Я как раз возвращалась из кухни с двумя стаканами сока, а глава семейства спускался. Небритый, усталый, с расслабленным галстуком, но привычно колючим взглядом. Я попыталась, как обычно, сравнить его с Тимом и мысленно выдать, что они похожи, но… не смогла. Да, они похожи, но во взгляде подопечного уже давно нет острых льдинок.
– Я… – попыталась хоть что-то сказать в ответ, но Алексей меня перебил:
– Относите быстрей, жду через пару минут.
И мужчина круто развернулся, словно только ради этого и шёл вниз, и вновь устремился наверх и налево – в сторону кабинета. Я вроде бы и понимала, зачем нужна ему: последний день, необходимо решить, что делать дальше, – и неосознанно нервничала из-за ледяного тона. Оказалось, не зря.
– Присаживайтесь! – Алексей величественно взмахнул рукой, указывая на стоящий перед его рабочим столом стул с высокой спинкой. Хотелось сказать, что постою, но невежливо было отказываться. А проявлять страх – ещё невежливей. – Вы сегодня с нами последний день?..
Прозвучало полувопросительно, словно он не утверждал, а действительно спрашивал. Так что я рискнула ответить.
– По контракту – да. Но Алевтина Васильевна спра…
– Спрашивала, не согласитесь ли вы остаться? – вновь прервал меня работодатель. – И я присоединюсь к вопросу. Вы съезжаете или остаётесь?
Я замялась. Искренне хотелось согласиться, наплевать на всё и пробыть с подопечным до конца лета, во что бы это ни вылилось и как бы стыдно мне потом за это ни было. А судя по тому, как неохотно мы сегодня отрывались друг от друга, делая вид, что карточное желание дальше поцелуев не заходит, во что-нибудь наше «сотрудничество» вылиться должно было обязательно. И не только в полностью пройденную за лето программу одиннадцатого класса.
– Но Тиму исполнилось восемнадцать, – выпалила я. – Зачем ему няньки? Парню нужна самостоятельность, вы же понимаете? Нельзя перечёркивать ему жизнь из-за одной аварии!
Выпалила – и осознала.
– Значит, вам он всё рассказал, – Алексей внезапно усмехнулся. – Похвально, похвально. Что ж, согласен, Тимофею уже восемнадцать, и он может получить так называемую свободу. Но дело в том, что он и так свободен. Просто не понимает этого. Думаете, вы первая няня, от которой он спокойно сбегал развлекаться?
Я покачала головой, прекрасно понимая, что не первая. И, кажется, не последняя. Зато я совсем не понимала мужчину напротив. Он говорил о сыне, и в голосе звучала гордость, но лёд никуда не делся. Свобода? У Тима? Почему-то мне в это не верится.
– Он уже два года наслаждается жизнью: вечеринки, клубы, кино, девочки от шестнадцати до бесконечности. Последних не считал, сбился на десятой, – Алексей перечислял с наслаждением и выжидательно смотрел на меня, следил за реакцией. – Полная свобода при ощущении контроля. Будущему хорошему лидеру не помешает испытать рамки общества на собственной шкуре. Если потом останется без контроля и не сорвётся – молодец.
На этот раз я задумалась. Будущему хорошему лидеру… А разве родительская забота лидеру не нужна? Спросить не удалось, Алексей продолжил:
– К тому же Алевтина волнуется, считает, что сыну нужны гувернантки. А для неё я готов на многое.
Меня начинало подташнивать от нахождения с ним в одном кабинете. И от мыслей, мыслей, мыслей. Их в голове было слишком много. Мысли кружились, толкались, старались завоевать главенствующее положение. Любит ли он сына? Зачем воспитывает так? Он готовит из Тима преемника, но в то же время не пытается ввести в курс дела. Ведь так?
Я сглотнула, глубоко вздыхая. Какими бы ни были ответы, мне их сейчас не найти.
– И для сына тоже, – добавил Алексей Андреевич. – Так что, вы согласны остаться? Попробуем убить двух зайцев? Алевтина желает, чтобы у сына была гувернантка, я хочу, чтобы Тим с этой гувернанткой ладил.
– Но…
– А с вами, насколько я сегодня заметил, он ладит просто отлично. Вы очень близко познакомились.
Губы мужчины растянулись в улыбке. С первого взгляда довольной, но такой странной. Чем дольше я смотрела на неё, тем сильнее сдавливало горло. Мысли в голове успокаивались, уступая место одной. Наконец, сердце ёкнуло, а я выдавила:
– Это не то, о чём вы подумали.
– А о чём я подумал? – Самодовольно! Вот как он ухмылялся. – Не беспокойтесь, Лада, за это я вас не уволю и даже не выпишу штраф. Мне неважно, сколько и как вы трахаетесь с моим сыном, пока он дома, пока он предохраняется и не шляется по своим малолетним шлюхам.
Сначала у меня не было слов. Секунд десять сидела и беззвучно открывала и закрывала рот, как рыба. Онемевшая, ошарашенная, глупая рыбка гуппи, которую работодатель только что обвинил в сексуальной связи с его сыном. Когда, чёрт побери, ничего даже не было, кроме пары жарких поцелуев и эрекции!
Потом на место онемению пришла ярость. Дикая и почти неконтролируемая, которая подкинула меня со стула, заставляя вскочить и выпалить:
– Да как вы смеете? Я не сплю с вашим сыном!
