— Я уже ничего не хочу Вик,получать. Серьёзно. Мне уже абсолютно без разницы, что будет в постели, что будет за границами этой постели. Я просто понимаю, что я действительно тебя обманул. Я действительно тебя предал: после стольких лет брака получить кольцо и закрывшуюся дверь это по меньшей мере свинство.
Я кусала губы, отводила глаза.
А ещё было свинством вредничать полгода. Демонстративно закрывать дверь, когда он приезжал, чтобы забрать Стешу. Бросать короткие сообщения о том, что нужно его детям. И совсем нецензурные о том, что его мама болеет.
— Мне уже ничего не надо, Вика, я только прошу тебя дать мне шанс. Я действительно, я не знаю, как из этой ситуации выходить. Я прекрасно понимаю, что другая мне не нужна, меня бесит другая, я не могу смотреть на тупые глаза, на хлопающие ресницы. Ты мой типаж. Ты стопроцентно моё. Под кожей, даже глубже. В каждой клеточке крови. Ты моё. Самое важное. Самое необходимое. Это настолько моё, что эти полгода я жил в аду.
— Но пройдёт десять лет, и тебе покажется, что я недостаточно твоё, пройдёт десять лет, и вдруг у тебя возникнет идея, что я недостаточно покладиста, мягка.
— Ты в любой момент можешь взять плётку. И отхреначить меня ей по лицу. — Подавив улыбку, произнёс Олег и потянул меня на себя, уткнулся снова лицом мне в колени. — Мне так было дерьмово.— Тихо прошептал он. — Я так захлёбывался в собственной боли, что мне не через десять лет, не через двадцать, никто другой не нужен будет. Я себя знаю. Мне никто не нужен был даже сейчас. Мне просто нужно было, чтобы хоть что-то в этой семье происходило так как я решил…
— В этой семье все происходит так, как ты решил. Это Денис начал заниматься хоккеем, потому что ты так решил. Это Вероника занималась иностранными языками, потому что ты так решил, а Стеша ещё ничем толком не занимается, потому что ты этого не решил. И то, что я занимаюсь кофейней, это потому, что ты так решил. Потому что вспомни, как это выглядело. Я хочу что-то своё, а что ты хочешь своё? Не знаю. Ну, возьми кофейню.
Я напомнила старый диалог. И, вздохнув, зажала ладонями глаза.
— Прости меня, я тебя умоляю, прости. Выбей мне на сердце печать того, что я сделал тебе больно, выбей её словами. И такими, чтобы я твою боль чувствовал всегда и помнил о том, что нет ничего хуже чем жизнь без тебя.
Эпилог
Олег
Декабрь
— Ооооо, ты видел, как перекосило Лукину? — с жаром прошептала Вика, утыкаясь меня носом в ворот пальто. — Ооо, Олег, ты видел, как её перекосило?
А сейчас она зло хохотнула и запрокинула лицо к снежному небу.
— Я видел, потому что ты взяла эту награду. Самый. Быстрый стартап двадцать пятого года, — усмехнулся я и притянул жену к себе поближе, хотя официально не жену, хотя официально мы все ещё были в разводе, и некоторые прям так удивлялись, как это так мы в разводе, а все равно вместе. Объяснять было долго и лениво, мне уже было плевать в разводе мы, в браке. Потому что я боялся и трясся каждый день от того, что может что-то измениться, от того, что я могу что-то не так высказать, я могу что-то не так сделать.
Я получил самую лучшую прививку от любого рода предательства.
Без неё полгода.
— И тебя не смущает, что это я взяла первое место, — спросила Вика, поднимая на меня глаза.
Я улыбнулся. В её зрачках блестели фейерверки и салюты. Переливалось северное сияние.
Нет, меня не бесило, что она взяла первое место, я ей гордился.
Я гордился этой маленькой хрупкой женщиной, которая танцующей походкой поднялась на сцену и забрала тяжёлую фигуру, которая свидетельствовала о том, что за этот год лучший бизнес проект принадлежал ей.
Я видел, как она нервничала перед этой премией, я видел, как она переживала. Иногда, не зная, как правильно себя вести, вылетала ко мне в спальню в одних маленьких безумно крошечных кружевных трусиках, упирала руки в бока, топала ножкой и говорила:
— Нет, но, с другой стороны, кто, кроме меня, может взять её?
Я щурил глаза, качал головой.
Кроме неё никто не мог взять.
Она была ужасно сильной и невероятно слабой, той самой, которую мама в пять лет поднимала на руки во время снегопада в декабре.
Той самой, которая, стискивая зубы, выбиралась из отчаяния и боли после выкидыша.
Той самой, которая ещё летом сидела у меня в квартире на Пархоменко и, давясь собственной болью, дарила мне шанс.
Другая бы не смогла, сил бы не хватило.
Другая бы испугалась.
А моя Вика смогла.
