Когда же болеть перестанет, когда станет все равнодушно, одинаково, когда я перестану вздрагивать ночью от того, что не слышу его дыхание?
Я не представляла.
И это опять была чёртова бессонная ночь, когда я лежала, смотрела в потолок. Я не понимала, для чего приезжал Олег сегодня, и только утром, когда я опять смогла задремать буквально на рассвете на несколько часов, мне в голову полезли страшные мысли о том, что, может быть, у него что-то изменилось, и он хочет пересмотреть вопросы по разводу, в частности, по поводу детей.
Вероника с утра была нервная, невыспавшаяся. Она торопилась и через силу глотала овсяную кашу с фруктами.
— О чем отец хотел с тобой поговорить? — Спросила я, вытирая Стеше подбородок, который она умудрилась испачкать ягодным смузи.
Вероника не донесла ложку до рта и посмотрела на меня тяжёлым взглядом…
Его взглядом.
— Какое это имеет значение?
— Большое,— тихо произнесла я и обняла себя за плечи. — Мне казалось, что ты все-таки решила остаться со мной… Значит, и выбор по факту ты сделала.
— Нет, мам. Никакого выбора я не делала, потому что я не собираюсь решать, кого я люблю больше: тебя или папу. Я вас люблю одинаково сильно.
У Вероники затряслись губы. Она хотела казаться себе безумно взрослой, но каждый раз, когда дело касалось вопросов развода, с неё слетала маска вредного подростка. Мне казалось, в этой ситуации один Денис сохранял хладнокровие. И то только потому, что мы уже не жили вместе. А когда все стало известно Веронике, она стояла сначала слушала меня. А потом закричала:
— Почему, почему он так поступил?
А у меня даже не было ответов на эти вопросы.
Но больнее всего было со Стешей, потому что она действительно не понимала, куда исчез папа. Ложась вечером спать, она задавала вопрос:
— А утром папа приедет, если он вечером не приехал?
А я даже не знала, когда он приедет, чтобы повидаться с детьми, и если Вероника могла позвонить ему или написать, то Стеша ещё не делала этого. И, соответственно было непонятно, что говорить младшей дочери.
— Ник, я же просто спросила, зачем папа приезжал?
— Вы с ним разговаривали не знаю, сколько времени, — фыркнула дочь, складывая руки на груди, отодвинула от себя тарелку, говоря мне, что уже наелась.
— Но он же приехал и поговорил с тобой…
— Да, но это наше с ним дело.
— Ты хочешь съехать?— Задала я мучивший меня вопрос. Я понимала, что рожаю ребёнка не для того, чтобы привязать его к себе всеми цепями, и вместе с тем я также понимала, что у этого ребёнка всегда есть возможность выбора. Но Ника не стала ничего говорить, взмахнула рукой, фыркнула и встала из-за стола.
— Вечером договорим. Я опаздываю, — произнесла она, стоя на пороге кухни.
Стеша, нахмурившись, покачала головой.
— А можно я сегодня не пойду ни в какие кружки? — Произнесла дочь, и я тяжело вздохнула.
— Прости, родная, но надо, надо.
Действительно, надо было, потому что скоро она пойдёт в школу. Не в этот сентябрь, в следующий. Она пойдёт в школу, и ей надо, чтобы у неё были какие-то базовые знания. Пока что Стеша только шикарно рисовала. В то время как прописи, галочки, скрипичные ключики и кружочки были для неё чем-то нервным, но, завезя её на занятия, я отзвонилась няне о том, что сегодня уроки будут до половины двенадцатого, и только потом поехала на работу.
— Вика! — окликнула меня бариста, и я, затормозив у стойки, вскинула брови.
— Сегодня приходил опять человек из агентства недвижимости. У него снова вопросы…
— Какой человек, куда приходил, что хотел?
Я не понимала, и опять эта кофейня на Пушкина, которая стояла, как ком в горле у всех моих соседей.
— Вот, держите, — бариста, положила на стойку чёрную карточку с золотой вязью и вздохнула. — Просили передать.
Я хмуро кивнула и направилась в свой кабинет.
Снова звонила свекровь, мне казалось, что она таким образом пыталась контролировать и хоть как-то проверяла меня, ей было физически важно знать, что я никуда не делась. И это глупо, наверное, так рассуждать, но действительно, с матерью мужа у меня были очень тёплые отношения. Даже после развода, когда все было в подвешенном состоянии, она была зла, но у неё на это были свои причины.
Вздохнув, я отключила вызов, решила, что пока не готова общаться с матерью Олега, потому что выяснилось, что она там в многоходовочку играет. Рассказывает о том, что я хочу сойтись с Олегом. А мне, видимо, сейчас будет рассказывать о том, что Олег хочет сойтись со мной.
Короче, интриги плетёт, а для меня это было сегодня лишним.
Я шмыгнула носом и снова углубилась в бумаги: здесь у меня были и закупки, и расходы, и документы из бухгалтерии.
А голова не варила, бессонная ночь отзывалась в мозгу тянущей болью. Я открыла ящик стола, постаралась нащупать блистер с таблетками. Но увидела, что все было пусто.
В половину двенадцатого позвонила няня и нервным срывающимся голосом уточнила:
— Виктория, что происходит? Вы же правильно сказали в одиннадцать тридцать заканчиваются занятия?
