишь затем пробуют разговаривать. Но зато хмельные напитки у них самые чистые, и если уж ноги не оторвали — душевных баек расскажут до засыпания.
— Уговорил, в следующий раз пойдешь в гости за байками к ледяным троллям…
Увы, ни продолжить разговор, ни насладиться зрелищем изменяющегося барельефа нам не дали. Право слово, услышав страдальческий стон Фэя, так похожий на тревожную сирену, я сначала вскочила, озираясь по сторонам и выискивая взглядом невидимого врага, а потом и сама застонала, понимая, что тушить костер и прятаться поздно.
Из-за кустов, бряцая кольчужным бюстом, в нашу сторону уже бодро вышагивала треклятая принцесса, которую я уже давным-давно мысленно похоронила в Запретке. Количество ее воздыхателей уменьшилось до двоих — чернокожего дроу и субтильного бледного юноши, но они по-прежнему преданно поедали глазами Мерилейн, взявшую курс на нашу стоянку.
— Джера-а-айн, — нехорошо протянула я, чувствуя, как рука самопроизвольно тянется к квэли за спиной. — Ты ее накаркал, вот теперь сам и развлекай!
— А может, мы на нее что-нибудь уроним? — сокрушенно вздохнул д'эссайн. — Тяжелое. Чтобы получилась лепешка.
— Боюсь, что у меня в рюкзаке столь солидного надгробия не найдется, — покачала головой я, наблюдая за тем, как принцесса ускорила шаг, заметив, что еда в обозримом пространстве заканчивается и ей явно может не хватить. — Но с другой стороны, если она такая неубиваемая, давай пустим ее вперед? Она же все ловушки на себя по глупости соберет, и хоть бы хны. В крайнем случае, ее как раз чем-нибудь тяжелым «случайно» и прихлопнет.
— Тоже тема, — согласился мой спутник, кладя в рот кусочек побольше. — Но беседуешь с ней ты. Я уже на годы вперед наобщался.
— С каких пор самое трудное достается мне?!
«Что, дорогая, теряешь врожденную сидхийскую дипломатичность? — вкрадчиво поинтересовался Фэй, приглушая сияние и становясь похожим на простое ювелирное украшение. — Только учти, на девице очень сильный артефакт, каким-то образом соединенный с ее телом, примерно как я с тобой, но штука куда более несовершенная, чем я. Так сказать, предыдущее поколение».
Интересно, и почему же ты не можешь это самое «предыдущее поколение» перемудрить и снять с принцессы защиту?
«Потому что он прост как камень и защиту генерирует такую же простую и надежную. Потому и магией его не пробить, гораздо безопасней просто подойти к этой девице и снять артефакт голыми руками».
Что ее охранники, судя по поведению, пытаются сделать уже не одно столетие.
«Плохо ищут», — хихикнул Фэй, а я хмуро перевела взгляд на принцессу, кое-как взобравшуюся с помощью чернокожего дроу на площадку, где расположились мы с Джерайном. Девица по-хозяйски оглядела нашу стоянку и плюхнулась поближе к еде, протягивая руку к самому большому куску. Д'эссайн как-то излишне плотоядно окинул взглядом фигурку Мерилейн, почти не прикрытую кольчужной одежкой, а я как бы ненароком хлестнула девицу по запястью веревкой, которой был перетянут сверток с провизией.