янула я, – помнишь, что у нас осталась парочка желаний? И ты должен был ответить на один вопрос…
– Опять об аварии, – простонал подопечный.
– Ты не рассказал, почему родители решили нанимать тебе именно нянь, – напомнила я.
Сначала Тимка молчал, будто не услышал просьбу или не хотел отвечать. Честно говоря, я его понимала, примерно представляла, что дело сложное. Но вот подопечный покусал губы и выдал:
– Хорошо, но сразу предупреждаю, дело странное и лишний раз в него лезть не стоит, – Тим вопросительно посмотрел на меня, дождался кивка и продолжил: – Дело в маме. Думаю, ты заметила, что её папа обожает и старается никогда не расстраивать. Если не заметила, то принимай, как данность. Отец действительно готов маму боготворить, а потому стремится всегда её радовать. Уверен, даже тебя он отчитывал наедине.
Хм, а ведь да. Алексей Андреевич никогда не показывает характер при Алевтине. Наоборот, при жене он самый добрый, отзывчивый и покладистый муж. Таблетку озверина мужчина принимает, когда исчезает с её радаров.
– Так вот я не первый ребёнок, у мамы был ещё девочка. Но, как можешь заметить, сестры у меня нет. Она умерла, через полгода после рождения – в роддоме занесли какое-то заражение, девочка не справилась. Мама с папой тогда совсем молодые были, без фирмы, без денег. Возможно, сейчас удалось бы вылечить, но тогда… это было горе. Мама несколько лет не могла снова забеременеть, я стал желанным ребёнком.
Я слушала внимательно, замечала тепло в голосе Тима, чувствовала сквозящую в нём любовь. И понимала, почему подопечный пытается выгонять нянек, а не ругаться с родителями. Он любит их, слишком сильно любит, чтобы ругаться.
– Обо мне заботились, но в меру, – продолжал Тим. – Если честно, меня больше баловали, позволяли почти всё. Поэтому и говорю, что был приличным мальчиком до появления первых нянек.
– Когда позволено всё, не хочется ничего? – понимающе пробормотала я.
– Угу, – кивнул Тимка. – Я знал, что спокойно могу напиться дома даже в свои пятнадцать, и… не хотел. Мне было интересней учиться, разбираться в механизмах работы фирмы, иногда встречаться с Димкой или Стасом, как «взрослым другом». А потом была авария…
Я чувствовала, как напряглись его пальцы, всё ещё переплетённые с моими, видела залёгшую меж бровей складку, уже оставившую на коже морщинку. Авария. Как одна чужая ошибка может столько всего изменить в жизнях окружающих? Тим, Стас, Димка… кажется, у Дериглазова какие-то проблемы с сестрой Стаса тоже из-за той аварии? Или я неправильно поняла?
– У мамы тогда был нервный срыв, потому что я чуть не умер в реанимации. Открытые переломы, слишком много крови потерял… когда я очнулся, она была чуть ли не под транквилизаторами, а когда отошла, заявила, что за мной нужно лучше ухаживать. Не следить, а именно «ухаживать», – Тим усмехнулся. – Она боялась, что я тоже умру, тряслась от одной мысли. Папа не смел отказать. Тогда же появилась первая Мэри Поппинс на мою голову. Няня по мнению мамы, надзирательница по мнению отца. «Повзрослеешь немного, решим», – сказал тогда он. Но когда случится это немного?
И Тим замолчал. На этот раз окончательно. А я сидела и не знала, что сказать, потому что история была… пугающей. Доказывающей безграничную любовь родителей и к родителям, но нездоровой.
– Ты разговаривал с ним? С отцом, я имею в виду, – выдавила, наконец.
Подопечный поднял на меня взгляд и покачал головой:
– С отцом? Нет. Только лет в пятнадцать, потом забросил попытки.
– Почему? Тебе уже восемнадцать…
– Почти.
– Неважно! – возмутилась я, едва не подскакивая на ноги. – Почему ты не поговоришь с ним? Не объяснишь?
Тим молчал. Молчал и смотрел на меня – внимательно, задумчиво и слегка неуверенно, – а потом ответил:
– Сомневаюсь, что он послушает. Папа на всё готов ради мамы и уже привык к такому порядку вещей.
– Не попробуешь, не узнаешь.
Тим, кажется, хотел возмутиться, поспорить… но так и замер, открыв рот. А потом коротко кивнул и поднялся с кровати, отпуская мою руку. Согласился. Обдумает. И, возможно, даже попробует поговорить с отцом – не сейчас, но когда решится.
-57-
В итоге, полноценная погоня за подарком началась в воскресенье днём – раз, не моими силами – два. Я просто позвонила единственному человеку, который в тот момент реально мог спасти. Никите.
– Скорая братская помощь, – раздалось в трубке уже после первого гудка.
– Именно она мне и нужна! – воскликнула я, плотнее закрывая дверь и подскакивая к окну, чтобы проверить, только ли подопечный сейчас во дворе.
Точно. Тим сидел на качели, рассеянно отталкиваясь ногой, и листал папку с документами отца. Весь в делах, юный мошенник.
– Звучит зловеще, – усмехнулся Ники. – Что случилось? Опять этот малолетний мерзавец сбежал из дома, и его нужно притащить за шкирку? Могу позвонить Джою, сам пинком отправит обратно, если твой пацан с ним.
