Правила
Правило № 1Работайте сосредоточенно
Вскоре после того как я познакомился с Дэвидом Девэйном за стойкой бара «Дюпон Серкл», он рассказал мне о своей эвдемонической машине. Девэйн преподает архитектуру, то есть его привлекает область пересечения концептуального и конкретного. Его Эвдемоническая машина – хороший пример такого слияния. Как выяснилось, эта машина – ее название происходит от древнегреческого понятия эвдемонии, состояния, в котором человек достигает своего полного потенциала, – представляет собой здание. «Цель этой машины, – объяснил мне Дэвид, – создать такие условия, которые позволяют человеку достичь полного расцвета своих способностей, работать на абсолютном пределе личных возможностей». Другими словами, это пространство, специально созданное для одной-единственной цели: предоставить необходимые условия для самой углубленной и сосредоточенной работы. Как нетрудно догадаться, я был сильно заинтригован.
Объясняя мне устройство машины, Девэйн схватил карандаш и принялся набрасывать ее чертеж. Она представляла собой одноэтажное узкое прямоугольное строение, состоящее из пяти помещений, выстроенных в линию, одно за другим. Никакого общего коридора не предполагалось: вы должны были пройти одну комнату, чтобы попасть в следующую. Как объяснил Девэйн, «это критически важное условие, поскольку оно не позволяет вам обойти ни одно из помещений, по мере того как вы углубляетесь внутрь машины».
Первая комната, в которую вы попадаете, войдя с улицы, называется галереей. По замыслу Девэйна, в этой комнате должны содержаться примеры работ, созданных в машине. Это должно вдохновить пользователя и создать «атмосферу здорового напряжения и подталкивания со стороны его соратников».
Пройдя галерею, вы затем попадаете в салон. Здесь, по замыслу Девэйна, можно будет получить хороший кофе, а возможно, даже доступ к бару. Также тут должны располагаться диваны и иметься доступ к вай-фай. Идея салона в том, чтобы создать у посетителя настроение, «балансирующее на грани между острым любопытством и желанием дискутировать». Это место для споров, раздумий и в целом – для зарождения идей, которые вы затем будете более углубленно развивать внутри машины.
После салона вы входите в библиотеку. В этой комнате хранятся постоянно пополняемые записи обо всех работах, произведенных внутри машины, а также книги и другие источники, которые использовались в этих работах. Здесь будут расположены копиры и сканеры для сбора и хранения всей информации, необходимой вам для вашего проекта. Девэйн определяет библиотеку как «жесткий диск» своей машины.
Следующее помещение – офисное пространство. Здесь расположен стандартный конференц-зал с доской для записей и несколько кабин с канцелярскими столами. «Офис, – объясняет Девэйн, – предназначен для деятельности с низкой интенсивностью». Используя нашу терминологию, в этом пространстве вы можете завершить все поверхностные дела, необходимые для вашего проекта. Девэйн предполагает, что в офисе за отдельным столом должен находиться администратор, который поможет пользователям усовершенствовать свои трудовые навыки, чтобы повысить эффективность работы.
Это приводит нас к последнему пространству в машине – комнатам, которые Девэйн называет «кабинами для углубленной работы» (он позаимствовал термин «углубленная работа» из моих статей на эту тему). Предполагается, что каждая кабинка будет иметь размеры два на три метра и защищаться толстыми звуконепроницаемыми стенами (в планах Девэйна значится сорокапятисантиметровый слой изоляции). «Предназначение кабин для углубленной работы – обеспечить тотальную концентрацию и ничем не прерываемый рабочий процесс», – объясняет Девэйн. В его представлении пользователь будет проводить полтора часа внутри кабины, после чего последует полуторачасовой перерыв, и затем цикл будет повторяться два или три раза – к этому моменту мозг сумеет достичь своего предела концентрации на этот день.
В настоящее время эвдемоническая машина существует только как стопка архитектурных чертежей, но даже в виде плана ее потенциальные возможности по поддержке эффективной работы воодушевляют Девэйна. «[Этот проект] остается для меня самым интересным архитектурным сооружением из всего, что я когда-либо создавал», – признался он мне.
В идеальном мире – таком, где истинная ценность углубленной работы всеми признается и приветствуется, – мы все имели бы доступ к чему-либо наподобие эвдемонической машины. Возможно, не в точности такой, какую спроектировал Дэвид Девэйн, но в более общем смысле – к рабочему пространству и культуре, которые помогают нашему разуму произвести максимальное количество ценностей. Увы, это пожелание далеко от нынешней реальности. Мы проводим дни в отвлекающих нас офисах открытого типа, где нельзя игнорировать входящие сообщения и невозможно избежать нескончаемых совещаний, в окружении, которому важнее, чтобы мы тотчас отвечали на электронные письма, чем чтобы выдавали наилучшие результаты. Другими словами, поскольку вы читаете эту книгу, вы – адепт глубины в поверхностном мире.
Правило, вынесенное в заголовок, – первое из четырех, которые я излагаю во второй части этой книги, – предназначено для того, чтобы сгладить это противоречие. Возможно, у вас никогда не будет собственной эвдемонической машины, однако нижеследующие стратегические рекомендации помогут вам имитировать ее воздействие в вашей полной отвлекающих факторов профессиональной жизни. Они покажут, как превратить углубленную работу из простого намерения в регулярную и значимую часть вашего повседневного расписания. (После чего правила со второго по четвертое помогут вам извлечь как можно больше из этой привычки к углубленной работе, предлагая, среди прочего, стратегии для тренировки вашей способности сосредоточиваться и отражать вторгающиеся в ваши мысли отвлекающие моменты).
Однако прежде чем перейти к этим стратегиям, я сперва хотел бы рассмотреть вопрос, который, возможно, не дает вам покоя: а зачем, собственно, нужны такие сложности? Иначе говоря, после того как мы признали ценность углубленной работы, разве не достаточно просто начать заниматься ею чаще? Неужели нам действительно необходимы сложные приспособления вроде эвдемонической машины (или ее аналогов), чтобы всего-навсего почаще сосредоточиваться на том, что мы делаем?
К несчастью, когда речь идет о том, чтобы заменить отвлекающий момент сосредоточенностью, все обстоит не так просто. Чтобы понять, почему это так, посмотрим поближе на одно из главных препятствий к углубленной работе – побуждение переключить внимание на что-либо более поверхностное. Многие признают, что это побуждение мешает им концентрироваться на сложных вещах, однако большинство людей недооценивают его регулярность и силу.
Возьмем исследование 2012 года, проведенное психологами Вильгельмом Хоффманом и Роем Баумайстером. Они снабдили 205 взрослых испытуемых пейджерами, которые подавали сигнал в произвольно выбранные моменты (тот самый «метод выборки переживаний», описанный в первой части). Когда раздавался сигнал, человек должен был на мгновение остановиться и осознать, какие желания он испытывает или испытывал на протяжении последнего получаса, и затем ответить на ряд вопросов об этих желаниях. Неделю спустя у исследователей набралось более семи с половиной тысяч записей. И вот, вкратце, что они обнаружили: люди целый день сражаются со своими желаниями. Как подытожил Баумайстер в написанной им впоследствии книге «Сила воли» (Willpower, в соавторстве с автором научно-популярных книг Джоном Тирни): «Выяснилось, что желание – это норма, а не исключение».
Пять наиболее часто встречающихся желаний, с которыми боролись испытуемые, как легко предположить, включали в себя еду, сон и секс. Однако в основную пятерку также входили желания «сделать передышку в [тяжелой] работе… проверить почту и сообщения в социальных сетях, зайти в Интернет, послушать музыку или посмотреть телевизор». Особенно сильными оказалось влечение к Интернету и телевизору – лишь около половины опрошенных сумели успешно противостоять этим особенно соблазнительным искушениям.
Полученные результаты не сулят нам ничего хорошего в работе над нашей задачей: помочь людям выработать навык углубленной работы. Выходит, что желание заняться чем угодно, кроме углубленной работы, будет осаждать нас круглые сутки, и если мы устроены так же, как немецкие респонденты, участвовавшие в эксперименте Хоффмана и Баумайстера, эти силы будут часто брать верх. Здесь вы можете возразить, что уж вы-то сможете добиться успеха там, где немцам это не удалось, поскольку понимаете важность углубленной работы, а следовательно, станете более строго следить за тем, чтобы оставаться сосредоточенным. Это очень благородное намерение, но десятилетние исследования, предшествовавшие описанному эксперименту, уже доказали его тщетность. Целый ряд исследований, который берет начало в серии новаторских статей, также написанных Роем Баумайстером, позволил установить важную (и на тот момент неожиданную) истину о силе воли: количество нашей силы воли ограничено, и оно истощается по мере ее использования.
Другими словами, наша воля не из тех качеств, которыми мы можем пользоваться неограниченно, – скорее она подобна мышце, имеющей свойство уставать. Вот почему испытуемым в эксперименте Хоффмана и Баумайстера было так сложно бороться с желаниями: со временем отвлекающие факторы истощили их ограниченный запас силы воли, и они больше не могли сопротивляться. То же самое произойдет и с вами, независимо от ваших намерений, – в том случае, если вы не начнете работать со своими привычками более хитрым образом.
Это подводит меня к мотивирующей идее, стоящей за стратегиями, которые я излагаю ниже. Она состоит в том, что для выработки навыка углубленной работы необходимо пойти дальше благих намерений и включить в свой рабочий распорядок определенные программы и ритуалы, рассчитанные на то, чтобы с меньшим напряжением силы воли перейти к состоянию устойчивой концентрации и поддерживать ее. Если вы, например, посреди вечера, занятого бесцельными блужданиями по Интернету, внезапно решите переключиться на задачу, требующую умственного напряжения, вам придется сильно приналечь на ваш ограниченный запас силы воли, чтобы оторвать внимание от сияющего экрана компьютера. Такие попытки, следовательно, будут часто терпеть крах. С другой стороны, если вы прибегнете к небольшой хитрости и наметите для себя программы и ритуалы – возможно, назначите определенное время и обеспечите тихое место для ежевечернего погружения в ваши задачи, – вам понадобится гораздо меньше силы воли, чтобы начать работу и не отвлекаться от нее. Таким образом, в конечном итоге ваши попытки углубленной работы будут достигать успеха гораздо чаще.
Держа это в уме, можно рассматривать изложенные ниже шесть стратегических рекомендаций в качестве арсенала таких программ и ритуалов, способных (учитывая ограниченный запас силы воли) увеличить объем сосредоточенной работы, которую вы сможете выполнить соответственно своему расписанию. Среди прочего от вас потребуется придерживаться определенного образца при планировании такой работы, а также разработать ритуалы, чтобы обострить вашу концентрацию перед началом каждой сессии. Некоторые из этих стратегий включают простые эвристические методы, которые помогут задействовать мотивационный центр вашего мозга, в то время как другие предназначены для срочной подзарядки ваших волевых резервов.
Вы можете просто попробовать сделать углубленную работу приоритетной задачей. Однако если вы поддержите свою решимость нижеизложенными стратегиями – или любыми другими стратегиями вашего собственного изобретения, основанными на тех же принципах, – это значительно увеличит вероятность успеха и поможет вам сделать углубленную работу неотъемлемой частью своей профессиональной деятельности.
Определитесь, какую систему использовать
Знаменитый специалист по теории программирования Дональд Кнут отводит сосредоточенной работе существенную роль. Как он сам объясняет на своем сайте: «То, что я делаю, требует долгих часов работы с источниками и ненарушаемой концентрации». Один из докторантов по имени Брайан Чаппелл, имеющий детей и работающий на полном окладе, также высоко ставит сосредоточенную работу, поскольку для него это единственный способ продолжать работу над диссертацией, несмотря на все ограничения во времени. Чаппелл однажды сказал мне, что его первое знакомство с идеей углубленной работы запомнилось ему как «эмоциональный момент».
Я привожу здесь эти примеры, поскольку хотя Кнут и Чаппелл согласны в вопросе важности углубленной работы, они расходятся относительно системы, посредством которой интегрируют ее в свою рабочую деятельность. Как я более подробно расскажу в следующем разделе, Кнут применяет нечто вроде монастырского устава: он ставит углубленную работу превыше всего остального, стараясь исключить или минимизировать все другие виды деятельности. Чаппелл, в свою очередь, придерживается ритмической стратегии, согласно которой работает ежедневно по утрам, в одни и те же часы (с пяти до семи тридцати), без исключений, прежде чем начать обычный рабочий день, прерываемый стандартными делами. Оба подхода действенны, но не универсальны. Способ Кнута, возможно, хорош для того, чья основная обязанность – обдумывать глобальные вопросы, однако если бы Чаппелл вслед за ним начал бы отвергать любую поверхностную деятельность, он, скорее всего, потерял бы работу.
