– По крайней мере я человек холостой, а у него жена и двое детей…
10
Было суматошное утро. Хотя по четвергам миссис Серафино ложилась рано, все равно она вставала в пятницу не раньше десяти. В это утро, однако, дети ее разбудили раньше. Тщетно побарабанив в дверь Элспет, они ворвались к матери в спальню и потребовали, чтобы их одели.
Миссис Серафино ужасно разозлилась на няню – как она смеет спать так поздно!– набросила на себя халат и побежала вниз, чтобы разбудить её немедленно. Она что было силы забарабанила в дверь, громко позвала ее несколько раз, но никто так и не отозвался. А вдруг ее нет в комнате!– наконец догадалась миссис Серафино. Но это могло означать только то, что она вовсе не ночевала дома. Это была неслыханная дерзость, и она решила немедленно выгнать девушку. Она уже собралась выйти во двор и заглянуть в окошко, как раздался звонок. Миссис Серафино была до такой степени уверена, что это Элспет, которая угостит ее какой-то сказкой – дескать, потеряла ключ или другое что-нибудь в этом роде, – что она во весь опор помчалась к двери и резко распахнула ее. На пороге стоял полицейский в форме. Миссис Серафино ошеломленно вытаращила на него глаза, и не заметила, что халат у нее распахнулся. Она спохватилась только тогда, когда заметила смущение на лице полицейского и, рывком запахнув халат, провела его в дом.
Утро выдалось кошмарное. Один за другим являлись полицейские – в форме и без. Поминутно трещал телефон – все из полиции же. Ей велели разбудить мужа – ему нужно, мол, пойти с одним из полицейских и опознать труп.
– А может, я пойду? Мужу нужно выспаться.
– Он у вас и так железный, коли ему удается спать в этой кутерьме, – ответил полицейский, но затем добавил помягче: – Уж поверьте мне, лэйди, это не женское дело. Пускай лучше сходит муж.
Кое-как она одела и накормила детей. Ей даже удалось перекусить и самой. Но даже во время еды, ее все время донимали расспросами. Сначала ее подвергли официальному допросу, протокол вел не тот полицейский, который ее допрашивал, а другой. Потом они долго измеряли и фотографировали комнату няни и тоже все время приставали с вопросами, да резко так, неожиданно, словно хотели уличить ее в чем-то.
Наконец-то они ушли. Дети играли во дворе, а она уже собралась прилечь на часок, как снова раздался звонок. На этот раз это был Джо.
– Это действительно она?– спросила миссис Серафино, тревожно вглядываясь в лицо мужа.
– А то кто же? Ты думаешь, они не опознали ее сами?
– Тогда зачем же они позвали тебя?
– По закону так положено. Чистая формальность.
– Они тебе задавали вопросы, Джо?
– На то они и полицейские, чтобы задавать вопросы.
– О чем же они спрашивали?
– Да обо всем на свете. Были ли у нее враги? Как зовут ее хахаля? С кем она вообще дружила? Не мучило ли ее что-нибудь последнее время? Когда я ее видел в последний раз?
– И что ж ты им ответил?
– Что я им мог ответить? Сказал, что ни про какоу го хахаля я ничего не знаю, что дружила она, насколько мне известно, с одной лишь этой девушкой, которая работает у Хаскинсов, что вела она себя последнее время, по-моему, как всегда.
– Ты им сказал, когда видел ее в последний раз?
– Конечно. Вчера, около часу дня или двух. Господи, для чего тебе все это? То полиция пристает, а теперь еще и ты. Меж тем у меня еще и маковой росинки не было сегодня во рту.
– Сейчас сделаю тебе кофе. С тостом? Может, яйцо, кашу?
– Нет-нет, только кофе. Они мне переворотили все внутренности.
Она завозилась с кофейником. Не глядя в его сторону, спросила:
– Когда же все-таки ты ее видел в последний раз? В час или в два?
– Сейчас вспомню, – ответил он, подняв глаза к потолку. – Я спустился на кухню этак в обед, не так ли? Вот тогда, кажется, я ее и видел… А может, и не видел… Зато точно помню, что слышал, как она кормила детей и затем укладывала их спать. Потом я поднялся, оделся, а когда снова спустился, ее уже не было.
– После этого ты ее больше не видел?
– Что ты хочешь сказать этим? Куда ты гнешь, черт возьми?
– Ты же собирался подбросить ее в Линн…
– Ну так что?
– Вот я и подумала, не подобрал ли ты ее на автобусной остановке? А то, может, столкнулся с ней в самом Линне…
Краска гнева залила его смуглое лицо. Он медленно встал из-за кухонного стола.
– Давай, давай. Выкладывай теперь все. На что ты намекаешь?
Она немножко испугалась, но зашла слишком далеко, чтобы отступить.
– Ты думаешь, я не видела, как ты пожирал ее глазами? Откуда я знаю, что ты не встречался с ней, когда она была выходная? А то даже здесь, когда меня дома не было?
– Вон оно что! Стоит мне посмотреть на девушку, и все – я уже сплю с ней. А потом, когда она мне надоела, я взял и убил ее. Вот это ты хотела сказать? Теперь осталось только, чтобы ты выполнила свой гражданский долг и пошла в полицию…
– Ты же знаешь, Джо, что я этого никогда не сделаю. Я только подумала, что, может быть, кто-нибудь видел тебя с ней. Тогда я могла бы сказать, что это вы по моему поручению поехали.
