— А вотъ бы, братцы, что… — заговорилъ Двужилинъ, посматривая на товарищей, — что тамъ эти аристократки-то разхаживаютъ съ фертиками, двинемся-ка, ребята, да пригласимъ ихъ на плясовую.
— Дѣло, дѣло! не худо скандальчикъ пустить! — послышалось въ кучкѣ студентовъ.
Вертлявый симбирецъ, однокурсникъ Телепнева, егозилъ и занимался распотѣшиваньемъ всей компаніи.
— Посмотрите, господа, — крикнулъ онъ, — какая парочка лѣзетъ!
— Ха, ха, ха! — разразилось все общество.
— Въ эту миниту въ залѣ появились братья Сорванцовы, а за ними рыбакъ Петровъ и Гриневъ. Одинъ изъ братьевъ былъ одѣтъ Квазимодой въ рыжемъ парикѣ съ наклейнымъ носомъ, а другой — Эсмеральдой, въ короткой юбочкѣ и открытомъ спензерѣ изъ полинялаго малиноваго бархата. Эта парочка произвела большой э®ектъ при своемъ появленіи. Ее сейчасъ окружили, поднялись остроты, смѣхъ, шумъ и гамъ. Рыбакъ Петровъ съ Гриневымъ были уже на второмъ взводѣ. Гриневъ все хваталъ Эсмеральду за юбку, а она отмахивалась отъ него тамбуриномъ. Маска на Эсмеральдѣ была бѣлая съ двумя красными пятнами на щекахъ.
— Спаси меня! — кричала Эсмеральда, — простирая руки къ Квазимодо.
— Мои колокола! — ревѣлъ Квазимодо, а публика кругомъ хохотала.
— Ну-ка, братъ, Квазимодо, — крикнулъ Гриневъ, махая своей треуголкой. — устрой зрѣлище: подхвати ка мамзель-то на плечи!
— Подсаживай, подсаживай, братцы! — гаркнулъ нахальный симбирецъ.
Квазимодо зарычалъ и потянулся уже къ Эсмеральдѣ, чтобы взвалить ее на себя для произведенія увеселительнаго скандала. Но въ эту минуту къ шумной кучкѣ подошелъ Битюковъ.
— Ха, ха, ха, — разразился онъ предводительскимъ смѣхомъ. — Браво, браво, господа! очень мило! Эсмеральда безподобна. Вашу ручку синьора!…
Всѣ посторонились и пропустили Битюкова въ середину. Студенческая братія не очень дружелюбно осматривала Битюкова. Когда въ студенческихъ кружкахъ говорили объ аристократіи, то его всегда ругали большой скотиной. Въ этотъ разъ ему видно захотѣлось задобрить ихъ. Онъ широко осклабилъ свое нахальное лицо и снова разразился покровительственнымъ хохотомъ.
— За здоровье этакой парочки, — вскричалъ онъ, — надо выпить, чтобъ имъ веселѣе было въ плясъ пуститься.
Отчего не выпить? — отозвался Гриневъ — дѣло подходящее.
— Господа! — провозгласилъ Битюковъ; — позвольте мнѣ предложить вамъ выпить по стакану вина за здоровье милой четы!
На лицахъ изобразилось сначала недоумѣніе. Но тотчасъ же всѣ почти пріятно улыбнулись и подались ближе къ буфету, подталкивая Квазимодо съ Эсмеральдой. Предводитель поставилъ дюжину шампанскаго. Когда выпили нѣсколько бутылокъ, сердца студенческой братіи такъ размягчились, что предложенъ былъ тостъ за здоровье угощавшаго и нѣсколько довольно пьяныхъ голосовъ хватили даже ура!
— Я, господа, — говорилъ громогласно Битюковъ, — очень люблю студентовъ, молодость люблю: очень радъ съ вами познакомиться! Прошу любить да жаловать….
— Мы тебя любимъ сердечно!., просипѣлъ Двужилинъ.
И совсѣхъ сторонъ начались увѣренія въ любви и преданности. Битюковъ стоялъ и съ самодовольствомъ посматривалъ на мальчишекъ, которымъ въ диво было его шампанское.
— А вы что плошаете, господа! — провозгласилъ предводитель — вы бы на счетъ барынь-то прохаживались; они у насъ жиру-то нагуляли, на весь университетъ хватитъ! Ха, ха, ха!
