Тогда Кит по наущению Геля сообщил ему, что если бы не Анна, то не видать бы ему никогда сэра Валентина. Роджер ответил, что доказательств у него никаких нет, и мало ли что Кит может рассказывать, да, в сущности говоря, это ему глубоко безразлично. Он не отвечает за неприятности, которым подвергается Анна, хотя бы она и оказала ему помощь. Во всяком случае, он не намерен доставлять в дом пищу, разве только ему самому или кому-нибудь из его людей позволят принести ее лично.
– Когда ваши люди не выдержат голода, пусть они отворят нам дверь, а до тех пор прошу меня не беспокоить, – сказал он, продолжая курить свою трубку.
– Ах ты, проклятый негодяй! – крикнул ему Кит в ярости. – Нам и в голову не придет открывать тебе двери!
И долго еще он изощрялся в ругательствах по адресу своего бывшего друга, а тот сидел невозмутимо на своем месте и как будто не слышал ничего. Наконец, когда ему очень надоела вся эта сцена, он, как бы играя, взял в руки пистолет, и Кит тогда счел за более благоразумное скрыться.
– Делать нечего, – сказал он Мерриоту, – ей придется голодать со всеми остальными, если вы не освободите ее.
– Это я могу сделать только послезавтра утром, – ответил Гель с невольным вздохом.
Затем он пошел опять наверх и сообщил Френсису о результате своих переговоров, чтобы тот рассказал обо всем своей госпоже, если она будет спрашивать его о чем-нибудь. Но пока она делала вид, что спит, или, может быть, действительно крепко спала.
Мерриот разделил всех своих людей на две партии: первую он отдал под начальство Кита, вторую взял себе; обе они должны были караулить по очереди. Свободные от караула люди тотчас же отправились утолить свою жажду, а затем легли спать. Гель последовал их примеру.
Вечером Кит разбудил его, чтобы он со своими людьми встал на караул в первую половину ночи.
– А Барнет все еще внизу у фонтана? – спросил он Кита.
– Нет, он оставил вместо себя Гудсона и, кроме того, разделил своих людей тоже на партии. Они поместили везде зажженные факелы, так что каждая пядь земли вокруг дома освещена, а люди расставлены за этими факелами, отсюда их не видно, и только изредка то там, то здесь блеснет оружие. Если бы мы вздумали выйти из дома, они немедленно пристрелили бы нас как собак.
Мерриот отправился на караул в каком-то отупении, на него напала глубокая апатия. С тех пор как он убедился в обмане со стороны Анны, он потерял всякий интерес к жизни и думал только о том, как бы исполнить миссию, взятую на себя, а остальное ему было глубоко безразлично; исполнить данное слово – вот все, к чему он мог теперь стремиться.
Во вторую половину ночи Мерриот опять дремал, а Боттль караулил. Рано утром Роджер Барнет опять сидел на краю фонтана и курил свою неизменную трубку. Но, насколько Кит мог заметить, в движениях его проглядывало как бы нетерпение, по-видимому, он страдал от своей раны, заставлявшей его хромать.
И действительно, нога его сильно болела, но он стоически переносил боль, и только Боттль, хорошо знавший его, мог подметить его страдания.
– Я боюсь, что Роджер, пожалуй, вздумает ускорить ход дела, – сказал Кит, обращаясь к Гелю, – у него не хватит табаку.
– Дай бог, чтобы его хватило до завтрашнего дня, – ответил Мерриот.
В этот день (был понедельник) небо было ясно и солнце ярко светило, несмотря на холод. Мерриот караулил опять до полудня. Когда Кит сменил его, прежде чем отправиться опять спать, он пошел посмотреть на Анну, так как чувствовал, что, несмотря ни на что он должен все же заботиться о ней как о своей пленнице.
Когда он постучал в дверь и спросил ее, не надо ли ей чего-нибудь, она ответила, что просит об одном – оставить ее в покое. Если ей придется умереть с голоду, она предпочитает умереть без свидетелей.
Он объявил ей, что завтра же она будет свободна и Роджер Барнет берется проводить ее до ближайшей деревни; под его защитой она может быть спокойна. Она выслушала его молча. Гель постоял еще у дверей и ушел.
Когда его разбудили вечером, чтобы он опять стал на караул, он узнал от Кита, что весь день прошел спокойно. Роджер Барнет, по-видимому, страдал все сильнее, но крепился и ничем пока не проявлял решения переменить свою тактику. Все люди в доме были очень голодны, они уже больше не подшучивали над вынужденным постом, а переносили голод молча. Гель на собственном желудке и по собственной слабости мог прекрасно судить о том, как они должны себя чувствовать после двухдневного поста.
В эту ночь со стороны осаждающих были приняты опять те же меры предосторожности, и повсюду были зажжены факелы.
Наконец, когда уже стемнело и Мерриот проходил по большой комнате, Кит остановил его и сказал:
– Мне кажется, теперь уже восемь часов, если не позже?
– Да, кажется, что так…
– В таком случае прошло уже ровно шесть суток, как мы уехали из дома сэра Валентина.
– Да, как раз шесть дней.
– Значит, наша миссия окончена?