Вам необходимо выработать собственную систему для интеграции углубленной работы в свою профессиональную деятельность. (Как было указано во вступлении к этому правилу, попытки внедрить углубленную работу в свое расписание произвольным порядком мало чем помогут вам распределить ваш ограниченный волевой запас). Однако приведенный мною пример подчеркивает: вам следует с большим тщанием выработать такую систему, которая будет подходить к вашим конкретным обстоятельствам, поскольку любое несоответствие может сорвать процесс в самом начале. Предлагаемая стратегия поможет вам избежать этого благодаря применению одной из четырех систем, которые, как я сам убедился, превосходно работают на практике. Моя цель – убедить вас, что существует множество способов интегрировать сосредоточенную работу в ваше расписание, а следовательно, стоит потратить время, чтобы отыскать такой подход, который будет иметь смысл конкретно для вас.
«Монашеская» система планирования углубленной работы
Давайте вернемся к Дональду Кнуту. Он известен множеством введенных им новшеств в computer science, включая, что примечательно, разработку весьма строгого подхода к анализу работы алгоритмов. Среди своих соратников, однако, Кнут вместе с тем пользуется дурной славой из-за своего отношения к электронным средствам связи. Если вы зайдете на страницу Кнута на сайте Стэнфордского университета с намерением найти адрес его электронной почты, то обнаружите вместо него следующее объявление:
Я стал счастливым человеком первого января 1990 года, когда избавился от своего почтового ящика. Электронной почтой я пользовался приблизительно с 1975 года, и мне кажется, что пятнадцати лет переписки вполне достаточно для одной Электронная почта – чудесная вещь для тех, чья задача в жизни состоит в том, чтобы быть в эпицентре всего. Но я не из таких; моя роль – находиться на дне. То, что я делаю, требует долгих часов работы с источниками и ненарушимой концентрации.
Далее Кнут утверждает, что не намерен совершенно отрезать себя от мира. Он признает, что для того, чтобы писать книги, ему требуется поддерживать связь с тысячами людей и что он хочет быть открытым для вопросов и замечаний. Какое же он предлагает решение? Всем желающим предоставляется его адрес – обычный почтовый адрес. Кнут заверяет, что его секретарша будет просматривать все письма и откладывать те, которые сочтет важными. Всю действительно срочную корреспонденцию она должна приносить Кнуту немедленно, а остальное он будет прочитывать скопом приблизительно раз в три месяца.
Кнут применяет то, что я называю «монашеской» системой планирования углубленной работы. Эта система пытается увеличить объем углубленного труда посредством исключения или радикального уменьшения количества поверхностных обязанностей. У адептов «монашеской» системы, как правило, имеется четко определенная и высоко ими ценимая профессиональная цель, которую они преследуют, и их профессиональный успех в первую очередь зависит от выполнения этой единственной задачи на высочайшем уровне. Именно эта определенность и помогает сторонникам такой системы расправляться с трясиной поверхностных проблем, в которых, как правило, вязнут те, чья деятельность более разнообразна.
Кнут, к примеру, таким образом объясняет свою профессиональную цель: «Я стараюсь досконально изучить определенные области теории программирования, после чего пытаюсь изложить это знание в удобоваримой форме, доступной для людей, у которых нет времени заниматься таким изучением». Любая попытка соблазнить Кнута неосязаемыми выгодами от большого числа подписчиков в Twitter или же неожиданными возможностями, которые открыла перед ним электронная почта, обречена на провал, поскольку ни то ни другое не ведет непосредственно к достижению поставленной им цели: доскональному пониманию специфических вопросов теории программирования и последующему описанию их в доступной манере.
Еще один приверженец «монашеского» подхода к углубленной работе – прославленный писатель-фантаст Нил Стивенсон. Если вы посетите его авторский веб-сайт, то заметите, что там не указан ни адрес электронной почты, ни обычный почтовый адрес. Некоторый свет на это упущение проливают два эссе, размещенные Стивенсоном на его первом веб-сайте (на хостинге «The Well») еще в начале 2000-х гг. и сохраненные «Архивом Интернета». В одном из этих эссе, заархивированном в 2003 году, Стивенсон подытоживает свои принципы коммуникации следующим образом:
Людей, желающих нарушить мое сосредоточение, я вежливо прошу этого не делать и предупреждаю, что не отвечаю на электронные письма… чтобы основной смысл [моих принципов коммуникации] не оказался потерян за изящными формулировками, я изложу его здесь в сжатой форме: все мое время и внимание уже зарезервированы, причем неоднократно. Пожалуйста, не претендуйте на них.
Чтобы еще четче разъяснить эти принципы, Стивенсон написал эссе под заглавием «Почему я плохой корреспондент» (Why I Am a Bad Correspondent). В целом его оправдание собственной недоступности опирается на следующее:
Другими словами, уравнение продуктивности является нелинейным. В этом причина того, что я плохой корреспондент, и того, что я очень редко принимаю приглашения где-либо выступать. Когда я организую свою жизнь таким образом, чтобы получалось много долгих, следующих друг за другом, ничем не прерываемых периодов времени, я могу писать романы. Но если эти периоды оказываются разделены и разбиты на части, моя продуктивность как писателя ощутимо идет на убыль.
Стивенсон видит лишь два взаимоисключающих варианта: он может писать хорошие романы в своем обычном темпе – или же он может отвечать на множество электронных писем и присутствовать на конференциях и в результате писать романы хуже и медленнее. Он избрал первый вариант и теперь избегает любых источников поверхностной работы. (Этот вопрос оказался настолько важным для Стивенсона, что писатель впоследствии более глубоко раскрыл его в своем эпическом научно-фантастическом романе «Анафем» 2008 года, где описывается мир, в котором интеллектуальная элита сосредоточена в монашеских орденах, изолированных от рассеянных толп и технологической реальности и погруженных в глубокие размышления.)
Исходя из моего опыта, «монашеская» система заставляет многих интеллектуальных работников занимать оборонительную позицию. Четкость, с которой ее адепты определяют свою ценность для мира, как я подозреваю, задевает больной нерв у тех, чей вклад в информационную экономическую картину не столь однозначен. Разумеется, следует отметить, что «неоднозначный» не означает «меньший по объему». Руководящий работник высокого ранга, например, способен играть жизненно важную роль в функционировании компании с бюджетом в миллиард долларов, даже если он не может предъявить нечто конкретное вроде законченного романа и сказать: «Вот что я сделал за год». Следовательно, группа людей, для которых «монашеская» система подходит, достаточно ограниченна – и тут нет ничего плохого. Если вы не входите в эту группу, радикальная простота «монашеской» системы не должна вызывать у вас чрезмерной зависти. С другой стороны, если вы принадлежите к таким людям – то есть если ваш вклад в окружающий мир достаточно конкретен, четок и индивидуален[8], – то в таком случае вам стоит задуматься над этой системой, поскольку она может стать решающим фактором выбора между обычной профессиональной карьерой и такой, которая запомнится надолго.
Двухрежимная система планирования углубленной работы
Эта книга открывалась рассказом о революционном психологе и мыслителе Карле Юнге. В 1920-е годы, в то же самое время, когда Юнг пытался выйти за рамки ограничений своего наставника Зигмунда Фрейда, он начал регулярно уединяться в простом каменном доме, который построил в лесу в окрестностях маленькой деревушки Боллинген. Там Юнг каждое утро закрывался в комнате с минимумом удобств, чтобы писать без каких-либо помех. После этого он медитировал и гулял в лесу, чтобы сделать свой ум более ясным, готовясь к работе следующего дня. Как я уже указывал, эти меры были призваны повысить интенсивность его углубленной работы до такого уровня, который позволил Юнгу одержать верх в интеллектуальной схватке с Фрейдом и множеством его сторонников.
Пересказывая заново эту историю, я хочу подчеркнуть важный момент: Юнг не прибегал к «монашеской» схеме подхода к углубленной работе. Дональд Кнут и Нил Стивенсон, которых мы приводили в пример ранее, пытались полностью исключить из своей профессиональной жизни отвлекающие моменты и поверхностную деятельность. Юнг, с другой стороны, стремился устраниться от них только в периоды своего уединения. Остальную часть своего времени он проводил в Цюрихе, где вел жизнь, весьма далекую от монашеской. У него была обширная клиническая практика, которая зачастую заставляла его принимать пациентов допоздна; он был завсегдатаем многочисленных цюрихских кофеен; также он читал и посещал множество лекций в знаменитых университетах города. (Эйнштейн получил докторскую степень в одном из цюрихских университетов, а позднее преподавал в другом; также, что любопытно, он был знаком с Юнгом, и они несколько раз встречались за обедом, где обсуждали ключевые идеи специальной теории относительности.) Жизнь Юнга в Цюрихе, другими словами, во многих смыслах ничем не отличалась от жизни типичного суперзанятого интеллектуального работника цифровой эпохи – замените Цюрих на Сан-Франциско, а письма на твиты, и вы получите какого-то напористого руководителя технического предприятия.
Подход Юнга я называю двухрежимной системой планирования углубленной работы. Эта система предполагает, что вы распределяете свое время: посвящаете какие-то четко определенные отрезки углубленным поискам, а в оставшиеся дни открыты для всего прочего. На протяжении углубленных периодов такой работник ведет монашеский образ жизни, стремясь к интенсивной и ничем не нарушаемой концентрации; когда же наступает время поверхностной активности, эти цели перестают быть для него приоритетными. Такое разделение времени между глубиной и открытостью может происходить на разных уровнях. Например, в пределах одной недели вы посвящаете четырехдневный уикенд углубленной работе, а остальные дни оставляете свободными. Или же на протяжении года вы выделяете один сезон для основного объема своих углубленных разработок (как поступают многие ученые в летние месяцы или во время творческого отпуска).
Двухрежимная система предполагает, что углубленная работа может быть чрезвычайно продуктивной, но только в том случае, если человек отводит для таких погружений достаточно времени, чтобы достичь максимальной мыслительной интенсивности – такого состояния, в котором случаются настоящие прорывы. Именно поэтому минимальная продолжительность периода, выделяемого для углубленной работы в этой системе, обычно составляет один полный день. Если, например, уделять такой работе лишь несколько часов по утрам, это время окажется слишком коротким, чтобы считать его периодом углубленной работы.
В то же время двухрежимной системой, как правило, пользуются те, кто не может успешно работать, не уделяя достаточно времени поверхностной деятельности. Юнгу, например, нужна была его клиническая практика, чтобы оплачивать счета, и атмосфера цюрихских кафе – чтобы стимулировать мышление. Переключение с одного режима на другой позволяет успешно удовлетворять обе потребности.
Приводя более современный пример двухрежимной системы в действии, мы можем еще раз вспомнить Адама Гранта, профессора Уортонской школы бизнеса, чье внимательное отношение к режиму своей работы уже было рассмотрено в первой части этой книги. Как вы, возможно, помните, рабочий график Гранта на протяжении стремительного взлета его ученой карьеры среди уортонской профессуры представляет собой прекрасный образчик двухрежимной модели. В пределах одного учебного года он группирует все свои лекции в одном семестре, чтобы иметь возможность сосредоточиться на углубленной работе во время другого. Далее, на протяжении этих углубленных периодов он снова применяет двухрежимный подход в масштабе одной недели. Один или два раза в месяц он отводит себе от двух до четырех дней, в течение которых ведет абсолютно монашеский образ жизни. Он запирается в своей комнате и подключает на своем почтовом адресе автоуведомление «нет на работе», чтобы погрузиться в свои изыскания, ни на что не отвлекаясь. Все остальное время Грант, как известно, остается открыт и доступен. В каком-то смысле он иначе и не может: в его бестселлере 2013 года «Брать или отдавать?» идея о необходимости отдавать свое время и внимание, не ожидая получить что-либо взамен, выдвигается как ключевая стратегия профессионального продвижения.
Те, кто применяет двухрежимную систему углубленной работы, с почтением относятся к продуктивности «монашеского» подхода, но вместе с тем признают и ценность поверхностной активности в своей трудовой жизни. Вероятно, самое большое препятствие для применения этой системы заключается в том, что даже короткие периоды полного погружения в работу требуют гибкости, которой, по мнению многих, они не могут себе позволить в своем текущем положении. Если вы чувствуете дискомфорт, будучи оторваны от почтового ящика даже на час, стоит ли сомневаться, что идея пропасть на целый день или еще дольше покажется вам попросту невозможной. Впрочем, я подозреваю, что двухрежимная система применима к большему количеству занятий, чем вы предполагаете. Так, выше я описывал исследование профессора Гарвардской школы бизнеса Лесли Перлоу Она попросила группу менеджмент-консультантов каждую неделю отключаться от Интернета на протяжении одного рабочего дня. Консультанты боялись, что их клиенты возмутятся; однако оказалось, что им это не важно. Итак, как показывают примеры Юнга, Гранта и Перлоу, люди склонны уважать ваше право быть время от времени недоступным, если эти периоды четко определены, о них заблаговременно объявлено и если в остальное время вас можно снова легко найти.