— Молодцо! — заоралъ Гриневъ — хорошо говоритъ!
— Мужьямъ-то не давайте — продолжалъ Битюковъ;—а то вѣдь это срамъ просто! Посмотрите: всѣ наши молодки одни ходятъ, а то такъ съ казявками какими-то. А намъ ку-да-же барынь-то дѣть солить что-ли?
— Ха, ха, ха! — разразилась вся братія.
— Вотъ, посмотрите-ка парочка идетъ, — заговорилъ почти шепотомъ Битюковъ;—вы вотъ старые студенты, а позволяете молокососу такимъ дѣломъ орудовать.
— Кто это, кто это? — начали приставать юноши, разгорѣвшіеся отъ шампанскаго.
— Важная барыня! — проговорилъ Битюковъ: ни съ кѣмъ знаться не хочетъ, студентовъ мальчишками обзываетъ…
— Дрянь значитъ, аристократка! — хватилъ Гриневъ. — Скандалъ ей учинить, братцы!
— А вы отбейте ее у мальчугана этого, — подуськовалъ Битюковъ.
— Да надо еще узнать какой въ ней прокъ! — засипѣлъ Двужилинъ, — благообразна ли физія, маску потревожить нужно, чтобы обличье свое намъ показала.
— Поднять маску! — крикнуло нѣсколько голосовъ.
Всѣ эти выходки относились къ Ольгѣ Ивановнѣ, которая ' въ эту минуту, ничего не подозрѣвая, проходила изъ большой залы мимо буфета, подъ-руку съ Телепневымъ,
Первые подскочили къ нимъ: Гриневъ, нахальный симбирецъ и одинъ изъ земляковъ Двужилина.
— Прелестная маска! — началъ приставать Гриневъ: —куда ты спѣшишь, постой на минутку здѣсь; мы тебя просимъ выпить.
— И закусить! прибавилъ сзади Двужилинъ. И всѣ расхохотались.
Телепневъ быстро взглянулъ на Гринева, и не отвѣчая ничего за свою маску пошелъ дальше.
— Постой! та, та, та! — заговорилъ Гриневъ и схватилъ Ольгу Ивановну за платье. — Что ты какая сердитая, маска? Квазимодо! — крикнулъ онъ — вотъ кому въ любви-то признайся, авось смилуется, покажетъ намъ свое личико. И онъ уже порывался приподнять маску у Ольги Ивановны.
А у буфета Битюковъ чокался со студентами и, осклабивъ свою рожу, смотрѣлъ на эту сцену. Изъ кучки выступилъ Двужилинъ на подкрѣпленіе Гриневу.
— Ну, барченокъ, — засипѣлъ онъ, обращаясь къ Телепневу, — уступите-ка намъ вашу дамочку, хоть на четверть часика, — вы ужь довольно съ ней занимались.
— Позанялся таки! — подхватилъ Гриневъ. И опять вся компанія захохотала.
— Что вамъ угодно, господа? — спросилъ Телепневъ, блѣднѣя, и почувствовалъ, что Ольга Ивановна вся дрожитъ.
— А вотъ что намъ угодно, — прервалъ Двужилинъ, — чтобы вы, барченокъ, прогулялись бы, а съ дамочкой вашей мы сами полюбезничаемъ.
— Господа, не угодно-ли вамъ замолчать! — вырвалось у Телепнева, — вы забываете гдѣ вы. — И онъ шепнулъ тихо своей маскѣ: „проходите поскорѣй въ залъ, а я останусь.“
— Не нужно, — отвѣтила она, и потомъ, возвышая голосъ, громко проговорила: — М-г Битюковъ, подите сюда!
Нечего было дѣлать, предводитель подошелъ.
— Вы директоръ собранія, — продолжала Ольга Ивановна — будьте такъ добры, скажите этимъ господамъ, что ихъ выведутъ, если они будутъ вести себя такимъ образомъ.
Битюковъ не нашелся, что отвѣтить; онъ только разинулъ ротъ и поглядывалъ то на студентовъ, то на Ольгу Ивановну.
— Пойдемте! — шепнула Ольга Ивановна Телепневу и отправилась къ выходу.
