Когда Элспет только поступила на работу, Силии как-то удалось уговорить ее пойти с ней на ежегодный бал полицейских и пожарников. Все домработницы приходят на этот бал. Это был единственный раз, что девушка была на танцах. Силия думала, что у Элспет есть кто-нибудь в Канаде – она изредка получала оттуда письма. Только этим она могла себе объяснить странное поведение своей подруги. Помимо Силии, у убитой здесь никого не было, а от Силии она, конечно, забеременеть не могла. Поэтому мы немножко расширили свои поиски и установили, что ваш друг мистер Бронштейн останавливался по меньшей мере раз шесть в различных мотелях, расположенных вдоль автострад номер 14 и 69. Назвал он себя везде мистером Брауном и его всегда сопровождала женщина, которую он выдавал за свою жену. Насколько нам удалось установить, выезжал он всегда по четвергам. Опознать его было нетрудно, так как мы всюду предъявляли его портрет; в одном мотеле кто-то даже записал номер его машины. Кроме того, хозяева другого мотеля помнят, что “жена11 была блондинкой и очень похожа на убитую – мы и ее предъявляли всюду карточку. Что вы теперь скажете, рабби?
– Его самого вы спросили об этих мотелях?
– Конечно. Разве бы я рассказал о них вам в противном случае?
– И что же он вам ответил?
– Он признался, что действительно останавливался в этих мотелях, но не с этой девушкой, а с другой женщиной, фамилию которой он называть отказывается.
– Что ж, если это правда, – а это вполне может быть, – это весьма благородно с его стороны.
– Да, если это правда… Но и это еще не все. Правда, то, что я вам сейчас скажу, никакой доказательной силы не имеет, но на размышления все-таки наводит. В четверг убитая была у врача. По вполне понятным причинам, она надела обручальное кольцо. Это был ее первый визит к врачу, так что хотя она, может быть, и подозревала, что беременна, но только в четверг узнала об этом точно. И представьте, она тоже назвала себя миссис Элизабет Браун.
– Ну, Браун такая же распространенная фамилия, как, скажем, Смит.
– Это-то, конечно, так.
– Главное же, все то, что вы мне рассказали, не объясняет, почему на девушке не было платья. Совсем даже напротив. Ведь он ее действительно привез домой, раз платье нашли в шкафу. Я полагаю, что как пальто и дождевик, которые были на ней, так и платье, которое нашли в шкафу, это ее вещи?
– Безусловно, но тут мы подходим к последнему пункту. Но сначала мне нужно сказать вам пару слов о самих Серафино, а также о расположении комнат в их доме. Я вас как-то спросил – знакомы ли вы с этим семейством?– и вы ответили, что незнакомы. Так вот, у него ночной кабарет. Небольшой такой кабачок, где люди сидят за крошечными столиками и пьют разбавленное вино. Время от времени мистер Серафино садится за пианино, а его жена исполняет песни. Двусмысленные, знаете, такие песни, а то и откровенно похабные. Высоконравственными их, конечно, не назовешь гражданами, но дома они ведут себя не хуже, чем любая другая молодая чета. У них двое маленьких детей и каждое воскресенье они ходят в церковь. Закрывается клуб только в два часа утра, так что без няни они обойтись не могут. Только по четвергам, когда няня выходная, с детьми остается сама миссис Серафино. В четверг клуб вообще посещается плохо, так как это' общий выходной день домработниц и, значит, не одной лишь миссис Серафино приходится оставаться дома. Так или иначе, а без няни, как я уже сказал, они обойтись не могут. Меж тем, что бы вы ни думали о владельцах ночных заведений, Серафино отнюдь не богат, и содержать няню им довольно нелегко. Что же касается их дома, то он тоже не Бог весть что и устроен в соответствии с их специфичными нуждами. Это двухэтажный домик, хозяева, а также дети, спят наверху, внизу же, рядом с кухней – комната няни. Помимо комнаты, у Нее там . маленькая ванная с душем, главное же – у комнаты отдельный вход. Вы все поняли, рабби?
Раввин кивнул.
– И вот у нас комната, которая почти полностью обособлена от всего дома. Почему же мистеру Бронштейну было не войти тоже?
– И она сняла платье при нем?
– А почему бы и нет? Если наша теория правильна, то она не раз снимала при нем не только платье…
– Но зачем же она тогда снова вышла?
– Вот уж тут нам приходится строить догадки, – пожал Лэниген плечами. – Может быть, он задушил ее в комнате, а затем вынес ее? Соседи напротив выглянули в окно перед тем как пойти спать и видели, как синий Линкольн Бронштейна подъехал к дому Серафино. Это было в начале первого. Полчаса спустя сосед выглянул еще раз, а машина стояла там же.
– Но он не видел, как они оба вышли из машины? Или как она садилась в нее?
Лэниген отрицательно покачал головой.
– Я не очень разбираюсь в таких делах, но в качестве талмудиста я все-таки понимаю кое-что в законах. У вашей теории множество щелей.
– Какие, например?
– Да возьмите хоть историю с пальто и дождевиком. Если бы он убил ее в комнате, то разве стал бы он натягивать на нее пальто, да еще дождевик? И зачем же он повез ее в синагогу? И каким образом ее сумка вдруг оказалась в моей машине?