– Да, окончена, Кит, и благодаря только тебе и Антонию, благодаря вашей преданности, вашему усердию и выносливости.
– Но ведь и ты, Гель, выказал не менее нас те же качества.
И, говоря это, старый солдат повернулся на другой бок и снова заснул, а Гель продолжал задумчиво смотреть в огонь.
Они говорили между собою шепотом, и хотя не выказали особенной радости по поводу того, что миссия их кончена, но в сердцах их чувствовалась бесконечная радость оттого, что благодаря им спасен такой человек, как сэр Валентин, и что теперь они могут спокойно ждать, как сложатся обстоятельства, без мучительной заботы о нем.
В полночь смененный Китом, Мерриот заснул тяжелым, тревожным сном; ему снились разные вкусные вещи, и казалось, что он пьет лучшие, изысканные вина. Он проснулся от пустоты в желудке и узнал от Кита, что Барнет опять во дворе, но на этот раз, несмотря на боль в ноге, не сидит, а расхаживает взад и вперед по двору.
– Мне кажется, что Роджер Барнет скоро перейдет к более активной деятельности, – сказал Кит, наблюдая в окно за своим бывшим приятелем. – Ему, очевидно, надоело выжидать, тем более что нога, вероятно, не дает ему покоя.
– В таком случае нам, значит, скоро предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
– Да, конечно, лучше такая борьба, чем эта медленная смерть. Пост – пренеприятная вещь. Люди внизу начали уже жевать дрова и свои кожаные пояса.
– Жаловались они на голод? – спросил Гель.
– Ни один из них. Это – всё молодцы как на подбор. Они готовы умереть с тобой или за тебя, но не выдадут.
Мерриот посмотрел на Кита и убедился в том, что тот испытывает те же чувства. Он знал также, как вынослив, как терпелив и нетребователен Антоний.
– Молодцы ребята, – прошептал Гель и тут же принял решение спасти их всех.
– Как ты думаешь, Роджер Барнет сдержит данное слово? – спросил он.
– Да, если ему не слишком много придется терять при этом.
– Если я ему предложу сдаться, с тем чтобы он отпустил на свободу всех моих людей, как ты думаешь, исполнит он свое обещание или нет?
– Ради бога, Гель, не предлагай ему этого.
– Я сам этого и не сделаю. Мы будем переговариваться с ним через тебя. Я покажусь ему не раньше, чем все будет уже сделано. И ты не должен называть меня сэром Валентином, а должен говорить обо мне как о господине, которому ты служишь. Таким образом, когда Барнет убедится в том, что я не сэр Флитвуд, он все же должен будет сдержать данное слово.
– Никогда старый вояка Кит Боттль не согласится купить свою жизнь ценою твоей, Гель.
– Ты сделаешь, как я хочу. Какая польза, если погибнут мои люди, ведь они все равно не спасут меня? Вы лишите меня тогда единственного утешения, что я спас преданных мне людей. И я должен буду сожалеть об этом до самой смерти. Неужели вы не захотите доставить мне этого утешения? Неужели вы не исполните моей просьбы? Ты исполнишь мое желание, старый дружище, иначе я сейчас же пойду к Барнету и выдам себя, так как все равно спасти вас я не могу.
– Если это твое искреннее желание, Гель, я, конечно, исполню его, но я имею право идти в плен вместе с тобою. Пусть спасаются другие, а я желаю разделить твою участь, какова бы она ни была.
– Ты говоришь глупости, Кит. Если ты будешь на свободе, ты можешь оказать мне еще, пожалуй, услугу. Подумай, как далек путь до Лондона! Если я буду вполне во власти этого человека и не выкажу ни малейшего желания уйти от него, он, наверное, со временем значительно ослабит надзор за мной, а если ты все время будешь ехать за мной, может быть, тебе и удастся выручить меня каким-нибудь образом. Сначала я должен спасти тебя и других молодцов, а потом уже вы можете спасать меня.
Гель сказал все это в надежде заставить Кита исполнить его желание, хотя на самом деле вовсе не стремился к тому, чтобы спастись самому.
Кит задумчиво выслушал его, потом сказал:
– А ведь в этом есть доля правды. Но мы теряем напрасно время в пустых разговорах. Теперь, когда Барнет уже уверен, что мы не уйдем от него, вряд ли он согласится на какие-либо условия с нашей стороны.
– Но ведь он очень много выиграет от подобного соглашения: во-первых, ему не придется терять времени, не придется терять людей в схватке, он возьмет меня живым, и, кроме того, легче доставить в Лондон одного пленника, чем многих. Он будет рад отделаться от других.
– Да, это все верно, но вряд ли он согласится на переговоры со своим пленником.
Мерриот подумал немного, потом сказал:
– Пусть он не знает, что это предложение исходит от меня. Пусть он думает, что мои люди предали меня, тогда он скорее согласится на переговоры. Если мои люди предложат ему выдать меня, для него это будет удобный случай отпустить их на свободу, как бы в благодарность за то, что они выдали своего господина.
– Да, это верно. Роджер вряд ли войдет в соглашение со своим бывшим приятелем, но охотно согласится вести переговоры с теми, кто изменяет своему господину. Приятно будет провести его хоть таким образом.