Ритмическая система планирования углубленной работы
Когда популярный ситком «Сайнфелд» только начинал свое существование, его основатель Джерри Сайнфелд какое-то время продолжал выступать на сцене и постоянно гастролировал. Именно в этот период писатель и комик по имени Брэд Айзек, работавший в то время по ночам у открытого микрофона, случайно натолкнулся в каком-то клубе на Сайнфелда, ожидающего своего выхода. Как объяснял позднее сам Айзек в своей статье «Лайфхакер» (ныне считающейся классической): «Это был мой шанс. Разумеется, я спросил у Сайнфелда, не может ли он дать мне пару советов как начинающему комику. И того, что он тогда сказал, мне хватит на всю оставшуюся жизнь».
Совет Сайнфелда начался со вполне здравого замечания о том, что «для того чтобы стать хорошим комиком, нужно уметь придумывать хорошие шутки», а затем он объяснил, что для того чтобы придумывать хорошие шутки, необходимо сочинять их каждый день. Продолжая, Сайнфелд описал особую методику, которой он сам придерживался, чтобы соблюдать такую дисциплину. У него на стене висит календарь. Каждый день, когда Сайнфелд сочиняет шутки, он зачеркивает дату в календаре большим красным крестом. «Через несколько дней у вас получится цепочка, – продолжал он. – Просто продолжайте в том же духе, и цепочка с каждым днем будет становиться все длиннее. Вы будете смотреть на нее с удовольствием, особенно когда у вас в загашнике окажется уже пара недель. Тогда вашей единственной задачей будет не прерывать цепочку».
Этот цепочечный метод (как некоторые называют его теперь) вскоре стал хитом среди писателей и энтузиастов фитнеса – то есть в таких сообществах, которые объединяет необходимость делать трудные вещи ежедневно. В рамках же нашей беседы он представляет собой пример более общего способа внедрить глубину в повседневную жизнь, а именно ритмической системы. Этот подход основывается на утверждении, что регулярно погружаться в работу легче всего, если превратить такие погружения в одну из повседневных привычек. Другими словами, цель здесь – задать в работе определенный ритм, который освободит вас от необходимости тратить энергию на решения, надо ли вам погружаться в работу, и если надо, то когда. Цепочечный метод представляет собой хороший пример ритмической системы планирования углубленной работы, поскольку в нем сочетается простое эвристическое планирование (задача выполнять свою работу каждый день) и легкий способ напоминать самому себе о необходимости ее выполнять (большой красный крест в календаре).
Еще один распространенный способ применения ритмической системы состоит в том, что визуальный стимул заменяется на строго определенное время, в которое вы каждый день начинаете сеанс углубленной работы. Когда у вас имеется визуальный индикатор вашего прогресса в работе, это помогает преодолеть барьер перед погружением в глубину; и практически так же, когда вы избавляетесь от необходимости принимать даже самое простое решение, когда именно взяться за работу, – это уменьшает пресловутый барьер.
Возьмем для примера Брайана Чаппелла – загруженного работой докторанта, которого я уже упоминал во вступлении к этому разделу. Чаппеллу по необходимости пришлось прибегнуть к ритмической системе планирования своей углубленной работы. Примерно в то же время, когда он начал понемногу наращивать объем своей диссертации, ему предложили штатную должность в одном из центров кампуса, где он проходил обучение. С профессиональной точки зрения это было хорошее предложение, и Чаппелл с радостью его принял. Однако полная занятость, с учетом того, что у Чаппелла недавно родился первый ребенок, сильно мешала достигнуть сосредоточенного состояния, необходимого для работы над диссертацией.
Вначале Чаппелл пытался просто чаще углубляться в работу. Он выработал правило, что для одной сессии углубленной работы необходимо не меньше полутора часов (справедливо предполагая, что ему понадобится какое-то время, чтобы успокоиться и сконцентрироваться), и он решил, что будет стараться устраивать себе такие сессии в произвольном порядке, каждый раз, когда в его расписании откроется удобное окно. Нетрудно понять, что такая стратегия не принесла ощутимых результатов. Во время диссертационного тренинга, который Чаппелл проходил в предыдущем году, он сумел написать целую главу всего лишь за одну неделю интенсивной сосредоточенной работы. После того как он вступил в новую должность, ему удалось добавить еще одну главу, проработав целый год.
Именно этот невыносимо медленный прогресс в написании диссертации на протяжении первого года привел Чаппелла к ритмическому методу работы. Он взял себе за правило каждый день просыпаться и садиться за работу около половины шестого утра и работать до половины восьмого. Затем он завтракал и отправлялся на службу, уже свободный от диссертационных обязанностей на этот день. Успех нового метода настолько его обрадовал, что вскоре он передвинул подъем на без четверти пять, чтобы урвать побольше времени для утренней сосредоточенной работы.
Когда я брал у Чаппелла интервью для этой книги, он назвал свой ритмический подход к планированию углубленной работы «одновременно астрономически продуктивным и свободным от чувства вины». Как правило, он писал от четырех до пяти страниц научного текста в день и был способен набрасывать начерно главы своей диссертации по одной в две-три недели — феноменальная производительность для человека, который параллельно с девяти до пяти занят на службе. «Кто сказал, что я не способен на такую продуктивность? – заключил он. – Почему бы и нет?»
Ритмическую систему интересно сравнить с двухрежимной. Она, возможно, не позволяет достичь наиболее высоких уровней сосредоточенного мышления, к которым стремится адепт двухрежимной системы во время суточных сеансов концентрации. Положительный момент, однако, состоит в том, что такой подход лучше сочетается с реалиями человеческой природы. Поддерживая привычку к погружению при помощи жестко установленного графика, обеспечивающего регулярное выполнение небольших кусочков работы, приверженец ритмического расписания зачастую набирает большее итоговое число часов концентрации на протяжении года.
Чтобы сделать выбор между ритмической и двухрежимной системами, стоит для начала оценить, насколько вы способны самостоятельно контролировать свой график. Если ваша ситуация напоминает таковую Карла Юнга, вступившего в интеллектуальный спор со сторонниками Зигмунда Фрейда, вам, скорее всего, будет нетрудно понять, как важно найти время, чтобы сосредоточиться на своих идеях. С другой стороны, если вы просто пишете диссертацию и никто не наседает на вас, требуя, чтобы вы довели дело до конца, то вам, возможно, лучше подойдет ритмическая система с ее размеренным распорядком.
Многие, однако, склоняются к ритмической модели не только из-за вопросов самоконтроля, но также ввиду того, что некоторые виды занятости просто не позволяют человеку пропадать целыми днями. (Многие руководители считают, что вы вправе сосредоточиваться на чем угодно и как угодно глубоко – если только будете немедленно отвечать на их электронные письма.) Вероятно, это главная причина того, что ритмическая система чрезвычайно широко распространена среди офисных работников.
Журналистская система планирования углубленной работы
В 1980-х годах журналист Уолтер Айзексон, которому тогда перевалило за тридцать, находился посредине стремительного подъема по карьерной лестнице в журнале Time. К этому моменту он уже несомненно привлек к себе внимание интеллектуальной прослойки. Так, Кристофер Хитченс, писавший в тот период для «Лондонского книжного обозрения» (London Review of Books), назвал его «одним из лучших колумнистов Америки». Айзексону было пора приниматься за написание Большой и Нужной Книги – необходимый шаг в журналистской карьере. Поэтому Айзексон выбрал для себя сложную тему – повествование о взаимосвязанных биографиях шести людей, сыгравших важную роль в политике в начале холодной войны, – и совместно со своим коллегой, молодым редактором Time Эваном Томасом, выпустил достаточно внушительную книгу: эпическое полотно на 864 страницы, озаглавленное «Мудрые люди: шестеро друзей и мир, который они создали» (The Wise Men: Six Friends and the World They Made).
Эта книга, опубликованная в 1986 году, была хорошо принята влиятельными людьми. New York Times отозвалась о ней как о «фактурном повествовании», San Francisco Chronicle восторженно назвала двух начинающих писателей «Плутархами холодной войны». Менее десяти лет спустя Айзексон достиг вершины своей журналистской карьеры, став редактором Time (вслед за чем он возглавил инициативную группу и стал невероятно популярным биографом знаменитых людей, среди которых были Бенджамин Франклин, Альберт Эйнштейн и Стив Джобс).
Меня, однако, интересует в фигуре Айзексона не то, чего он достиг, написав первую книгу, а то, как он написал ее. Я могу раскрыть этот секрет благодаря счастливому личному знакомству. Как выяснилось, мой дядя, Джон Пол Ньюпорт, который тоже был нью-йоркским журналистом в годы, предшествовавшие выходу «Мудрых людей», снимал совместно с Айзексоном пляжный домик в летний сезон. До сего дня мой дядя вспоминает удивительный рабочий режим Айзексона:
Я не переставал поражаться… когда мы все прохлаждались в патио или занимались еще чем-нибудь, он мог уйти к себе в спальню на какое-то время, чтобы поработать над книгой… он поднимался к себе на двадцать минут или на час, мы слышали, как грохочет его пишущая машинка, после чего он снова спускался к нам и выглядел таким же расслабленным, как и все остальные… работа никогда его не утомляла, он с радостью набрасывался на нее всякий раз, когда выдавалась свободная минутка.
Айзексон был методичен: как только у него появлялось свободное время, он переключался в режим углубленной работы и продолжал трудиться над книгой. Оказывается, вот как можно между делом написать книгу на девятьсот страниц, оставаясь одним из лучших колумнистов страны.
Такой подход, при котором вы вставляете углубленную работу в свое расписание в любой подходящий момент, я называю журналистской системой. Это название намекает на то, что журналисты, такие как Уолтер Айзексон, умеют мгновенно переключаться в режим написания текста, как того требует их сопряженная с постоянными дедлайнами профессия.
Такой подход не годится для новичка в углубленной работе. Как я указал во вступлении к этой главе, способность быстро переключать свой мозг от поверхностного к углубленному режиму не возникает сама собой. Без практики такие переключения могут серьезно истощить ваши ограниченные запасы силы воли. Также такая привычка требует уверенности в своих способностях – убеждения, что ваша работа имеет значение и увенчается успехом. Обычно подобное убеждение бывает основано на уже существующих профессиональных достижениях. Например, Айзексону скорее всего, было легче переключаться в режим написания текста, чем, скажем, какому-нибудь писателю, впервые взявшемуся за перо, поскольку Айзексон к этому моменту уже добился признания как профессиональный журналист. Он знал, что у него хватит сил написать эпическую биографию, и понимал, что это ключ к дальнейшему профессиональному росту. Такая уверенность очень важна в качестве мотивации для трудных начинаний.
Я сам придерживаюсь журналистской системы углубленной работы, поскольку для меня это основной способ интегрировать периоды сосредоточения в расписание.
Иначе говоря, в своей углубленной работе я не придерживаюсь «монашеского» подхода (хотя время от времени и завидую своему коллеге по теории программирования Дональду Кнуту с его способностью без объяснений отключаться от Интернета), не практикую многодневные «рабочие запои», как приверженцы двухрежимной системы, и хотя ритмическая модель меня очень интересует, мое расписание каким-то образом пресекает любые попытки внедрить в него ежедневные привычки. Поэтому, следуя примеру Айзексона, я не строю планов на неделю, а просто прилагаю все усилия, чтобы втиснуть в имеющееся время как можно больше моментов полной концентрации внимания. Так, при написании этой книги мне приходилось пользоваться любыми промежутками свободного времени, когда бы они ни появлялись. Когда у моих детей был тихий час, я хватал ноутбук и запирался в своем рабочем кабинете. Когда моя жена собиралась навестить в выходные своих родителей, живущих неподалеку в Аннаполисе, я пользовался возможностью переложить на них заботу о детях и исчезал в тихом уголке их дома, чтобы заняться своей книгой. Когда у меня на работе отменяли очередное совещание или выдавался свободный вечер, я частенько удалялся в одну из своих излюбленных библиотек в кампусе, чтобы по-быстрому добавить к тексту еще сотню-другую слов. И так далее.