Я улыбнулась, наблюдая за сосредоточенным Тимкой. Нет, Джоя трогать не надо, если, конечно, не попросить в качестве подарка провести подопечному праздник. Но Тим уверил, что сам обзвонит и развлечёт всех гостей, а с остальным справится и Настя. Так что Дериглазов-старший точно откладывается.
– Не, Тим дома, никуда не сбегал. Но завтра у него день рождения и… – я замялась, – мне нужно придумать подарок.
– Жёлтые тюльпаны? Часы? Тапочки? – Братец на том конце провода явно веселился. – Неужели наш мальчик станет взрослым?
И в голос рассмеялся, явно наслаждаясь предложенными вариантами. Я закатила глаза. Раньше бы, когда Тимка меня чертовски бесил, посмеялась бы вместе с братом, но теперь… Я снова кинула взгляд в сад. Теперь хотелось найти самый лучший и классный подарок, который сможет остаться приятным напоминанием.
– Ники, хватит! Мне реально нужен подарок. Хороший. И ты мне в этом поможешь? – хотела сказать утвердительно, а получилось вопросительно.
Брат мгновенно посерьезнел, голос изменился, становясь грубей и суровей:
– Значит, у вас наступило перемирие? – поинтересовался он.
Я задумалась. Можно ли поцелуй в подвале, который ко всем чертям перечеркнул мою адекватность как педагога, назвать перемирием? Мирным дороговор? Или это своеобразная форма альянса, о которой лучше не вспоминать? Но на губы всё равно наползает улыбка, и я выдавливаю:
– Можно сказать и так.
– Так-так-так, – прозвучало зловеще. – Ладочка, ты что-то недоговариваешь?
В корень зрит. Ники такой, он вообще очень внимательный. Но на этот раз я сама не знаю, что сказать. Недоговариваю? Возможно, вот только о чём? Ведь я действительно просто хочу подарить подопечному что-нибудь памятное, потому что до конца контракта осталось… три дня? Всего три?
– Нет, – ответила я, пытаясь оправиться от шока. Чёрт, я и забыла, что осталось так мало! – Просто контракт заканчивается, мы вроде бы подружились… и я хотела подарить что-нибудь хорошее. Знаешь, памятное, со смыслом.
Ники не купился, он явно понимал меня лучше меня самой. Брат помолчал немного и со вздохом повторил:
– Я и предложил: жёлтые тюльпаны, часы, тапочки. Выбирай всё, что пожелаешь. Очень со смыслом.
– Тапочки? – переспросила я, задёргивая штору. Тимка как раз поднял голову и едва не заметил няню, следящую за ним из окна. – А они тут при чём?
– Тоже к расставанию, – я прямо-таки ощутила, как Ники пожал плечами.
И неприятно сжавшееся сердце тоже не заставило ждать. Ёкнуло, вздрогнуло, не желая биться дальше, но вынуждая себя продолжать. Подарок к расставанию – Никита, как обычно, абсолютно логичен. Но почему-то у меня не было совершенно никакого желания его слушать.
– Я, скорее, хотела придумать что-нибудь памятное, – проворчала я в ответ.
– А тапочки – жесть какая памятная вещь, я тебе отвечаю! К расставанию или смерти, зато на долгую память, – хохотнул Ники.
– Я думала о цепочке… – протянула я.
– К плохим отношениям.
– Книге?
– К ссоре.
– Кошёлёк? – получилось совсем жалобно.
– Если без денег внутри, то к бедности, – безжалостно отозвался брат. – К тому же, чтобы носить отцовскую карточку, хватит и кармашка в чехле мобилы.
Я тяжело вздохнула. Кто вообще придумывает все эти приметы? Как можно так издеваться над людьми? Если я люблю книги, разве я поругаюсь с человеком, который их подарил? Ну, только если книга оказалась совсем дерьмом. Но и в том случае не факт.
– Украшения из янтаря к разлуке, перчатки к ссоре, шкатулка к секретам, птиц к беспокойству, посуду к бедности, – продолжил перечислять брат, явно наслаждаясь фурором.
Откуда он, чёрт возьми, знает такое количество примет? Или успел загуглить, пока мы разговариваем, и сейчас просто перечисляет всё с первой попавшейся странички, чтобы совсем сбить меня с толку? Они с Тимом сразу друг другу не понравились.
– А хоть что-нибудь дарить вообще можно? Или эти грёбаные приметы писали лентяи, которые вообще были против подарков?
– Можно… – Никита вздохнул. – Но Лада, я по голосу слышу: у тебя что-то не то. Зачем вообще нужен подарок, ты же его гувернантка? Вы разбежитесь через пару дней и вовек друг друга не вспомните.
Я сглотнула. Ники резал по живому, потому что вовек не вспоминать я не хотела. Прикипела к подопечному, привыкла и… да, я сама понимала, что по окончании контракта мы разбежимся, но для этого и нужен был подарок. Памятный.
– О Господи, – протянул брат, что-то для себя решив. Надеюсь, не плохое. – Так и думал, что эта работа тебя до добра не доведёт. Памятное, значит? Сашка дарил мне галстук, – Никита усмехнулся. – Полезная штука… твой малолетка должен носить, всё же займёт место биг босса.
Я кивнула, забывая, что брат меня не слышит. У Тима в шкафу действительно на отдельной вешалке имелись галстуки. Судя по виду, вполне используемые. Но меня смущали интонации, с которыми Никита предложил подарок.
– У галстука тоже есть скрытый смысл? – поинтересовалась я.