Холодный пот пробежал по спине.
— Простите, что? Что случилось? — Медленно уточнила я, опускаясь снова на своё кресло.
Ноги ватные, в ушах шум.
— Я приехала забирать Стешу, но Стеши нет! Ее нет в группе.
Глава 8
Сердце забилось так часто, что мне, чтобы его успокоить, пришлось приложить ладонь к груди.
— Господи, подожди, кто отпускал Стешу?
— В том-то и дело, Виктория Андреевна, я не знаю, кто отпускал Стешу. Меня встретила няня, сказала, что Стешу забрали, побежала искать воспитательницу, у кого был доступ в развивайку, кто имел по списку право забирать Стешу?
У меня забились одна за одной суматошные мысли я вспомнила про звонок свекрови, о том, что она меня набирала и набирала слишком тщательно. Я подумала, что это реально, как бы мать просто приехала, забрала Стешу, потому что, видимо, там что-то для себя планировала, а как бы, где занимается ребёнок у нас в семье ни для кого не было секретом. Все прекрасно знали, что нам не нравятся частные детские сады. Из-за того, что у них очень скудная программа. И когда мы только начали пытаться вводить Стешу в сад, мы поняли, что нас это не устраивает, и с Олегом пришли к мысли о том,, что мы лучше ребёнка будем водить в развивайке и составлять расписание так, чтобы у нас был и английский язык с французским, и рисование, и арифметика для малышей, прописи, и так далее, чем ребёнок будет приходить в детский сад, сидеть целый день ради одного занятия с логопедом, либо в бассейне.
И то есть это расписание, оно у нас не менялось на протяжении последнего года и поэтому ни для кого не было секретом, где находится сейчас Стеша.
Я нервно сглотнула и выдала всю информацию о том, что Стешу могли забрать и Денис, и Вероника, и Олег, и мать.
— Ой, подождите. — Звонко произнесла Алевтина Васильевна, и я зажмурила глаза.
Господи, что делать, что, а если…
Нет, они не могли отдать ребёнка кому-то незнакомому.
— Виктория Андреевна, воспитательница сказала, приезжал папа.
И меня это садануло как будто бы ударом под дых.
Я тяжело задышала и услышала дальше:
— Ну а мне то в итоге что делать?
Я сквозь зубы выругалась и произнесла:
— Езжай, пожалуйста, домой, я сейчас привезу Стешу. — Произнесла я таким серьёзным тоном, что можно было подумать, что я разговариваю с министром с каким-то.
Отложив мобильник, я запрокинула голову, упёрлась затылком в подголовник и перекатила с одной стороны на другую. Подхватив мобильник, я набрала Олега, но он, как специально, решил подраконить меня и не отвечал на звонки, поэтому, психанув, я выскочила из кофейни и, сев в машину, поехала в его офис.
Нет, чисто гипотетически они могли быть где-то сейчас не в офисе, но, подозревая о том, что Олег, скорее всего, далеко не отъедет от работы, я делала ставку на это, в то время как телефон его по-прежнему молчал, он так и не поднимал трубку.
Когда я оказалась у двенадцатиэтажного стеклянного здания, то первая мысль была зайти и просто вцепиться Олегу в горло. Вот серьёзно это была не та шутка, которая достойна какого-то внимания. Олег поступил настолько жестоко в отношении меня, что это можно было сравнить разве что с ударом в спину.
Оставив машину на парковке, я прошла на ресепшен, бросила девочке о том, что меня точно ждут, и, направившись к лифтам, поднялась на десятый этаж, где и был офис у Олега.
Фактически Олегу принадлежали три последних этажа, но его кабинет был на десятом.
Я выскочила из лифта и прямой наводкой пошла в главный кабинет, который был в торце этажа.
Остановившись, я ударила резко по двери кулаком и потом оттолкнула её от себя.
Олег вскинул брови и поднял на меня недоумённый взгляд.
— В чем дело?
— Где дочь? — прохрипела я, понимая, что ещё хоть минута промедления и меня просто разорвёт на мелкие куски.
— В детской комнате, — спокойно ответил Олег и пожал плечами.
— То есть ты забрал Стешу без моего ведома, без разрешения...
На этой фразе у Олега закаменело лицо, мне показалось, как будто бы передо мной сидела величественная статуя зевса.
— Разрешение? — усмехнулся Олег, медленно вставая из-за стола и нависая над ним, как самый настоящий громовержец. — Я? А с каких это пор мне для того, чтобы увидеть своего ребёнка, необходимо чьё-либо разрешение?
Сердце грохотало и оглушало меня.
Это спасало, потому что из-за этого я не слышала, как хрипел и рычал Олег.
— Может быть, с тех самых пор, когда мы с тобой развелись, и ты посчитал, что этого недостаточно для того, чтобы установить каждому свои границы? Ты хотя бы понимаешь, что ребёнок исчез из развивайки? А если бы я не стала уточнять, из-за чего он исчез, как он исчез…
— Так, во-первых, ребёнок никуда не исчез. У тебя были все данные для того, чтобы понять, что ребёнка забрал отец. Но мы вернёмся сейчас с тобой к разрешению. — Олег взмахнул рукой, заставляя меня принять более подобающую позу для диалога, то есть присесть напротив него, но я только сложила руки на груди.