Голос прозвучал слегка визгливо, но когда на кону стоит честь…
– Да-да, я заметил как вы вчера в коридоре «не спали», – Алексей махнул рукой. – Лада, успокойтесь, я вас не обвиняю. Во-первых, Тимофей красивый молодой человек, с которым не грех переспать. Мужчина. Юное страстное тело, бесконечная энергия. Во-вторых, если после того, свидетелем чего я стал, вы не продолжили, я очень разочаруюсь в Тиме. – Он вздохнул, сложил пальцы пирамидкой и устремил на меня прямой пристальный взгляд. – Я бы в свои восемнадцать соблазнил вас дня через три после назначения. И весь месяц оттягивался на полную.
Кажется, после этих слов меня поразил очередной приступ немоты. Слов не было. Никаких. Не было даже сил развернуться, хлопнуть дверью и свалить из дома этого извращенца к чёртовой матушке. Отец, который даёт своей работнице добро на секс с его сыном. Как это понимать? Как оскорбление? Или благословление?
– Принимайте это за комплимент, – словно прочитав мои мысли, добавил работодатель. – Я бы и сейчас не отказался вас соблазнить, но слишком люблю жену. Так что пусть сын развлекается.
Было мерзко, в словах Алексея я слышала подтекст. Развлекается. Справки мои он видел, знает, что «чистая». Почему бы и нет? Такая логика?
– Спасибо за комплимент, Алексей Андреевич, – процедила я. – Но вы ошибаетесь. У нас с вашим сыном не было и не будет никаких «развлечений». Если ему так хочется, пусть развлекается с девочками своего возраста.
Меня трясло, в груди клокотала дикая смесь из ярости, обиды и капельки жалости. К этому мужчине, к Тиму, к себе. Как мы все докатились до такой ситуации? Где повернули не туда? Я резко выдохнула и рванула к двери, услышав вслед явный смешок. А потом голос:
– Вы обдумайте это лучше.
Что «это»? Предложение спать с его сыном? Нет, спасибо. Даже если вчера мне искренне хотелось подчиниться желанию, больше я об этом не подумаю. Сегодня же соберу вещи и свалю из этого дома. Точно свалю!
– Не ведите себя, как мой сын, успокойтесь. Мы завтра уезжаем. Если к тому моменту вы не съедете, будем считать, что контракт продлён на условиях, которые вам предлагала Алевтина. Решайте, – заявил он решительно, словно забивал последний гвоздь в крышку моего гроба.
Даже не обернулась. Выскочила из кабинета, едва удержавшись от того, чтобы не хлопнуть дверью и кинулась в комнату. Вещи. Срочно собрать вещи и сбежать отсюда. Но на пороге затормозила: дверь в комнату Тима была слегка приоткрыта. Сердце дрогнуло, прекращая биться, словно бы остановилось навеки. Мне невероятно захотелось заглянуть, зайти. Секунда тишины, вторая, третья… Я глубоко вздохнула, мысленно вынуждая главную мышцу организма сокращаться. Подопечный только рад будет, что гувернантка наконец-то исчезнет. Между соблазнительной (надеюсь) нянькой и свободой я бы выбрала свободу.
А потому скрылась у себя и с размаху упала на кровать, кутаясь в одеяло. Полежала пару минут, пытаясь унять дрожь, но ничего не получалось. Совсем ничего. Никак. Совершенно. Нужно было действовать.
Я подскочила, кидаясь к шкафам, вытащила сумку, расстегнула замок одним резким движением, едва не вырвав его с корнем. Уборка пошла на пользу – всё лежало на своих местах, осталось только скидать вещи в сумку и сбежать из этого Ада, где меня обвиняют в грехах, которые ещё не удалось совершить. Не уверена, что злилась бы меньше, если бы в том же тоне меня упрекнули в грехе совершённом, но по крайней мере не чувствовала бы себя настолько оскорблённой.
А чего ты хотела, Лада? Сама позволила себе связаться с малолеткой в доме его родителей.
Я едва не зарычала, срывая с вешалки платье, вцепляясь в него, как гарпия, когда дверь открылась. Почти беззвучно, но я всё равно почувствовала движение за спиной и резко обернулась. На пороге стоял Тим, он окинул взглядом разбросанные вещи и остановился на мне. Настороженно прищурился, поджал губы – я сильнее стиснула платье, чтобы не показывать, как чертовски дрожат руки.
– Ты уезжаешь? – наблюдательно подметил он.
На тумбочке пиликнул телефон, ничего не ответив подопечному, я подхватила мобильный и открыла пришедшее сообщение. Деньги. Сумма, обещанная за отработанный месяц. Вся до копейки.
Нет, Тим, я не уезжаю, я сбегаю.
– Ты уезжаешь, – теперь уже утвердительно.
Подопечный оттолкнулся от двери, преодолевая расстояние между нами, и остановился почти вплотную. Чтобы увидеть его, стоило запрокинуть голову, но я отказывалась, продолжая смотреть на экран, гипнотизировать взглядом полученную сумму. Тим тоже успел заметить размер «зарплаты».
– Неплохо, – усмехнулся он. – Но не стоит потраченных нервов, правда?
– Каких именно? – выдавила я, не в силах думать ни о чём, кроме слов его отца. То ли оскорбления, то ли предложения остаться.
– Из-за моих побегов, музыки, попытки тебя угробить…
Но я не могу остаться.
– Ты просто хотел свободы, – вздохнула я.
Когда работодатель считает, что… нет, не могу.
– Лада, – позвал Тим, я даже не шелохнулась. Тогда он поймал пальцами мой подбородок и заставил поднять голову. – И кто тут возмущался, что его называют малышом? – улыбнулся он.