Надо признать, что я не применяю журналистскую систему в ее первозданном виде. Например, я редко погружаюсь в работу на основании сиюминутного решения; вместо этого я, как правило, в начале недели составляю план, когда я смогу углубленно поработать, а затем при необходимости корректирую этот план в начале каждого дня (см. Правило № 4, где я более подробно излагаю порядок составления своего рабочего графика). Таким образом я исключаю необходимость принимать сиюминутные решения и сохраняю больше умственной энергии для самой работы.
В общем и целом, применять журналистскую систему планирования углубленной работы оказывается достаточно непросто. Однако если вы убеждены в ценности того, что пытаетесь создать, и натренированы в искусстве погружаться в работу с головой (умение, которое мы продолжим развивать с помощью стратегий, изложенных ниже), это может стать неожиданно результативным способом выжать из своего, казалось бы, полностью забитого расписания довольно крупные периоды для сосредоточения.
Создавайте ритуалы
Те, кто интересуется жизнью людей, использующих свой ум для создания ценностей, часто упускают из виду, что этот процесс редко сочетается с безалаберностью в привычках. Возьмем лауреата Пулитцеровской премии журналиста-биографа Роберта Каро. Как написано в его журнальном профиле 2009 года, «каждый дюйм его нью-йоркского офиса управляется правилами». Куда он кладет свои книги, в каком порядке складывает записные книжки, что вешает на стену, даже то, что он надевает, когда идет на работу, – все определяется некими правилами, которые почти не менялись за долгий срок пребывания Каро в должности. «Я научил себя быть организованным», – объясняет он.
Чарльз Дарвин в тот период, когда он доводил до совершенства «Происхождение видов», установил для себя такой же строгий распорядок работы. Как вспоминал позднее его сын Фрэнсис, он вставал ровно в семь часов и сразу отправлялся на короткую прогулку. После этого он завтракал в одиночестве и удалялся в свой кабинет, где работал с восьми до полдесятого. Следующий час был посвящен чтению писем, пришедших накануне, после чего Дарвин снова возвращался в кабинет и оставался там с пол-одиннадцатого до полудня. Покончив с писанием, он отправлялся на прогулку по установленному маршруту, начинавшемуся от оранжереи и описывавшему круг вдоль границ его владений. Гуляя, Дарвин обдумывал новые пришедшие к нему идеи, и гулял до тех пор, пока не был удовлетворен результатами своих раздумий и не объявлял, что на сегодня с работой покончено.
Журналист Мейсон Карри, потративший пять лет на изучение привычек знаменитых мыслителей и писателей (именно от него я почерпнул приведенные два примера), таким образом подытоживает эту склонность к систематизации:
Существует распространенное мнение, что художник работает по вдохновению – что существует некий порыв, удар молнии, фонтан какой-то творческой магии, приходящей непонятно откуда… но, как я надеюсь, [из моей работы] стало ясно, что ждать, пока вас посетит вдохновение, – наиужаснейший из всех возможных подходов. Фактически, наверное, самый лучший совет, который я могу дать тому, кто пытается заняться творческим трудом, – это игнорировать вдохновение.
В своей колонке в New York Times, посвященной этому вопросу, Дэвид Брукс еще более откровенно резюмирует подобные соображения: «[Великие творческие умы] мыслят как художники, но действуют как счетоводы».
Предлагаемая мною стратегия состоит в следующем: чтобы извлечь как можно больше из своих сеансов углубленной работы, создавайте ритуалы, причем пусть они будут настолько же строгими, таким же «пунктиком», как у упомянутых выше великих мыслителей. Для этого есть веская причина. Известные умы, такие как Каро и Дарвин, устанавливали ритуалы не для того, чтобы показаться чудаками, – они поступали так, поскольку успех их работы зависел от их способности снова и снова погружаться на глубину. Не существует способа завоевать Пулитцеровскую премию или создать великую теорию, если ваш мозг не работает на пределе своих возможностей. Ритуалы позволяют с меньшим напряжением достигнуть глубины, сосредоточиться на работе и дольше оставаться в этом состоянии. Если бы все эти гении ждали, пока их посетит вдохновение, прежде чем браться за серьезную работу, скорее всего, они бы добились значительно меньших результатов.
Не существует единственного правильного ритуала для углубленной работы – все зависит от самого человека, а также от типа проекта, над которым он трудится. Однако есть ряд общих вопросов, на которые нужно ответить в первую очередь:
Где и как долго вы собираетесь работать. Ваш ритуал должен устанавливать определенное место для предполагаемой работы. Это может быть вполне обычное место, например ваш офис, но с закрытой дверью и очищенным рабочим столом (один из моих коллег обычно вешает на дверь табличку «Не беспокоить», как делают в отелях, когда собирается взяться за сложную задачу). Если есть возможность найти место, которое будет использоваться только для углубленной работы – какой-нибудь пустующий конференц-зал или тихая библиотека, – положительный эффект может быть еще большим. (Если вы работаете в офисе открытого типа, необходимость найти себе убежище становится особенно существенной.) Однако независимо от того, где вы работаете, позаботьтесь также о том, чтобы установить для себя определенные временные рамки, чтобы каждая сессия ограничивалась одной задачей, а не превращалась в утомительный труд без конца и края.
Что конкретно вы собираетесь делать, когда возьметесь за работу. Для вашего ритуала необходимо оговорить определенные правила и процессы, чтобы создать структуру вашего труда. Например, вы можете установить для себя запрет на любое использование Интернета, или подсчитывать количество слов, написанных за двадцатиминутный интервал, чтобы поддерживать интенсивность концентрации. Без такой структуры вам придется снова и снова вести с собой мысленный спор о том, что вам нужно, а чего не нужно делать во время такой сессии, и пытаться оценить, достаточно ли напряженно вы работаете. Все это ненужная активность, лишь истощающая резервы вашей силы воли.
Чем вы собираетесь поддерживать вашу работу. Установленный вами ритуал должен обеспечивать вашему мозгу необходимую подпитку чтобы он продолжал действовать на необходимом уровне сосредоточенности. Так, в ритуале может быть оговорено, что вы начинаете работу с чашки крепкого кофе или что у вас должен быть под рукой достаточный запас такой еды, которая даст вам достаточно энергии; или же вы можете совместить работу с легкой разминкой, например с прогулкой, чтобы ваш ум оставался ясным. (Как сказал Ницше: «Только идеи, приходящие во время ходьбы, чего-то стоят».) Такая поддержка может также включать в себя внешние факторы, например структурирование исходных материалов, которое уменьшает энергозатратное напряжение (как мы можем видеть на примере Каро). Чтобы добиться наибольшего успеха, вам необходимо поддерживать свои усилия по сосредоточению. И в то же время такая поддержка должна быть систематизированной, чтобы вы не тратили умственную энергию на вычисление, что именно вам нужно в настоящий момент.
Эти вопросы помогут вам начать вырабатывать собственные ритуалы для углубленной работы. Однако имейте в виду: для того чтобы найти такой ритуал, который останется с вами надолго, возможно, придется поэкспериментировать, поэтому приготовьтесь поработать над этим. Заверяю вас, что усилия не пропадут даром: после того как вы найдете для себя что-то согласующееся с вашими потребностями, эффект может быть очень значительным. Углубленная работа – важная задача, и за нее не следует браться спустя рукава. Окружая свои усилия сложными (и, возможно, довольно странными для окружающего мира) ритуалами, вы признаете этот факт. Такой подход дает вашему уму структуру и ответственное отношение, необходимые, чтобы привести его в сфокусированное состояние, в котором вы можете начинать создавать по-настоящему значимые вещи.
Делайте красивые жесты
В начале зимы 2007 года Дж. К. Роулинг заканчивала работу над «Дарами смерти» – заключительным романом из серии книг о Гарри Поттере. Она испытывала сильное психологическое напряжение, ведь ей предстояло свести воедино сюжетные линии шести предыдущих томов, и сделать это таким образом, чтобы удовлетворить ожидания сотен миллионов поклонников эпопеи. Писательнице требовалось глубокое сосредоточение, однако Роулинг обнаружила, что обеспечить себе возможность работать не отвлекаясь дома – она жила в Шотландии, в Эдинбурге, – становится все труднее. «Когда я заканчивала „Дары смерти“, однажды наступил день, когда пришел мойщик окон, дети были дома, лаяли собаки», – вспоминала Роулинг в одном из интервью. Она поняла, что это уже слишком, и решила, что ей необходимо принять какие-то решительные меры, чтобы перенастроить свой ум на нужную волну. И тогда Роулинг сняла номер в пятизвездочном отеле «Балморал», расположенном в самом центре Эдинбурга. «Я пришла в этот отель, потому что это прекрасный отель, но я совсем не собиралась там оставаться, – объясняла она. [Однако] в первый день работа пошла так хорошо, что я стала приходить сюда снова и снова… и в конце концов получилось так, что я закончила последнюю книгу о Гарри Поттере [здесь]».
Если вдуматься, нет ничего удивительного в том, что Роулинг осталась в отеле. Это место превосходно подходило для ее работы. «Балморал», известный как один из самых роскошных отелей в Шотландии, представляет собой классическое викторианское здание, украшенное каменной резьбой, с высокой часовой башней. К тому же он расположен всего лишь в нескольких кварталах от Эдинбургского замка – одного из зданий, вдохновлявших Роулинг при создании образа Хогвартса.
Принятое Роулинг решение поселиться в роскошном номере отеля возле Эдинбургского замка представляет собой пример неожиданной, но эффективной стратегии в мире углубленной работы – стратегии красивого жеста. Основная идея проста: устраивая радикальную перемену в своем обычном окружении (возможно, в сочетании со значительным вложением усилий или денег) и посвящая ее решению какой-либо углубленной задачи, вы тем самым повышаете важность задачи лично для себя. Это уменьшает склонность ума откладывать работу на потом и привносит в ваше предприятие новый поток мотивации и энергии.
Например, для того чтобы написать главу романа о Гарри Поттере, требуется немалое напряжение и масса умственной энергии – независимо от того, где вы это делаете. Однако если вы заплатили больше 1000 долларов в день за то, чтобы эта глава была написана в номере старого отеля поблизости от замка в хогвартсовском стиле, собраться с силами, чтобы начать работу и затем продолжать, не снижая темпа, вам будет легче, чем если бы вы находились у себя дома, где вас все отвлекает.
Если изучить привычки других известных адептов углубленной работы, можно увидеть, что они прибегают к стратегии красивого жеста довольно часто. Так, когда Билл Гейтс возглавлял компанию Microsoft, он был знаменит тем, что устраивал себе «недели размышлений» («Think Weeks»), на протяжении которых откладывал свою обычную работу и семейные обязанности и удалялся в хижину, взяв с собой стопку бумаги и книги. Его целью было, ни на что не отвлекаясь, углубиться в размышления о глобальных вопросах, имеющих отношение к его компании. Именно на протяжении одной из таких недель он, например, пришел к знаменитому выводу, что Интернет скоро будет играть ведущую роль в индустрии. Физически ничто не мешало Гейтсу погружаться в размышления в своем офисе в штаб-квартире Microsoft в Сиэтле, однако именно новизна этих недельных ретритов помогала ему достигать желаемого уровня концентрации.
Физик из Массачусетского технологического института, признанный писатель Алан Лайтман также делает красивые жесты. Каждое лето он удаляется на маленький островок в штате Мэн, чтобы погрузиться в себя и зарядиться энергией. В 2000 году, когда он описывал в одном из интервью эту свою привычку, на острове не было не только Интернета, но даже телефонной линии. Впоследствии он добавил: «Это те два с половиной месяца, когда я чувствую, что могу вернуть в свою жизнь хотя бы немного тишины… которую не так-то просто найти».
Не все могут позволить себе провести два месяца в Мэне, однако многие писатели, среди которых Дэн Пинк и Майкл Поллан, имитируют этот опыт круглогодично, выстроив на своей земле, зачастую с большими затратами денег и усилий, специальные домики для работы. (Поддан даже написал книгу о том, как построил себе хижину в лесу позади своего дома в Коннектикуте.) Такие постройки, строго говоря, нельзя назвать необходимыми для этих писателей, которым для работы достаточно ноутбука и ровной поверхности. Однако ценность этих хижин составляют вовсе не их удобства, но сам жест, выразившийся в планировке и постройке специального сооружения для одной-единственной цели: создать себе условия для сосредоточенной работы.