Я почему-то в один момент понял, что по-прежнему оставался для неё самым главным человеком, самым мужественным человеком, самым сильным. Но чтобы понять это, мне пришлось полгода самому жить в аду и её вести по нему.
И за это я себя ненавидел.
— Ну что, Стрижницкий? Ты будешь поздравлять меня? — Оттолкнувшись, с вызовом спросила Вика и вздёрнула подбородок, а я видел, что замёрзла, нос покраснел, и её удлинённое пальто бежевого цвета с меховой оторочкой по вороту ни капельки не спасало.
— Буду. Ресторан давно заказан и ждёт тебя.
— Ты знал? — Вика вспыхнула и ударила кулачком меня в грудь.
— Я был в этом уверен, — улыбнулся. Усадил в машину, сам был за рулём, Вика ёрзала по своему сиденью, наклонялась к заднему, перетряхала сумку. Я понять не мог, что она ищет, и только зайдя в ресторан, когда она шмыгнула в дамскую, а потом вернулась через несколько минут, я понял, в чем была вся суть.
Сегодня на Вике было пудрового цвета платье. Атласное, гладкое, скользящее.
Но вот одного аксессуара на ней не было.
Миниатюрная, тонкая, почти прозрачная бархотка из органзы, украшенная камнями. И камушек такой свисал прямо в яремную впадину в форме звёздочки.
Я туго сглотнул, глядя на то, как на её шее натянулось это украшение.
А Вика, подойдя к столику, медленно опустилась на своё место.
Закинула ногу на ногу и, глянув на меня из-под ресниц, улыбнулась.
Она поняла, куда я смотрел.
Она поняла, на что я так пристально глядел.
И после того, как официант принял заказ, она, чуть наклонившись ко мне, тихо прошептала.
— Это, конечно, не чокер. Но мне показалось, что с чего-то уже можно начать. Да, Олег?
Я ощутил, как у меня в штанах все потяжелело.
Внизу живота запульсировало неуправляемое желание.
А тонкая ладонь скользнула от колена выше к бедру.
— Почему ты молчишь? — Пряча глаза за пушистыми ресницами, спросила Вика.
— Я, я….
— Слушай, Олег. — Она наклонилась ко мне и, проведя губами по мочке уха, тихо произнесла.— Ты же тоже меняешься. Ты же принимаешь меня такой, какая я есть, с моими загонами, с моим азартом, с моим желанием первенства. И теперь тебя это не беспокоит. Потому что ты меняешься. С детьми меняешься. Дэн тебе в рот заглядывает, потому что ты с ним разбираешь дела, Вероника пищит потому что ты говоришь с ней о новостях на немецком. Ну с Стеша… И вполне закономерно, что я меняться хочу тоже для тебя. Пусть не в той форме, в которой ты этого желаешь, но все же.
Острые зубки прошлись мне по мочке уха.
Вика тяжело выдохнув, будто бы случайно упёрлась ладонью мне в пряжку ремня.
У меня перед глазами вспыхнули звезды.
Я слегка двинулся в сторону жены, перехватил её за талию, прижимая к себе, и выдохнул.
— А ты меня просто с ума сводишь, Вика. Честное слово.
Она кокетливо улыбнулась. И отвлеклась, чтобы пригубить из бокала вина. И этого момента хватило для того, чтобы вытащить старые обручальные кольца.
Позже я узнал, что в порыве злости своё Вика засунула в горшок с геранью, которую упёрла тёща к себе на дачу, и высадила эту грёбанную герань у себя в саду среди таких же одинаковых кустов. И по осени я перелопатил ей весь огород, чтобы найти викино кольцо. Мое как оказалось, все время лежало под матрасом. С ним не было никаких проблем, а вот с викиным.
И когда она обернулась ко мне, я, держа на ладони кольца, тихо произнёс.
— Я тебя прошу единственная, любимая, ни с кем не сравнимая. Сильная, нежная, ранимая, слабая. Я тебя прошу. Дай мне ещё один шанс.
И бархотка на её шее переливалась бликами свечей.
Вика наклонилась ко мне.
Сцапала с руки кольца.
Своё быстро натянула на безымянный палец.
А моё опустила себе в декольте.
— Олег… Я тебе отвечу на этот вопрос в номере, когда сама решу, нужно ли тебе это колечко или нет.
Я сглотнул.
А в номере она сделала кое-что ужасное по меркам семейной жизни — губами это кольцо надела мне на безымянный палец.
— Пожалуйста, выйди за меня ещё раз.— Хрипло выдыхал я, лёжа на спине и ощущая, как её горячее тело прижимается к моему, и сердце казалось, будто сейчас выпрыгнет.
— Давай сыграем свадьбу в мае. — Тихо произнесла Вика и потянувшись ко мне спросила: — Ты же пообещаешь любить меня вечно и немного дольше?
— Обещаю любить тебя вечно. И немного дольше. Всегда.
Конец.