Телепневъ былъ ужасно возмущенъ. Хотя онъ не чувствовалъ особенной симпатіи къ студенческой братіи, но все таки ему было стыдно за нихъ предъ Ольгой Ивановной; но въ тоже время ему чрезвычайно понравилась та находчивость, съ которой его дама отвѣтила студентамъ. Немножко и самолюбіе кольнуло его въ эту минуту: онъ почувствовалъ, что она вела себя, какъ женщина, и онъ какъ мальчикъ.
— Я сгараю отъ стыда, — проговорилъ онъ, когда они вышли на площадку;—мнѣ такъ стыдно за моихъ товарищей!…
— Полноте! — отвѣтила она мягко, и пожала ему руку.
— Вы не имѣете съ ними ничего общаго. Благодарю васъ!
— За что жъ? — спросилъ Телепневъ.
— Я объ этомъ скажу вамъ завтра, — промолвила она и посмотрѣла на него такъ, что онъ потупился. — До свиданія! — прибавила она. — Не провожайте меня, я сойду одна.
Она начала довольно скоро опускаться, а Телепневъ стоялъ, опершись на перилы, и тутъ еще разъ подумалъ: „Какая она милая, эта Ольга Ивановна! Я вѣдь вотъ такъ привыкъ къ ней, что мнѣ жалко ее отпускать“. А Ольга Ивановна, дошедши до нижней площадки остановилась, и такъ завлекательно кивнула ему головой, что если бы не запрещеніе ея, онъ бросился бы внизъ и разцѣловалъ бы ея хорошенькую ручку.
„Завтра же поѣду къ ней“, думалъ онъ; „она такъ добра ко мнѣ, а я все точно рисуюсь передъ ней…. А вѣдь она очень мнѣ нравится“.
Съ неудовольствіемъ переступалъ онъ порогъ первой залы; въ первую минуту ему даже вовсе не хотѣлось туда идти, но онъ упрекнулъ себя въ малодушіи и вступилъ въ залу съ видомъ очень рѣшительнымъ. Подгулявшая компанія разсчитывала на его возвращеніе, и ему тотчасъ попалась бѣлобрысая фигура Двужилина, который такъ сталъ посреди залы, что видимо хотѣлъ ему загоридить дорогу.
— А! защитникъ невинности!… захрипѣлъ онъ. — Изящный кавалеръ, пожалуйте-ка сюда! Позвольте вамъ отпустить нѣкоторое бомбо!
Вся компанія пододвинулась ближе, и впередъ выступили Квазимодо, студентъ Бомбовъ и красный, какъ ракъ, Гриневъ. Битюкова уже не было.
Телепневъ сперва подался немножко. назадъ, но потомъ самъ довольно наступательно придвинулся къ Двужилину и смѣрилъ его съ ногъ до головы.
— Я не знаю, что вамъ угодно, господа, — проговорилъ онъ;—но я прошу васъ оставить меня въ покоѣ. Я не подавалъ вамъ никакого повода придираться ко мнѣ и къ той дамѣ, съ которой я ходилъ; но ваше поведеніе было дурно, гадко.
— Что? — закричалъ Гриневъ. — Ахъ ты молокососъ! ты намъ нравоученіе читаешь?
— Повторите-ка, милордъ, что вы намъ сказали! — проговорилъ Двужилинъ, подступая къ самому носу Телепнева.
Вся кучка взволновалась. Эсмеральда подскочила къ Телепневу съ боку, и даже замахнулась на него тамбуриномъ.
— Что, что? — кричало нѣсколько голосовъ.
— Я не испугаюсь вашихъ криковъ, — выговорилъ Телепневъ, замѣтно поблѣднѣвъ, — я бы не позволилъ себѣ господа, охуждать ваше поведеніе, еслибы вы сами не задѣли меня, но теперь я еще разъ повторяю, что вы воступили очень скверно!
— Сволочь! — крикнулъ кто-то сзади.
Всѣ понахлынули и окружили Телепнева. Хотя мѣсто было внушительное, но компанія на столько прошлась по напиткамъ, что отъ нея всего можно было ожидать.
— Ты восчувствуй, аристократишко, — захрипѣлъ Двужилинъ и взялъ Телепнева за шляпу, — коли мы, твои това-рищи, захотѣли пройтись насчетъ мамзели какой-нибудь въ черномъ колпакѣ, такъ какъ же ты дерзнулъ нраву нашему препятствовать?
— За юбку заступился дрянь! — кричали сзади.