Но красивый жест не обязательно должен быть столь долговечным. Когда патологически честолюбивый физик Уильям Шокли, работавший в лабораториях Белла, обнаружил, что коллеги опередили его в открытии транзистора (как – я более подробно расскажу в следующей главе) – двое членов его команды совершили это открытие в то время, когда Шокли работал над другим проектом, – он заперся в гостиничном номере в Чикаго, куда прибыл якобы для участия в конференции, и не выходил, пока не отточил все детали более совершенного вида транзистора, идея которого витала у него в голове. Когда он в конце концов вышел из номера, то тотчас же переслал свои заметки авиапочтой в Мюррей-Хилл, Нью-Джерси[9], одному из своих коллег, чтобы тот мог внести их в лабораторный журнал и подписать, отметив таким образом время появления новшества. Плоскостной транзистор, разработанный Шокли в его порыве сосредоточения, в конечном счете принес ему Нобелевскую премию, выданную впоследствии за это изобретение.
Еще более яркий пример быстрого красивого жеста, благодаря которому были достигнуты значительные результаты, – история Питера Шенкмана, предпринимателя и пионера социальных сетей. Будучи популярным лектором, Шенкман проводил много времени в самолетах. В какой-то момент он осознал, что высота в тридцать тысяч футов над землей – идеальная обстановка, в которой он может сосредоточиться. Как он объяснил в своем блоге: «Я пристегнут к креслу, передо мной ничего нет, ничто меня не отвлекает, – мне совершенно нечего делать, кроме как быть наедине со своими мыслями». Вскоре после этого Шенкман подписал авторский договор, дававший ему всего лишь две недели на написание целой книги. Чтобы соблюсти поставленный срок, ему требовалась невероятная концентрация. И чтобы достигнуть необходимого состояния, Шенкман поступил абсолютно нетрадиционно: он купил авиабилет в бизнес-классе до Токио и обратно. На протяжении всего полета он не отрывался от работы; прибыв в Японию, он выпил эспрессо в салоне бизнес-класса и полетел обратно – и вновь писал все время пути. Он прибыл в США всего лишь через тридцать часов после вылета, имея в руках законченную рукопись. «Эта поездка обошлась мне в четыре тысячи долларов – и стоила каждого пенни», – заметил он впоследствии.
Во всех приведенных примерах дело не только в смене обстановки или в поиске тихого места, чтобы обеспечить себе сосредоточение. Основной движущей силой здесь является психологический стимул – искреннее стремление посвятить себя поставленной задаче. Поместить себя в непривычные условия, чтобы сосредоточиться на задуманной книге, или взять недельный отпуск с работы, чтобы просто спокойно подумать, или запереться в гостиничном номере до тех пор, пока не будет доведено до конца важное открытие, – все эти жесты ставят цель вашей углубленной работы на такой уровень приоритета, который помогает вам раскрыть необходимые ресурсы вашего ума. Иногда для того, чтобы погрузиться глубже, необходимо сперва посмотреть на вещи шире.
Не работайте в одиночку
Взаимосвязь между углубленной работой и сотрудничеством – вещь непростая. Однако стоит потратить время на то, чтобы рассмотреть ее повнимательнее, поскольку продуманный подход к рабочим отношениям внутри коллектива может увеличить качество углубленной работы в вашей профессиональной деятельности.
Будет правильно начать обсуждение этой темы с того, чтобы сделать шаг назад и подумать над тем, что кажется нам самым неразрешимым противоречием. В первой части этой книги я критиковал Facebook за выбор планировки его нового здания. В частности, я отмечал, что сама идея создать самое крупное в мире открытое рабочее пространство – гигантское помещение, предположительно способное вместить две тысячи восемьсот работников, – представляет собой бессмысленную атаку на способность людей концентрироваться. Как интуиция, так и растущее количество исследований говорят о том, что рабочее пространство, разделяемое с большим количеством сотрудников, невероятно отвлекает от работы – создается окружение, препятствующее любым попыткам серьезного размышления. В статье 2013 года, подводящей итоги последних исследований на эту тему, журнал Bloomberg Businessweek идет настолько далеко, что призывает положить конец «тирании офисов открытого типа».
И тем не менее концепция офиса открытого типа не была необдуманной или взятой с потолка. Как сообщает Мария Конникова в своей статье в New Yorker, когда эта идея возникла впервые, ее целью было «облегчить общение и обмен идеями между сотрудниками». Эта задача соответствовала стремлению американских предприятий внедрить атмосферу стартапов, чуждых всяких условностей. Джош Тайранджил, редактор Bloomberg Businessweek, например, так объяснял отсутствие рабочих кабинетов в здании журнала: «Открытое рабочее пространство превосходно смотрится; благодаря такой планировке каждый из сотрудников настроен на выполнение общей задачи, а также… это поощряет любознательность людей, работающих над разными задачами». Джек Дорси оправдывал открытую планировку рабочих помещений компании Square таким образом: «Мы призываем людей работать в открытом пространстве, потому что мы верим в интуицию и в то, что люди, находясь в одном помещении, могут учить друг друга чему-то новому».
В рамках нашего обсуждения давайте назовем этот принцип – натыкаясь друг на друга, люди находят новые интересные варианты сотрудничества и генерируют новые идеи – теорией интуитивной креативности. Когда Марк Цукерберг принимал решение построить крупнейший в мире офис открытого типа, им, вероятно, двигали именно такие соображения. Они же сподвигли многие другие компании в Кремниевой долине и за ее пределами создать открытые рабочие пространства. (Также сыграли свою роль и другие, не столь возвышенные соображения вроде экономии средств и легкости контроля за действиями работников, однако они не настолько броско выглядят и поэтому не так часто упоминаются.)
Может показаться, будто необходимость выбирать между созданием условий или для концентрации, или для интуитивного общения указывает на то, что углубленная работа (индивидуальная задача) несовместима с генерацией творческих идей (задача, решаемая в сотрудничестве). Однако такое заключение неверно. Я утверждаю, что оно основано на недостаточно полном понимании теории интуитивной креативности. Чтобы разобраться, давайте рассмотрим, как возникло само такое понимание того, что способствует появлению новых открытий.
У этой идеи множество источников, но случилось так, что я оказался лично причастен к одному из наиболее известных. Во время моего семилетнего пребывания в MIT я работал на том месте, где прежде располагался знаменитый Двадцатый корпус. Это здание, находившееся на пересечении Главной и Вассар-стрит в Восточном Кембридже и снесенное в 1998 году, было построено на скорую руку во время Второй мировой войны в качестве временного убежища, предназначенного для размещения излишков персонала из энергично развивавшейся радиационной лаборатории. Как отмечалось в статье 2012 года в журнале New Yorker, здание изначально рассматривалось как некондиционное: «Вентиляции почти нет, в коридорах темно. Стены тонкие, крыша течет; летом в здании можно изжариться, а зимой превратиться в сосульку».
Однако когда война окончилась, приток ученых в Кембридж не ослабел. Институту были необходимы площади, поэтому вместо того, чтобы сразу же снести Двадцатый корпус, как было обещано местным властям (те разрешили, но не настаивали на этом), в нем продолжали размещать сотрудников, которым не нашлось другого места. В результате это приземистое здание занимали разные отделы в самых странных сочетаниях – от физиков-ядерщиков до лингвистов и электронщиков наряду с еще более экзотическими съемщиками вроде механического цеха и мастерской по починке пианино. Так как здание было самым дешевым, все эти люди не стеснялись переоборудовать помещения под свои нужды. Стены и полы можно было передвигать и прикреплять оборудование к балкам. Пересказывая историю работы Джерольда Захариаса над первой моделью атомных часов, автор упомянутой выше статьи в New Yorker пишет, что важную роль в этой работе сыграла возможность снести два этажа в помещениях Двадцатого корпуса, отданных под лабораторию ученого, чтобы он смог установить трехэтажный цилиндр – необходимую часть его экспериментальной аппаратуры.
В легендах MIT распространена теория, что именно эта произвольная комбинация различных дисциплин, оказавшихся бок о бок в большом, открытом для перепланировок здании, привела к случайным встречам и породила дух изобретательства, благодаря которым начали одно за другим совершаться открытия, развиваться самые разные инновационные направления – грамматика Хомского, радионавигационная система LORAN и видеоигры, – на протяжении все тех же продуктивных послевоенных десятилетий. Когда здание было наконец снесено, освободив место для нового, спроектированного Фрэнком Гери Стата-Центра стоимостью в триста миллионов долларов (где мне и довелось работать), это было воспринято как большая утрата. В знак почтения к снесенному «фанерному дворцу» в дизайн интерьеров Стата-Центра были включены панели из необработанной фанеры и голого бетона с незашлифованными следами арматуры.
Примерно в то же время, когда спешно сооружался Двадцатый корпус, в двухстах милях к юго-западу от него, в Мюррей-Хилл, Нью-Джерси, к делу обеспечения условий для интуитивного творчества подошли более серьезно. Именно здесь директор лабораторий Белла Мервин Келли руководил постройкой нового здания, которое должно было целенаправленно поощрять взаимодействие среди пестрой компании из ученых и инженеров. Келли отказался от стандартного университетского подхода, при котором разные факультеты размещаются в отдельных зданиях, и вместо этого собрал их все в одно вытянутое строение, соединенное длинными коридорами – некоторые из них были настолько длинны, что, если стоять в одном конце, другой исчезал из виду. Хроникер лабораторий Белла Джон Гертнер так отозвался об этой планировке: «Пройти такой коридор из конца в конец, не столкнувшись с некоторым количеством знакомых, проблем, развлечений и новых идей было практически нереально. Какой-нибудь физик, отправившийся позавтракать в кафетерий, был подобен магниту, катящемуся среди железных опилок».
Результатом такой стратегии, в сочетании с напористостью Келли, сумевшего привлечь сюда лучшие умы, явилась, наверное, самая высокая концентрация новаторских методик в истории современной цивилизации. За десятилетия, последовавшие за Второй мировой войной, лаборатория разработала, помимо других достижений: первый солнечный фотоэлемент, лазер, спутник связи, систему сотовой связи и оптоволоконную сеть. За то же время работавшие в лаборатории теоретики сформулировали теорию информации и теорию кодирования, астрономы завоевали Нобелевскую премию за эмпирическое подтверждение теории Большого взрыва, а физики – и возможно, это было самым значительным достижением – изобрели транзистор.
Другими словами, теория интуитивной креативности представляется вполне оправданной в свете ряда исторических событий. Мы можем с большой долей уверенности утверждать, что для изобретения транзистора действительно требовался избранный лабораториями Белла подход – собрать ученых, занимающихся физикой твердого тела, квантовой физики и экспериментаторов мирового уровня в одном здании, где они могли бы плодотворно общаться и делиться опытом друг с другом. Такое изобретение едва ли мог создать одинокий ученый, уединившийся в научном аналоге каменной Башни Юнга.
Однако здесь нам необходимо учесть как можно больше деталей, чтобы понять, что в действительности служило источником новаторских идей в таких местах, как Двадцатый корпус или лаборатории Белла. Для этого позвольте мне еще раз обратиться к моему опыту работы в MIT. Я появился там осенью 2004 года, едва получив степень PhD, и оказался в числе первой группы ученых, которых разместили в новом Стата-Центре, построенном, как упоминалось выше, на месте Двадцатого корпуса. Поскольку центр только что открыли, для ученых организовали экскурсию, чтобы продемонстрировать его достоинства. Как мы узнали, Фрэнк Гери разместил кабинеты вокруг общих комнат и спланировал открытые лестничные площадки между соседними этажами в очевидной попытке способствовать такому же плодотворному общению между учеными, каким славилось предыдущее здание. Однако больше всего меня в то время поразил один момент, который никак не относился к Гери, но был впоследствии добавлен по настоянию факультета, а именно: установленные в дверные коробки кабинетов специальные прокладки для лучшей звукоизоляции. Институтские ученые – лучшие мировые технологи, славящиеся новаторским подходом, – знать ничего не хотели о рабочем пространстве открытого типа. Наоборот, им требовалась возможность наглухо отгородиться от внешнего мира.
Такая комбинация звуконепроницаемых кабинетов, соединенных с просторными общими помещениями, представляет собой радиальную архитектуру[10] инновационного центра, в которой поддерживается как интуитивное общение, так и изолированная сосредоточенная работа. Эта планировка охватывает широкий спектр, на одном конце которого мы можем видеть мыслителя-одиночку изолированного от источников вдохновения, но и от отвлекающих факторов, а на другом конце – полностью открытого для сотрудничества работника в офисе открытого типа, переполненного вдохновляющими идеями, но неспособного войти в состояние сосредоточенного размышления, необходимое для того, чтобы что-либо построить на его основе[11].
