вызвала там такой пожар… – Тут уже слезы неудержимым потоком хлынули из глаз принцессы; она распростерла руки к Брендону и, глубоко вздыхая, продолжала: – Я хотела вас, только вас, в супруги и не могла освоиться с мучительной мыслью, что должна буду потерять вас и принадлежать другому. Я не могла уже отказаться от вас, после того как… было поздно, слишком поздно, мы зашли слишком далеко! – Брендон кинулся к Мэри и хотел прижать ее к своему сердцу, но она отстранила его и сказала: – Теперь вы знаете, что я не оставила бы вас в том ужасном месте, если бы знала об этом. Нет, я не сделала бы этого даже в том случае, если бы ваша свобода стоила мне жизни!
– Я знаю, знаю это… О, я никогда не буду сомневаться в вас. Теперь пришел мой черед просить у вас прощения!
– Нет, нет, простите только вы мне, это все, о чем я прошу! – и с этими словами Мэри склонила головку на грудь Брендону.
– Пойдем в коридор, Эдвин! – сказала мне Джейн.
Когда через некоторое время мы вернулись, Мэри и Брендон сидели у окна на скамейке. Увидев нас, они встали и пошли нам навстречу, взявшись за руки.
Посмотрев Брендону в глаза, Мэри спросила:
– Сказать ли им?
– Как вам угодно, миледи!
Мэри было это угодно, и по ее настоянию Брендон произнес:
– Мы – я и эта женщина, руку которой я держу в своей, – поклялись перед милосердным Богом стать мужем и женой, если это счастье суждено нам!
– Нет, нет, не так! – перебила его Мэри. – Тут нет никаких условий, это должно быть; ничто не должно помешать нам!
С этими словами Мэри поцеловала Джейн и протянула мне руку, потому что в этот момент готова была обласкать всех.
Тогда Брендон обратился к нам:
– Что же остается сказать мне, раз особа такого высокого сана хочет оказать мне честь стать моей женой?
– Любите ее, и только ее одну, от всего сердца и всю жизнь. Я уверена, что это – все, чего она хочет! – воскликнула Джейн.
– Джейн, да ты – истинный Соломон! – сказала Мэри со своей прежней радостной улыбкой. – Уж не дать ли и мне такой же совет кое-кому другому? – и с этими словами она лукаво посмотрела на Джейн и на меня.
– Не знаю, – смущенно ответила Джейн. – Но если вы так высоко цените мою мудрость, то я хочу уделить вам еще кое-что от ее плодов. Мне кажется, что теперь время нам уйти!
– Нет, Джейн, теперь ты снова стала дурочкой! Я еще не хочу уходить! – и, сказав это, Мэри уселась рядом с Брендоном и вступила с ним в милую для них обоих беседу.
Вскоре Чарльз сказал принцессе:
– Мне кажется, что Джейн права и что для вас будет лучше не оставаться здесь долее, хотя я и хотел бы, чтобы вы вечно были около меня!
Мэри выказала готовность сейчас же повиноваться своему милому и, вставая со скамьи и взяв его руки в свои, прошептала:
– Ну, скажи: «Мэри!» Как люблю я слышать это имя из твоих уст!
Мы с Джейн пошли вперед, и по пути она сказала мне:
– Теперь готовьтесь к беде. Она скоро настанет, и я больше всего боюсь за Брендона. Он выдержал честную борьбу против Мэри и самого себя. Немудрено, что она так любит его!
Тут я почувствовал укол ревности и воскликнул:
– Джейн, да разве и вы способны полюбить его?
– Совершенно безразлично, Эдвин, на что я способна и на что – нет. В данном случае я этого не делаю, и с вас этого вполне достаточно!
Тон голоса и выражение сказали мне гораздо больше самих слов. Коридор, по которому мы шли, был почти темен и… и… Ну, словом, я всегда рассматривал этот момент как упущенный счастливый случай!
Глава XIII. Согласие невесты
Брачный договор был подписан, и брак Людовика Валуа с Мэри Тюдор стал решенным вопросом. Все, чего еще не хватало, было согласие невесты; разумеется, оно представляло собой обстоятельство крайне незначительное, потому что принцессы на выданье в глазах политики являются лишь товаром и должны соглашаться на все, что порешит глава царственной семьи. Поэтому, хотя согласие Мэри значилось исключительно на бумаге, но оно принималось в расчет как нечто безусловное.
Искусный канцлер Уолси со своим вкрадчивым обхождением и кошачьими ужимками был избран Генрихом в качестве самого подходящего парламентера с принцессой Мэри; однако и ему пришлось потерпеть полное поражение, как мне потом, смеясь, рассказывала Джейн. Уолси навестил принцессу частным образом и открыл кампанию тем, что принялся восхвалять ее красоту. Однако на это Мэри возразила:
– Да, да, милорд, я знаю, как я красива, никто лучше меня не знает этого и не знает, чего стоят мои волосы, глаза, зубы и брови. Лучше оставьте это, благородный лорд, все равно ничего не поможет. Так или иначе, а моего согласия на брак с этим старым чужеземным греховодником вы не добьетесь. Но почему мой братец, великий и могущественный король Генрих, не явился сам ко мне с этим?