Он схватил сахарницу со стола.
– Мне бы следовало разбить тебе голову за это!
– Да? Только не вздумай разыгрывать передо мной целку, Джо, – завизжала она. – И не говори мне, что не стал бы волочиться за домработницей. Я видела, как ты сажал ее в машину с детьми, и как ты увивался вокруг нее, когда помогал ей сойти. Мне ты почему-то никогда не помогаешь. Я наблюдала за вами вот из этого самого окна. А Глэйдис ты забыл? С ней у тебя тоже ничего не было? Разве она не ходила совершенно голая у себя в комнате, пока ты тут распивал кофеи при почти открытых дверях? И сколько раз…
В дверь позвонили. Вошел Хью Лэниген.
– Миссис Серафино? Мне нужно спросить вас кое о чем.
11
Элис Хаскинс, проживавшая по улице Брин-Мор 57, мать двух детей и в ожидании третьего, провела начальника полиции в гостиную. Пол был весь обтянут светло-серого цвета ковром, мебель – модерная датская, как-то странно изогнутая, из полированного тикового дерева и парусины, но сиделось в ней, в высшей степени удобно. Пластина из черного ореха на стеклянных ножках служила кофейным столиком. На одной из стен висела большая абстрактная картина, смутно напоминающая женскую голову, а на второй – маска из черного дерева с тщательно выведенными чертами лица в белом. Повсюду стояли хрустальные пепельницы и почти все они были доверху забиты окурками. Это было одно из тех помещений, которое могло выглядеть красивым, но только при условии, что оно было бы тщательно убрано и все лежало бы на своем месте. Меж тем в комнате царил настоящий балаган: на полу валялись игрушки, красный детский свитер повис на кресле из гнутой стали, обтянутой белой кожей, на камине стоял недопитый стакан молока, на диване валялась помятая газета.
Миссис Хаскинс, маленького роста и худенькая, если не считать выпирающего живота, заковыляла к дивану, смахнула газету на пол и села. Похлопав рукой место рядом, она пригласила Лэнигена сесть тоже, придвинула к нему хрустальную сигаретницу и сама тоже взяла сигарету. Лэниген было потянулся к красивой настольной зажигалке, стоявшей на столике, но она коротко бросила:”Не работает” и поднесла ему зажженную спичку.
– Силия вышла с детьми, но должна вот-вот вернуться .
– Мне не к спеху, – сказал Лэниген и подошел прямо к делу: – Скажите, она очень дружила с Элспет?
– Силия дружит со всеми, мистер Лэниген. Она из тех дурнушек, что берут добротой. Что-то же должно быть и у некрасивой девушки. Некоторые берут умом да участием во всякого рода кампаниях, а некоторые – добродушием и чуткостью. Силия принадлежит ко второй категории. Она веселая, добродушная и прямо души не чает в детях. И они в ней тоже. Я их только произвожу на свет, заботится же о них – и то с самого начала – она, Силия.
– Она у вас уже давно?
– Еще с первых родов. Мы ее наняли, когда я была на последнем месяце.
– Значит, она намного старше Элспет?
– Господи, еще бы! Силии двадцать восемь, а то и двадцать девять уже.
– Она с вами разговаривала об Элспет?
– О, да. Мы с ней разговариваем обо всем? Понимаете, она не просто прислуга, но мы с ней как бы друзья. Понимаете, хотя образование у нее и не ахти какое, зато у нее уйма здравого смысла. Она кончила всего семь или восемь классов, но кое-где побывала и разбирается в людях. Элспет она жалела. Впрочем, Силия всех жалеет. В данном случае, однако, не без основания, кажется. Эта Элспет была здесь совёршенно чужая и это, конечно, не остается без последствий. К тому же она была очень робкая: никуда не ходила, ни с кем не знакомилась. Силия играет в кегли, ходит летом на танцы, а зимой на каток, но сколько она ни уговаривала Элспет, та никогда не соглашалась пойти тоже. Только изредка она брала ее с собой в кино, зато в будни они много бывали вместе – с детьми, конечно. А вот, чтобы пойти погулять – на это Элспет ни за что не соглашалась.
– Вы, верно, не раз говорили с Силией о ней?
– Конечно. Силия думала, что у нее натура такая робкая – такие вещи бывают, – а может, у нее платья не было подходящего. Лично я думаю, что знакомые Силии были чересчур уж стары для Элспет.
Лэниген порылся в кармане и достал любительскую фотографию Элспет с детьми.
– Эту фотографию дала мне миссис Серафино. Другой в доме не было. Как по-вашему – похоже?
– О, вполне.
– Понимаете, мы хотим опубликовать ее в газете…
– С детьми?
– О, нет. Ее одну.
– Что ж, общественное мнение должно быть в курсе дела, – сказала она сухо, – но только я не думала, что это дело полиции.
– О, дело обстоит как раз наоборот, – засмеялся Лэниген. – Мы не столько хотим помочь прессе, сколько рассчитываем на то, что она поможет нам. Может быть, нам удастся реконструировать, как она провела вчерашний день.
– О, извините, пожалуйста!