Если мы вновь вернемся к Двадцатому корпусу и лабораториям Белла, то увидим, что там была схожая архитектура. Ни то ни другое здание ничем не походило на современный офис открытого типа. Наоборот, они были построены на основе стандартной планировки с отдельными кабинетами, соединенными общими коридорами. Волшебство объяснялось тем, что эти кабинеты соединялись между собой длинными коридорами, вынуждавшими исследователей взаимодействовать друг с другом каждый раз, когда им требовалось переместиться из одного места в другое. Эти мегакоридоры, другими словами, представляли собой крайне эффективные «оси».
Таким образом, мы по-прежнему имеем право отказаться от нарушающей сосредоточенность концепции открытого рабочего пространства, не отказываясь при этом от способствующей новаторскому мышлению теории интуитивной креативности. Секрет в том, чтобы объединить обе концепции в планировке радиального типа: «оси» служат для регулярного обмена новыми идеями, «спицы» – для погружения в работу над тем, что вы узнали.
Однако это еще не все, поскольку, когда работник возвращается в свою «спицу», работа в одиночку далеко не всегда бывает для него наилучшей стратегией. Посмотрите, например, на уже упоминавшееся изобретение точечного транзистора в лабораториях Белла. Это открытие произошло благодаря труду большой группы исследователей самых различных специальностей, собравшихся вместе и сформировавших исследовательскую группу физики твердого тела — команду посвятившую свои усилия изобретению менее громоздкой и более надежной альтернативы электронной лампе. Совместные переговоры внутри этой группы были необходимым условием для появления транзистора, – очевидный пример пользы «осевой» модели поведения.
После того как исследовательская группа заложила интеллектуальную основу для будущего изобретения, процесс новаторского мышления переместился в «спицу». Однако история этого конкретного открытия интересна тем, что даже после такого перемещения процесс остался совместным. В особенности необходимо выделить двух ученых – экспериментатора Уолтера Браттейна и квантового физика Джона Бардина, которые на протяжении одного месяца в 1947 году совершили ряд открытий, приведших к созданию первой работающей модели твердотельного транзистора.
Браттейн и Бардин в тот период работали вместе в маленькой лаборатории, часто сидя бок о бок и подталкивая друг друга ко все более многообещающим и эффективным открытиям. Их деятельность представляла собой прежде всего углубленную работу – но такой ее тип, с которым мы еще не встречались. Браттейн сосредоточенно работал над экспериментальным проектом, в котором смогло бы воплотиться в жизнь последнее теоретическое открытие Бардина; после чего Бардин в свою очередь сосредоточенно работал над тем, чтобы объяснить результаты последних экспериментов Браттейна, пытаясь расширить свои теоретические постулаты так, чтобы они соответствовали наблюдениям. Такие переходы взад и вперед свидетельствуют о совместной форме углубленной работы (часто встречающейся в научных кругах), в которой используется то, что я называю эффектом доски[12]. В некоторых случаях работа с кем-то другим как бы возле одной доски бывает эффективнее, чем самостоятельная. Присутствие заинтересованного коллеги, ожидающего вашего следующего шага – находится ли он физически в одной комнате с вами или сотрудничает виртуально, – может преодолеть естественную склонность избегать глубины.
Итак, отступим на шаг назад и посмотрим, какие практические выводы можно сделать о роли сотрудничества в углубленной работе. Успехи Двадцатого корпуса и лабораторий Белла показывают, что для продуктивной углубленной работы изоляция не требуется, скорее на их примере можно видеть, что во многих типах работы (особенно когда речь идет о новых открытиях) совместный сосредоточенный труд может приносить лучшие результаты. Соответственно я предлагаю вам самостоятельно подумать, как лучше внедрить углубленную работу в свою профессиональную деятельность. Однако при этом не упускайте из виду две следующие рекомендации:
Во-первых, разрушительная для углубленной работы роль отвлекающих моментов никуда не делась. А значит, архитектура «осей и спиц» оказывается ключевой моделью. Отделяйте поиск плодотворного общения от углубленной работы. Следует совершенствоваться в каждом из этих направлений по отдельности, а не смешивать их в одну кучу, что будет препятствовать достижению обеих целей.
Во-вторых, даже когда вы удаляетесь для сосредоточенных раздумий, если вам кажется разумным применять «эффект доски», делайте это. Работая над проблемой бок о бок с коллегой, вы сможете подталкивать друг друга ко все более глубоким уровням сосредоточенности, а значит, в сторону гораздо более ценных результатов, чем если бы вы работали один.
Другими словами, в том, что касается углубленной работы, при необходимости не отказывайтесь от сотрудничества, так как оно может вывести ваши результаты на новый уровень. Но в то же время не стоит делать культ из поиска взаимодействия и позитивной случайности и доводить их до точки, где они начнут вытеснять интенсивную сосредоточенность, без которой вы не извлечете ничего полезного из облака кружащих вокруг вас идей.
Выполняйте задачи как в бизнесе
Эта история стала легендой в мире бизнес-консалтинга. В середине 1990-х годов профессору Гарвардской школы бизнеса Клейтону Кристенсену позвонил Энди Гроув, генеральный директор и председатель совета директоров фирмы Intel. Узнав об исследованиях Кристенсена по передовым технологиям, Гроув просил его прилететь в Калифорнию, чтобы обсудить перспективное значение этой концепции для Intel. По прибытии Кристенсен описал ему основные положения своей теории: закрепившиеся на рынке компании зачастую внезапно вытесняются стартапами, которые начинают с дешевых предложений в нижнем секторе рынка, однако впоследствии усовершенствуют свой дешевый продукт роено настолько, чтобы начать прибирать к рукам и долю в верхнем секторе. Гроув понял, что Intel грозит такая опасность со стороны молодых компаний вроде AMD и Cyrix, производящих процессоры более низкого качества. Вооружившись пониманием того, как работают подрывные технологии, Гроув разработал свою стратегию, которая привела к появлению семейства процессоров Celeron с пониженной производительностью, – предложение, которое помогло компании успешно отразить нападение снизу.
В этой истории имеется, однако, и не столь хорошо известный момент. По воспоминаниям Кристенсена, во время перерыва в этом совещании Гроув спросил его: «Как мне это сделать?» Кристенсен начал отвечать, излагая возможную бизнес-стратегию – объясняя, что Гроув мог бы учредить в фирме новое подразделение, и так далее. Гроув ворчливо перебил его: «Вы наивны, как настоящий ученый. Я спрашивал вас, как это сделать, а вы говорите мне, что я должен делать. Что мне делать, я и сам знаю. Чего я не знаю – как это делается».
Как впоследствии объяснял Кристенсен, это различие между что и как является ключевым, однако часто упускается из виду в профессиональном мире. Нередко бывает очевидным, какая именно стратегия необходима для достижения цели, однако компании терпят неудачу из-за того, что не могут правильно рассчитать, как воплотить избранную стратегию в жизнь. Эта история попалась мне на глаза в предисловии, написанном Кристенсеном к книге под названием «Четыре принципа выполнения задач» (The 4 Disciplines of Execution), где на многочисленных примерах объяснялись четыре принципа (4DX, в авторской аббревиатуре), предназначенные для того, чтобы помочь компаниям успешно внедрять бизнес-стратегии высокого уровня. Больше всего, когда я прочел книгу, меня поразило то, что различие между что и как касается также и моей личной задачи – уделять больше времени углубленной работе. Точно так же, как Энди Гроув понял для себя, как важно конкурировать с нижним сегментом рынка процессоров, я понял, как важно уделять первостепенное внимание сосредоточенности. Необходимо было только понять, что требуется для воплощения этой стратегии в реальность.
Заинтригованный просматривающейся параллелью, я решил попробовать применить систему 4DX к своим рабочим привычкам и был удивлен тем, насколько эффективно она направила меня к моей цели – сосредоточенной работе. Несмотря на то что эти идеи изначально предназначались для мира большого бизнеса, стоящие за ними представления, по всей видимости, вполне могут применяться везде, где необходимо сделать что-либо важное, невзирая на множество разнообразных обязательств и отвлекающих факторов. Учитывая сказанное, я решил вкратце изложить принципы системы 4DX в нижеследующих разделах, и для каждого я также обрисую, как мне удалось приспособить его к конкретным затруднениям, встречающимся при развитии умения углубленной работы.
Принцип № 1. Сосредоточивайтесь на крайне значимой цели
Как объясняют авторы книги, «…чем больше вы пытаетесь сделать, тем меньше вам удается довести до конца». Они утверждают, что работа над любой задачей должна быть направлена на небольшое количество «крайне значимых целей». Такая простота поможет сфокусировать энергию организации и зажечь искру настоящих результатов.
Для человека, нацеленного на сосредоточенную работу, это означает, что вы должны обозначить для себя небольшое количество действительно важных результатов, к которым будете стремиться во время своих сеансов сосредоточения. Обобщенный призыв «проводить больше времени за углубленной работой» едва ли сможет пробудить в вас достаточно энтузиазма. Если же вы поставите перед собой определенную цель, от достижения которой будете ожидать конкретных и весомых плодов в своей профессиональной области, поток энтузиазма станет значительно более мощным. В своей колонке 2014 года, озаглавленной «Искусство фокусироваться» (The Art of Focus), Дэвид Брукс рекомендовал такой же подход: ставить перед собой амбициозные цели, чтобы не терять концентрацию. Он писал: «Если вы хотите выиграть в войне за внимание, не пытайтесь говорить „нет“ многочисленным повседневным отвлекающим факторам, которыми уставлен информационный шведский стол; вместо этого попробуйте сказать „да“ тому предмету, к которому вы изо всех сил стремитесь, и позвольте этому сильному стремлению вытеснить все остальное».
Так, например, когда я впервые начал экспериментировать с системой 4DX, я поставил перед собой конкретную, значимую для меня цель: в наступающем учебном году опубликовать пять высококачественных, соответствующих профессиональным стандартам статей. Эта цель была амбициозной, поскольку в то время я публиковал меньше статей, и с ней было связано вполне ощутимое вознаграждение – передо мной маячила перспектива постоянного контракта. Эти два аспекта, взятые вместе, помогли мне поддерживать мотивацию к достижению цели.
Принцип № 2. Действуйте на основании опережающих оценок
После того как вы определили для себя крайне важную цель, вам необходимо как-то оценить свой успех. В системе 4DX для этого есть два типа оценки: запаздывающая и опережающая.
Запаздывающая оценка относится к тому предмету, который вы в конечном счете пытаетесь улучшить. Например, если ваша цель – повысить качество обслуживания клиентов в вашей кондитерской, то необходимой для вас запаздывающей оценкой станут результаты опросов потребителей. Как объясняют авторы системы 4DX, у запаздывающей оценки есть один недостаток: она появляется слишком поздно, чтобы как-то изменить ваши действия: «Когда вы получаете такие данные, породившие их события находятся уже в прошлом».
Опережающая оценка, напротив, «измеряет новые модели действий, которые смогут привести к успеху в запаздывающих оценках». Если продолжить пример с кондитерской, хорошей опережающей оценкой может послужить число покупателей, получивших бесплатные образцы продукции. Это количество, которое вы способны непосредственно увеличить, раздав дополнительную партию образцов. И с повышением этого значения в конечном счете, скорее всего, улучшатся и показатели запаздывающих оценок. Другими словами, опережающие оценки фокусируют ваше внимание на исправлении действий, находящихся под вашим непосредственным контролем в ближайшем будущем, которые затем будут иметь положительный эффект и для решения долговременных задач.
Для человека, сфокусированного на углубленной работе, не представляет труда определить, какая опережающая оценка ему необходима, – это время, которое вы проводите в состоянии сосредоточенной работы, направленной на достижение вашей крайне важной цели. Это открытие значительно повлияло на мой подход к научным исследованиям. Раньше я, как правило, ориентировался на запаздывающие оценки, такие как количество опубликованных за год статей. Однако такие оценки никак не влияли на мою повседневную деятельность, поскольку за короткий срок я не мог сделать ничего такого, что всерьез изменило бы эту долгосрочную статистику. Когда же я начал отслеживать количество часов, проведенных за углубленной работой, такая оценка внезапно стала играть значимую роль в моей повседневной жизни: каждый добавочный час углубленной работы немедленно отражался на итогах.
Принцип № 3. Заведите таблицу учета достижений
«Когда ведется счет, люди играют по-другому», – утверждают авторы системы 4DX. Развивая эту мысль, они поясняют, что когда вы пытаетесь направить усилия своей команды на крайне важную для вашей организации цель, важно, чтобы у нее было какое-то общедоступное место, чтобы отмечать и отслеживать опережающие оценки. Такое табло породит у членов команды дух соревнования, который заставит их фокусироваться на этих оценках, даже если другие задачи будут требовать внимания. Одновременно оно станет мощным источником мотивации. Когда члены команды заметят свои достижения в опережающих оценках, они начнут вкладываться в закрепление этих достижений.