– Мне кажется, он побоялся. Впрочем, говоря по правде, и я взялся за это дело не без страха, – посмеиваясь, ответил Уолси и продолжал: – Его Величество не мог бы придумать для меня более неприятное поручение. Вы, наверное, воображаете, будто я стою за этот брак, но на самом деле это не так! – твердо заявил он, хотя… это была величайшая ложь, когда-либо исходившая из уст дипломата. – Я вынужден соглашаться с планами короля. Он вбил себе в голову этот брачный союз, с тех пор как Лонгвиль заметил о его желательности.
– Значит, эта мумия с кошачьими глазами первая завела речь о браке? – злобно воскликнула Мэри.
– Да, и если вы станете французской королевой, то будете в состоянии с лихвой отплатить ему за это!
– Действительно, уже из-за этого одного мне следовало бы согласиться!
– Говоря по секрету, я нахожу, что в сущности преступление принуждать такую девушку, как вы, выходить замуж за человека вроде Людовика Французского. Но как нам избегнуть этого?
Этим «нам» хитрый Уолси очень ловко устанавливал союз и общность планов с Мэри.
– Как нам избегнуть этого? – повторила Мэри. – Не бойтесь, милорд, я уж покажу вам, как это сделать!
– Дорогая принцесса, вы не знаете Его Величества нашего короля! Вы не можете долее противиться этому браку. По-моему, король готов даже арестовать вас и посадить на хлеб и воду, лишь бы получить ваше согласие. Поэтому вам было бы разумнее дать это согласие добровольно, потому что тогда вы сможете обговорить кое-что и для себя. Могу я откровенно говорить в присутствии леди Болингброк?
– У меня нет секретов от Джейн! – ответила принцесса.
– Ну, хорошо! Людовик стар и очень слаб; он не проживет долго. Быть может, выказав готовность повиноваться своему царственному брату, вы сможете вырвать у него обещание, что при втором браке вам будет предоставлена полная свобода выбора. Таким образом, вы получите то, чего иначе никогда не добьетесь.
– Но откуда вы знаете, что я вообще хочу чего-то добиться, Уолси?
– Мне ничего не известно. Я знаю только, что женщина не всегда может держать свое сердце на привязи и порой ее выбор падает на такого мужчину, который по рождению стоит далеко ниже ее, хотя по величию души и благородству мыслей мог бы померяться с любым человеком на свете. Может быть, и существует такой мужчина, ради которого никакая жертва не покажется слишком большой!
Намек Уолси был слишком ясен, чтобы не быть понятым, и взор Мэри засверкал радостью.
Уолси сообразил, что уже одержал победу, и, чтобы довершить свое торжество, сказал:
– Людовик XII не проживет и года. Разрешите мне передать королю ваше согласие, и я ручаюсь за его обещание относительно второго брака.
Радость сейчас же померкла во взоре Мэри, и на ее челе показались признаки близкой бури.
– Вы хотите передать своему повелителю мое решение, Уолси? – холодно промолвила принцесса. – Ну, так передайте ему следующее: «Я предпочту, чтобы сам король вместе со всем королевством провалился в ад, но согласия на этот брак не дам. Это – мой ответ ныне и присно, и вовеки веков!» До свидания, милорд Уолси!
Сказав это, Мэри с высоко поднятой головой вышла из комнаты, представляя собой воплощенную картину твердой, непреклонной решимости.
Джейн кинулась за принцессой и сказала ей:
– Разве вы не могли послать брату более мягкий ответ? Я уверена, что вы сумели бы и теперь тронуть его сердце, если бы только заставили себя потрудиться ради этого. Ведь во всей этой несчастной истории вы еще ни разу не сделали попытки к подобному шагу.
– Ты права, Джейн, я сейчас же пойду к Генриху!
Мэри подождала, пока не узнала, что король один, и отправилась к нему.
Входя в комнату, она сказала:
– Милый брат, сегодня утром я от излишней горячности послала тебе с Уолси необдуманный ответ. Я пришла просить твоего прощения!
– О, сестрица, я знал, что ты одумаешься! Вот ты и стала опять послушной!
– Не истолковывай ложно моих слов! Я прошу у тебя прощения лишь за эту резкую форму, в которую облекла свой ответ. Что же касается самого брака, то я не хотела сказать тебе, что исполнение твоего намерения будет стоить мне жизни. Я никогда не буду в силах перенести это замужество! О, брат, ты не можешь постигнуть это, ты не в состоянии понять чувства женщины!
Генрих пришел в ярость и среди проклятий и ругательств приказал сестре немедленно убраться вон и не показываться ему больше на глаза, пока она не даст своего согласия на брак.
Мэри пошла к выходу, но на пороге еще раз обернулась и крикнула:
– Никогда! Слышишь? Никогда!
Несмотря на это, при дворе начались деятельные приготовления к свадьбе. Деньги на приданое принцессе были ассигнованы городом Лондоном, засуетились ювелиры, модистки, портные. Но Мэри все еще не теряла мужества и продолжала настойчиво бороться.
Когда к ней явилась королева с шелковой материей, изящными туалетами, чтобы обсудить с Мэри вопрос о вещевом приданом, что искони кажется наиболее важным для всякой женщины вопросом, принцесса категорически отказалась высказаться относительно этого. Когда же королева стала настаивать, чтобы Мэри примерила одно из платьев, принцесса разодрала платье в клочья и приказала Екатерине немедленно убраться из ее комнаты.