– Обо всем этом я подумал и сам. И еще о многом другом, чего вы не упомянули. Все же я пришел к выводу, что у меня достаточно оснований посадить его и держать в кутузке до тех пор, пока все не проверим. Это всегда так, рабби. Ведь так не бывает, чтобы все факты по делу получили с самого начала полное объяснение. Ухватываешься за ниточку, по ней и идешь. Противоречия всегда возможны, мы их отнюдь из виду не упускаем, а стараемся разрешить их, и они, представьте, разрешаются порой довольно просто.
– А если разрешить не удается, то, продержав человека в кутузке, вы его через некоторое время выпускаете, но у него жизнь навсегда разбита, – с горечью в голосе сказал раввин.
– Правильно, рабби. Таковы уж неудобства жизни в цивилизованном обществе.
19
Натан Гриншпан был похож на ученого, думал и говорил он не спеша. Он сидел за письменным столом и, прочистив сначала трубку специальным металлическим прибором, похожим на ложечку, затем продув ее несколько раз, принялся аккуратно набивать ее табаком. Тем временем Бекер, с вечной сигарой в кулаке, прохаживался по кабинету взад и вперед, излагая все, что ему было известно, что подозревал и чего он ожидал от Гриншпана. Последнее сводилось к форменной атаке на местное отделение полиции с требованием освободить Бронштейна немедленно, не то он, Бекер, подаст в суд за незаконный арест.
Адвокат поднес к трубке спичку, легонечко попыхтел, чтобы как следует раскурить ее, и наконец принялся утрамбовывать занявшийся и несколько поднявшийся в чашечке табак. Он откинулся в кресле и, посасывая трубку, сказал:
– Если хотите… я могу добиться… Habeas Corpus, если его действительно… необоснованно задержали.
– Конечно необоснованно! Он не имеет ничего общего с этим убийством.
– А почему вы знаете?
– Потому что он мне сам сказал и еще потому, что я его хорошо знаю. Да вы и сами знаете его. Разве Бронштейн похож на убийцу?
– Судя по тому, что вы мне рассказали, его задержали не как убийцу. Им просто нужно было допросить его. У него были сведения, которые полиция имеет полное право знать. Он ведь сам сказал, что провел с ней вечер в день убийства. Это достаточное основание, чтобы полиция заинтересовалась им.
– Но ведь пришли двое полицейских и арестовали его…
– Это потому, что он не явился в полицию сам, как он, кстати, обязан был сделать.
– Ну и что ж, что обязан был? Вы же знаете, из-за чего он не. пошел. Бедняга, верно, подумал, что ему удастся остаться в стороне. Что ж, он ошибся, поступил неправильно, но ведь это не значит, что его надо арестовать за это и так опозорить – эти полицейские ведь арестовали его в присутствии жены…
– Ничего особенного в этом нет. Впрочем, теперь уже поздно говорить об этом.
– Хорошо, что же вы думаете делать?
– Я, конечно, схожу и поговорю с ним. Они его, пожалуй, продержат сутки, но если захотят держать дольше, им придется доставить его в суд и обосновать арест. По-моему, улик у них недостаточно, так что лучше всего, на мой взгляд, поговорить с прокурором и попытаться узнать, что у них имеется.
– А почему не заставить их выпустить его, раз у них ничего нет?
Гриншпан вздохнул. Он положил трубку в пепельницу и снял очки.
– Послушайте, Эл. Убили девушку. В данный момент всем хочется лишь одного: чтобы нашли убийцу. А это значит, что полиции заранее обеспечены симпатии и поддержка не только граждан, но и судебных органов. Любые законы и постановления будут истолкованы так, как это выгодно полиции. Если же я возьму и прибегну к кляузам и ухищрениям, лишь бы добиться освобождения Бронштейна из-под стражи, общественное мнение ополчится против нас. Мела начнут прорабатывать в печати, и как бы события ни обернулись в дальнейшем, а вред ему будет нанесен немалый. И наоборот, если мы не будем лезть на рожон, и если он тоже будет вести себя спокойно, то прокурор, глядишь, и пойдет нам навстречу.
– Я понял. Но мне-то что тогда делать?
– Ничего не делайте, Эл. Наберитесь терпения и ждите•
❖
Именно терпения Элу Бекеру никогда не хватало. Поняв, что ход следствия зависит от прокурора, он решил действовать через Эйба Кессона, который оказал прокурору немалую помощь на выборах.
– Чем же я смогу тебе помочь, Эл?– спросил Кессон. – Все, что я могу тебе сказать, это то, что у них довольно веские улики против Мела. По сути дела, они могли бы хоть сейчас передать материал Большому жюри, но им хочется, чтобы там не осталось ни малейшей лазейки.
– Но ведь он же не убивал, Эйб!
– Откуда ты знаешь?
– Да он сам мне сказал. И я знаю его не со вчерашнего.
Кессон ничего не ответил.
– Господи, да ведь ты же его тоже знаешь! Разве рн способен на такое? Этот человек мухи не обидит. Нелепость какая-то…
– Все такие дела звучат нелепо, пока не все выяснено. Зато потом все ясно как день.