В предыдущем разделе я утверждал, что для человека, занятого углубленной работой, роль опережающей оценки должно играть количество часов, потраченных на такую работу. Отсюда следует, что для учета достижений он должен иметь некий физический предмет, который будет находиться на его рабочем месте и показывать время, в течение которого он работал сосредоточенно.
В начале моих экспериментов с системой 4DX я остановился на простом, но эффективном решении. Я взял лист картона и разделил его на горизонтальные ряды, по одному на каждую неделю текущего семестра. Затем я проставил в каждом ряду дни недели и даты и прикрепил лист на стену рядом с монитором моего компьютера (где я не мог его игнорировать). На протяжении каждой недели я подсчитывал часы, проведенные в углубленной работе, при помощи простого средства – отметок, проставляемых в относящемся к этой неделе ряду. Чтобы еще больше усилить мотивационный эффект моего табло, каждый раз, когда я достигал какого-либо значительного порога в своей научной работе (например, находил ключевое доказательство), я обводил кружком отметку, относящуюся к часу, когда я добился этого результата[13]. Это служило двум целям. Во-первых, таким образом у меня на уровне ощущений увязывались общее количество часов углубленной работы и конкретные результаты. А во-вторых, это помогло мне откалибровать свои ожидания относительно того, сколько часов углубленной работы требуется для достижения очередного результата. Осознание этого последнего момента (количество оказалось гораздо большим, чем я вначале предполагал) подстегнуло меня, заставив впихнуть в каждую неделю как можно больше таких часов.
Принцип № 4. Задайте ритм отчетности
Авторы системы 4DX объясняют, что последним шагом к тому, чтобы поддерживать сосредоточение на опережающих оценках, должен стать «распорядок регулярных и частых встреч членов любой команды, стремящейся к достижению крайне важной цели». Во время таких встреч сотрудники должны посмотреть на свою таблицу, выбрать для себя определенный курс действий, которые смогут повысить их результаты к следующей встрече, а также рассказать, как им удалось выполнить обещания, данные в прошлый раз. Авторы отмечают, что такой отчет может отнимать всего несколько минут, но для того, чтобы дать ощутимый эффект, встречи должны быть регулярными. По их утверждению, именно на этом этапе «в действительности происходит выполнение задачи».
У человека, стремящегося выработать привычку к углубленной работе, скорее всего, нет команды, с которой можно было бы проводить такие встречи, однако это не избавляет вас от необходимости регулярно отчитываться. В этой книге я раз за разом доказываю и рекомендую выработать привычку еженедельно подводить итоги и составлять план на предстоящую неделю (см. Правило № 4). Во время моих экспериментов с системой 4DX я каждую неделю устраивал такую проверку, во время которой просматривал свою таблицу с результатами, радовался, если неделя оказывалась удачной, в противном случае пытался осознать причины своей неэффективности и, самое главное, – понять, как я могу обеспечить себе хорошие результаты в будущем. Это сподвигло меня скорректировать свой рабочий график так, чтобы он отвечал требованиям, налагаемым моей опережающей оценкой, то есть включал в себя гораздо больше часов углубленной работы, чем если бы я полностью отказался от таких проверок.
Система 4DX основывается на фундаментальной предпосылке, что выполнить задачу гораздо сложнее, чем планировать ее выполнение. Пересмотрев сотни и сотни примеров, создатели системы сумели выделить несколько основных принципов, которые, по всей видимости, особенно хорошо помогали преодолеть это затруднение. Неудивительно, что те же самые принципы могут иметь сходный эффект, если вы примените их к своей собственной цели – развитию привычки к углубленной работе.
В заключение давайте еще один, последний раз вернемся к моему личному примеру. Как я уже писал, когда мне впервые довелось столкнуться с системой 4DX, я поставил перед собой цель опубликовать пять реферируемых статей за учебный 2013–2014 год. Это была амбициозная цель, учитывая, что в предыдущем году я смог опубликовать только четыре статьи (и гордился этим результатом). За время моего эксперимента с системой 4DX ясность этой цели, вкупе с простой, но неотвратимой оценкой в моей таблице, вывели меня на такой уровень сосредоточенности, которого мне не удавалось достигнуть прежде. Оглядываясь назад, могу сказать, что возросла не столько интенсивность моих сеансов углубленной работы, сколько их регулярность. Если прежде мои часы углубленной работы, как правило, кучковались непосредственно перед сроком сдачи очередной статьи, то привычка выполнять четыре принципа системы обеспечила сосредоточенность моего мышления на протяжении всего года. Должен признать, что в конечном счете это был тяжелый год (особенно учитывая, что одновременно я писал эту книгу), но вместе с тем он убедительно подтвердил эффективность системы 4DX: к лету 2014 года у меня были приняты к публикации девять статей – в два с лишним раза больше, чем в любой из предыдущих годов.
Позволяйте себе лениться
В своей статье 2012 года, написанной для блога New York Times, эссеист и карикатурист Тим Крейдер описал себя следующим замечательным образом: «Я не занятой человек. Я самый ленивый из всех амбициозных людей, которых я знаю». Впрочем, отвращение Крейдера к кипучей деятельности подверглось испытанию несколькими месяцами ранее. Вот как сам Крейдер отзывается об этом периоде: «Понемногу из-за моих профессиональных обязанностей я начал становиться занятым человеком… каждое утро в моей папке входящих было полно писем, в которых меня просили сделать что-то, чего я не хотел делать, или сообщали мне о проблемах, которые мне теперь приходилось решать».
Каково же было его решение? Он удалился, по его собственному выражению, в «не подлежащее огласке место», где не было телевидения и Интернета (для выхода в Сеть требовалось доехать на велосипеде до местной библиотеки) и где он не тонул под наплывом мелких и досадных обязанностей, каждая из которых сама по себе казалась безобидной, но вкупе они создавали серьезную угрозу для сосредоточенной работы. «Здесь я вспомнил, что такое лютики, лесные клопы и звезды, – рассказывает Крейдер о своем побеге от социальной активности. – Я читаю книги. И я наконец-то начал хоть что-то писать, впервые за много месяцев».
Для нас важно иметь в виду, что Крейдер – не Торо. Он удалился от делового мира не для того, чтобы бичевать пороки общества. Мотивом для его переезда в уединенное место служило неожиданное, но вполне практичное сообряжение: здесь ему лучше работалось. Вот объяснение самого Крейдера:
Безделье – это не только отдых, потакание своим слабостям или порок; оно так же необходимо для мозга, как витамин D для тела. Лишенные этой возможности, мы страдаем от умственного недуга, приносящего не меньше вреда организму, чем рахит… Как ни парадоксально, безделье необходимо, если мы хотим сделать какую-нибудь работу.
И разумеется, говоря о работе, Крейдер имеет в виду не поверхностные задачи. С поверхностной работой, как правило, чем больше времени вы на нее тратите, тем больше успеваете сделать. Крейдера же, как писателя и художника, заботит в первую очередь работа углубленная – серьезные усилия, приводящие к созданию по-настоящему ценных вещей. Такие усилия, по его убеждению, нуждаются в регулярных перерывах, чтобы мозг мог отдохнуть.
В этой главе я хочу убедить вас последовать примеру Крейдера, позволяя себе в течение дня регулярные и значительные паузы, свободные от ваших профессиональных забот. Они дадут вам тот отдых, который парадоксальным образом необходим для выполнения углубленной работы. Существует множество способов достигнуть этой цели. Например, вы можете, как Крейдер, полностью удалиться от мира поверхностной деятельности, укрывшись в своем «не подлежащем разглашению месте»; однако для большинства людей это не выход. Я бы хотел предложить вам более удобный, но вместе с тем вполне действенный эвристический метод: с окончанием рабочего дня откажитесь до следующего утра от любых размышлений о рабочих материях. Никакой вечерней проверки почты, никаких мысленных проигрываний заново рабочих диалогов, никаких планов насчет того, как вы собираетесь приступать к очередной задаче, – прекратите полностью думать о работе. Если вам не хватило времени, увеличьте свой рабочий день, но после того, как вы закончили, ваш ум должен быть свободен, чтобы в нем нашлось место для лютиков, лесных клопов и звезд.
Прежде чем перейти к описанию конкретных приемов для этой стратегии, я хотел бы сначала рассмотреть вопрос, почему такое отключение поможет вам производить ценные результаты. Разумеется, у нас есть персональное подтверждение Тима Крейдера, однако стоит потратить время на то, чтобы понять научную подоплеку важности бездействия. Более пристальное изучение тематической литературы позволяет высказать три возможных объяснения этого эффекта.
Объяснение № 1. Бездействие способствует открытиям
Рассмотрим такую выдержку из статьи 2006 года, появившейся в журнале Science:
В научной литературе на протяжении сотен лет подчеркивалась польза тщательного обдумывания перед принятием решений… Вопрос, поднимаемый здесь, заключается в том, оправдан ли такой взгляд. Мы предполагаем, что нет.
За этим банальным с виду утверждением стоит смелая идея. Авторы этой работы, во главе которых был голландский психолог Ап Дийкстерхуис, задались целью доказать, что некоторые решения лучше оставлять подсознанию. Иначе говоря, активные попытки тщательно проработать такое решение приведут к худшему результату, чем если вы просто загрузите в мозг необходимую информацию и затем перейдете к чему-либо другому, позволив бессознательным уровням своего мозга понемногу ее переработать.
Дийкстерхуис и его коллеги сумели экспериментально «вычленить» этот эффект. Они снабжали опрашиваемых информацией, необходимой для принятия сложного решения о покупке машины. Половине группы было предложено хорошенько обдумать полученные данные и затем сделать разумный выбор. Другую половину, ознакомив сначала с информацией, отвлекли решением легких головоломок, после чего попросили немедленно принять решение, не дав времени на долгие размышления. У группы, которую отвлекали, результаты оказались лучше.
Наблюдения, собранные в результате этого и других подобных экспериментов, привели Дийкстерхуиса и его коллег к провозглашению «теории бессознательного мышления» (unconscious thought theory, UTT), в которой они пытались объяснить те роли, которые сознательное и бессознательное обдумывание играют при принятии решений. В целом эта теория предполагает, что для принятия решений, связанных с жесткими правилами, следует привлекать сознательную часть мозга. Например, если вам необходимо выполнить математическое вычисление, лишь сознательная часть вашего мозга сможет следовать четким арифметическим законам, требуемым для точного ответа. Однако в случае решений, которые подразумевают большие массивы информации и множество неопределенных, а зачастую даже противоречивых ограничений, бессознательная часть мозга срабатывает лучше. Согласно предлагаемой учеными теории, дело в том, что эти области мозга обладают большей пропускной способностью нейронных цепей, а значит, могут обрабатывать больше информации и рассматривать больше потенциальных решений, чем сознательные центры мышления. В соответствии с этой теорией сознательный мозг представляет собой нечто вроде домашнего компьютера, на котором вы можете запускать тщательно прописанные программы, дающие верные ответы на ограниченный круг запросов, в то время как бессознательный мозг скорее напоминает обширные центры хранения данных Google, где статистические алгоритмы обрабатывают терабайты неструктурированной информации, извлекая из нее неожиданно практичные решения сложных задач.
Выводом из этого направления исследований может служить то, что, предоставляя сознательной части мозга время на отдых, вы позволяете бессознательному мозгу принять эстафету и просмотреть ваши самые сложные профессиональные задачи. Таким образом, бездействие далеко не всегда уменьшает количество времени, потраченного на продуктивную работу, – оно просто разнообразит деятельность, которой вы заняты.
Объяснение № 2. Бездействие способствует подзарядке энергией, необходимой для углубленной работы
Часто цитируемая статья 2008 года, опубликованная в журнале Psychological Science, описывает простой эксперимент. Испытуемых разделили на две группы. Одной группе предложили прогуляться по лесной тропинке в лесопарке возле города Анн-Арбор в штате Мичиган, рядом с университетским кампусом, где производилось исследование. Другой группе предстояло гулять по оживленному городскому центру. Обеим группам было дано задание на концентрацию, называемое обратным арифметическим тестом памяти. Главным результатом этого эксперимента было то, что группа, гулявшая на природе, справилась с задачей на 20 % лучше, чем другая. Преимущество природных условий подтвердилось и на следующей неделе, когда исследователи привлекли тех же самых испытуемых, поменяв группы местами. Следовательно, качество выполнения теста зависело не от людей, а от условий.
Это исследование, по всей видимости, лишь в очередной раз подтверждает верность «теории восстановления внимания» (attention restoration theory, ART), утверждающей, что время, проведенное на природе, может улучшить способности человека к сосредоточению. Эта теория, впервые предложенная в 1980-х годах психологами Мичиганского университета Рэчел Каплан и Стивеном Капланом (последний также был соавтором упомянутой выше работы 2008 года, совместно с Марком Берманом и Джоном Ионидесом), основывается на концепции истощения внимания. Для концентрации необходимо то, что теория называет направленным вниманием. Этот ресурс конечен – когда он будет истощен, концентрация потребует значительных усилий. (Мы, со своей стороны, можем уподобить его описанному Баумайстером ограниченному запасу силы воли, о котором говорилось во вступлении к этой главе[14].) В статье 2008 года утверждалось, что для прогулки по оживленным городским улицам вам необходимо использовать направленное внимание, поскольку вы должны справляться со сложными задачами, например решать, когда следует перейти улицу, чтобы вас не переехала машина, или как обогнуть неторопливую группу туристов, занявшую весь тротуар. Спустя всего лишь пятьдесят минут такого сосредоточенного передвижения запас направленного внимания у контрольной группы был почти исчерпан.
С другой стороны, прогулка на природе открывает нам то, что Марк Берман (приводя в пример закаты) называет «стимулами, обладающими естественным очарованием». Такие стимулы «привлекают внимание ненавязчиво, давая механизмам сосредоточенного внимания возможность восстановиться». Иначе говоря, когда мы гуляем на природе, мы свободны от обязанности направлять свое внимание, поскольку почти не сталкиваемся со сложными задачами по перемещению (наподобие перехода через оживленную улицу), и встречаем достаточное количество интересных стимулов, чтобы наш ум был занят, избегая необходимости активно направлять свое внимание. Такое состояние восполняет ресурсы направленного внимания. Спустя пятьдесят минут такого восстановления экспериментальная группа демонстрировала повышенную способность к концентрации.
(Разумеется, вы можете возразить, что, вероятно, когда люди находятся на природе и любуются закатом, у них повышается настроение, и именно хорошее настроение помогает им успешно выполнять поставленные задачи. Однако исследователи отмели такую гипотезу при помощи довольно садистского приема: они повторили свой эксперимент в условиях суровой анн-арборской зимы. Ходьба по лесу в дикий мороз отнюдь не привела испытуемых в хорошее настроение, и, несмотря на это, они показали лучшие результаты в решении задач на концентрацию.)
Для наших целей важно подчеркнуть, что теория восстановления внимания распространяется не только на благоприятное воздействие природных условий. В основе этой теории лежит идея, что мы можем восстанавливать свою способность направлять внимание, делая перерывы. Прогулка на природе может дать отдых уму, но того же эффекта можно добиться и с помощью множества других расслабляющих действий, если только они дают нам такие же «стимулы, обладающие естественным очарованием» и свободу от необходимости направлять свое внимание. Беспредметный разговор с приятелем, приготовление обеда под музыку, игра с детьми, легкая пробежка – все это типы активности, которыми вы можете заполнить свое вечернее время и которые помогут вам восстановить внимание не хуже, чем прогулка по лесу.
С другой стороны, если вы постоянно прерываете свой вечер, чтобы проверить почту и ответить на письма, или решаете поработать пару часиков после ужина, чтобы успеть выполнить работу к сроку, вы не даете своим центрам направленного внимания полноценно отдохнуть. Даже если эти рывки занимают совсем немного времени, они не позволяют вам достичь того уровня глубокой релаксации, на котором пополняется ресурс внимания. Только уверенность в том, что вы покончили с работой на сегодняшний день, может убедить ваш мозг затормозить и перейти в состояние, где он начнет перезарядку перед днем грядущим. Другими словами, когда вы пытаетесь выжать еще немного пользы из своего вечернего времени, вы можете снизить эффективность своей работы на следующий день настолько, что в результате сделаете меньше, чем если бы позволили себе отключиться и отдохнуть.
Объяснение № 3. Работа, которую мы заменяем вечерним отдыхом, обычно не так уж важна
Заключительный довод в пользу свободных вечеров требует, чтобы мы ненадолго возвратились к Андерсу Эрикссону изобретателю теории методичной практики. Как вы, возможно, помните из первой части этой книги, методичная практика представляет собой систематическое развитие определенных способностей. Это необходимо для того, чтобы совершенствоваться в любом виде деятельности. Далее я утверждал, что углубленная работа и методичная практика во многом схожи. В этой книге мы можем использовать термин «методичная практика» как приблизительный синоним деятельности, требующей интеллектуального напряжения.
В своей основополагающей статье 1993 года, посвященной этому вопросу и озаглавленной «Роль методичной практики в достижении профессиональных навыков» (The Role of Deliberate Practice in the Acquisition of Expert Performance), Эрикссон посвящает один раздел обзору исследовательской литературы о способностях личности к работе, требующей интеллектуального напряжения. Эрикссон замечает, что для начинающего около часа интенсивной концентрации в день являются пределом, в то время как для опытных работников это число может быть увеличено до четырех часов – но, как правило, не больше.
В одном из цитируемых источников, к примеру, приводилось расписание репетиций скрипачей, обучающихся в Берлинском университете искусств. Как показало исследование, скрипачи занимались методичной практикой в среднем по три с половиной часа в день, обычно разбивая их на два отдельных занятия, в то время как менее опытные музыканты проводят меньше времени в состоянии сосредоточения.
Из этих показателей можно сделать вывод, что возможности человека к углубленной работе на протяжении дня ограничены. Если вы тщательно следуете своему расписанию (используя, например, стратегии производительности, описанные в Правиле № 4), то в течение рабочего дня ваш дневной ресурс углубленной работы должен быть исчерпан. Это означает, что к вечеру вы уже оказываетесь за чертой, когда ваша углубленная работа перестает быть эффективной. Следовательно, любая работа, которую вы откладываете на вечернее время, не может быть той важной деятельностью, которая действительно способствует росту вашей карьеры; скорее всего, эти усилия будут ограничиваться малоценными поверхностными задачами (выполняемыми в медленном, вялом темпе). Иначе говоря, отказываясь от работы в вечернее время, вы не упустите ничего особенно важного.
Три приведенных мною объяснения говорят в пользу все той же стратегии – освобождать конец рабочего дня от любой работы. В завершение давайте рассмотрим некоторые детали, касающиеся применения этой стратегии.
Прежде всего вы должны согласиться с тем, что после того, как ваш рабочий день закончен, вы не позволяете даже малейшего вторжения профессиональных забот в поле своего внимания. Речь идет в первую очередь о проверке электронной почты, а также о посещении связанных с работой веб-сайтов. И в том и в другом случае даже нескольких минут достаточно, чтобы породить самопроизвольный поток отвлекающих мыслей, которые помешают вам достичь желаемого результата. Зачастую такие мысли остаются потом надолго: многим знакома, например, ситуация, когда вы в субботнее утро читаете неприятное письмо, и затем мысли о нем преследуют вас на протяжении всего уикенда.
Также для успешной реализации стратегии очень важно, чтобы вы поддерживали свое решение прекратить работать конкретным завершающим ритуалом в конце рабочего дня. А именно, этот ритуал должен удостоверять, что все незавершенные задачи, цели или проекты были вами просмотрены, и для всех вы можете подтвердить, что либо 1) у вас имеется надежный план, как довести их до конца, либо 2) они расположены в таком месте, где вы сможете к ним вернуться в нужный момент. Этот процесс должен представлять собой алгоритм – ряд шагов, которые вы предпринимаете всегда, один за другим. Придумайте фразу, которой будете обозначать завершение ритуала (лично я произношу «все системы отключены»). Этот финальный этап может показаться простеньким, но он дает вашему мозгу понятный знак, что на сегодня тот может без опаски отпустить все связанные с работой мысли.
Чтобы мое предложение стало яснее, позвольте мне описать этапы моего собственного завершающего ритуала (я разработал его приблизительно в то время, когда писал свою докторскую диссертацию, и с тех пор применяю его постоянно, в той или иной форме). Первым делом я окидываю завершающим взглядом свою папку входящих писем, чтобы убедиться, что там нет ничего требующего немедленного ответа. Далее я переношу все новые задачи, которые держу в голове или наскоро набросал ранее в этот же день, в общий список задач. (Я использую для хранения списков задач приложение «Google Документы», поскольку мне нравится иметь доступ к ним с любого компьютера, однако технические подробности здесь не имеют большого значения.) После того как я открыл списки задач, я быстро просматриваю все задачи во всех списках, после чего проверяю следующие несколько дней в моем календаре. Этими двумя действиями я удостоверяюсь, что не забыл ничего срочного и что меня не подстерегают никакие важные дедлайны или назначенные встречи. Таким образом, к этому моменту мной оказывается проверено все, что имеется на моей профессиональной делянке. Завершая ритуал, я использую эту информацию, чтобы наметить приблизительный план на следующий день. После того как план составлен, я произношу: «Все системы отключены» – и со всеми рабочими мыслями на этом покончено.
Идея завершающего ритуала может на первый взгляд показаться чересчур экстравагантной, но за ней стоит вполне веское обоснование: эффект Зейгарник. Блюма Зейгарник, психолог начала XX века, открыла этот эффект в ходе своего эксперимента, в котором изучалась способность незавершенных задач овладевать нашим вниманием. Опыт Зейгарник говорит нам, что если мы в пять часов вечера попросту прекратим делать то, что мы делаем, и объявим: «На сегодня с работой покончено!», скорее всего, нам будет непросто выбросить из головы мысли о работе – множество незакрытых обязательств в нашем уме будут, как в экспериментах Блюмы Зейгарник, продолжать бороться за наше внимание на протяжении всего вечера (и чаще всего побеждать в этой борьбе).
На первый взгляд эта проблема может показаться неразрешимой. Как с готовностью подтвердит любой интеллектуальный работник, хоть одна незавершенная задача остается всегда. Идея о том, что вы можете когда-либо достичь такой точки, где все ваши обязательства будут выполнены, – утопия. Но к счастью, нам не обязательно завершать задачу, для того чтобы выбросить ее из головы. Нам на помощь в этом вопросе спешит наш друг, о котором мы уже писали выше в этой главе, – психолог Рой Баумайстер, выпустивший совместно с Э. Дж. Масикампо статью под игривым названием «Считай, сделано!» (Consider It Done!). Двое ученых начали свою работу с повторения опыта Зейгарник на своей группе испытуемых (исследователи давали им задачу, после чего организовывали серьезную помеху в решении), однако затем они обнаружили, что воздействие эффекта значительно снижается, если попросить испытуемых вскоре после помехи составить план того, как они будут впоследствии решать незавершенную задачу. Цитируя их статью: «Таким образом, выработка конкретного плана по достижению цели не только облегчает выполнение задачи, но также освобождает мыслительные ресурсы для других целей».
Вот почему описанный выше завершающий ритуал помогает бороться с эффектом Зейгарник. Хотя он не принуждает вас составлять четкий план для каждой задачи, стоящей на повестке дня (такое требование было бы довольно обременительным), он все же заставляет вас заносить все задачи в список задач и затем просматривать их перед тем, как составить план на следующий день. Благодаря такому ритуалу вы можете быть уверены, что ни одна задача не будет забыта, – ежедневно вы станете их пересматривать и решать в удобное для себя время. Иначе говоря, ваш ум освобождается от обязанности постоянно следить за всеми насущными проблемами; эту ответственность берет на себя завершающий ритуал.
Необходимость выполнять ритуал может сильно раздражать, поскольку это прибавляет лишние 10–15 минут к концу вашего рабочего дня (порой даже больше), однако он нужен для того, чтобы воспользоваться плодами систематического бездействия, о котором шла речь выше. По моему опыту, проходит около одной-двух недель до того, как привычка к завершающему ритуалу приживется, то есть до тех пор, пока ваш ум не начнет доверять этому ритуалу настолько, чтобы действительно позволить себе отпускать на вечер все связанные с работой мысли.
Но когда это наконец произойдет, ритуал станет постоянной составляющей вашей жизни, вплоть до того, что если вы его вдруг пропустите, это наполнит вас чувством беспокойства.
Десятилетние исследования в различных областях психологической науки все как одно приводят нас к заключению, что если давать мозгу регулярный отдых, это повышает качество сосредоточенной работы. Когда вы садитесь за работу, работайте упорно. Когда заканчиваете работать – заканчивайте. Возможно, среднее количество времени, которое вы тратите на ответные письма, немного пострадает, но вы более чем восполните этот пробел за счет объема действительно важной работы, которую сможете сделать за день благодаря способности погружаться в работу глубже, чем ваши утомленные коллеги.