Скоро тема балкончика отошла на второй план — активный человек Владимир, риелтор, каким-то чудом выстроил новую цепочку. «Верхние» были крутые, со свободными деньгами — купить квартиру они хотели вроде бы сыну к свадьбе, такую вот простенькую непритязательную трешечку в центре, чтобы не сильно ребенка баловать. Поэтому действовать приходилось быстро. И опять Катя с Сергеем пошли по району смотреть подходящие квартиры. Сергея это занятие увлекало, а Катя, наоборот, ощущала странное равнодушие. Если мужу нравилась каждая просмотренная квартира и он с порога уже прикидывал, как мебель расставит, то она смотрела вполглаза и едва замечала, что находится вокруг. Она словно боялась полюбить эти чужие помещения, где встречали ее разные люди и разные обстоятельства.
Первая квартира оказалась по метражу большая, а на поверку темная и заставленная. В большой комнате, в коридоре громоздилась мебель всех времен и расцветок. Здесь был старинный комод без одного стекла, по виду, кажется, дубовый. Резьба, пущенная по дверцам, в одном месте была сколота, боковина исцарапана, точно ее нарочно резали ножом. Рядом, на полосатом деревенском половике, какие двадцать-тридцать лет назад модно было вязать из разноцветных тряпочек, стояла тумба для постельного белья — лакированная, светлая, явно из шестидесятых. Дверца ее поминутно открывалась, и хозяйка, пока беседовали, придерживала ее рукой и извинялась за беспокойство. Над тумбочкой висели часы с кукушкой — сломанные, без одной гири, вокруг часов — пара разномастных книжных полок, на которых вместо книг понаставлены были какие-то баночки, коробочки и ларчики. В маленькую комнату войти не удалось вовсе — только дверь открыли и заглянули. Здесь до самого потолка кучей были навалены вещи, в основном мужская одежда и обувь, давно вышедшая из моды. Поверх кучи лежала гитара с треснутой в двух местах декой. Струн на гитаре не хватало.
— С братом вот… делимся… С младшим, — сказала женщина так, будто это что-то объясняет.
— Прекрасненько! — подбодрил Володя. — Кухоньку бы еще посмотреть.
Все отправились в кухню, собирая углы.
На вид женщина была еще молодая, лет, может быть, тридцати пяти, только растерянная какая-то. Ее ухоженный вид, стильное трикотажное платье в пол, аккуратная стрижка совершенно не вязались с этой старой свалкой. Она куталась в рыжую яркую шаль крупной вязки, хотя в квартире было душно.
Кухня оказалась неожиданно чистенькой, но явно требующей ремонта. Плитка кое-где обвалилась, по оконному стеклу тянулась трещина, заклеенная скотчем.
— Отлично, отлично! — опять подбодрил риелтор, заглядывая под раковину. — Трубы давно меняли?
— Я даже и не знаю… — пожала плечами хозяйка. — Папа знает, наверное…
— Позвонить можно ему?
Женщина замялась. Потом ответила, как бы извиняясь:
— Он, к сожалению, умер. Онкология.
— Простите, я не знал, — в свою очередь извинился Володя. — Примите мои искренние соболезнования.
— Спасибо, — на лице хозяйки забрезжило некое подобие улыбки. — Это все — наследство наше. С братом. — И пожаловалась доверительно: — Ничего не могу найти. Кухню одну две недели разбираю… А выбросить… выбросить рука не поднимается.
Из подъезда вышли молча. Отправились к остановке: ехать на другую улицу, в другую квартиру. «Ну как?» — одними глазами спросил Сергей. Катя повела плечом, покачала головой: «Нет».
Следующая квартира, в типовой двенадцатиэтажной панельке, выходила на солнечную сторону. Окна, еще немытые с зимы, рассеянно светились. Навстречу вперед владельца вышел дородный ньюфаундленд и строго сказал «Гав!» три раза.
— Лорд, заткнись! — одернул владелец. Но тут же наклонился, с любовью потрепал по загривку. Улыбнулся гостям: — Охранник! С ним не пропадешь! — и добавил, проследив за испуганным взглядом Кати: — Не бойтесь, он не кусается! Да вы проходите, проходите, — и потянулся к мужчинам с рукопожатием: — Антон. Очень приятно. Антон.
Лорд зарычал и сделал шаг в сторону пришельцев.
— Лорд! Я кому сказал?! — рявкнул Антон, а перед гостями извинился.
Пожалуй, и тридцати еще не было Антону. Накачанные плечи едва вмещались в дверной проем, затылок касался притолоки. Лорд рядом с ним выглядел сущей болонкой.
Здесь почти не было мебели, зато обнаружилось много разного спортивного и туристического инвентаря. В углу за шкафом стояли лыжи и удочки, на балконе торчал велосипедный руль. Перед широкоэкранным плоским телевизором помещался тренажер. Светлый оказался дом и на удивление позитивный, хоть Катя слова этого не любила.
— Расширяться думаю! — Антон явно хотел похвастаться. — Подзаработал малька. В новостройку поеду. С моим барахлом тут хрен развернешься. В спальню кровать нормальную взял — а она в шкаф, падла, упирается. Сдавал потом обратно, геморроился как лох последний. Лодку перед сезоном проверить хотел, стал тут вон качать, а она не лезет, представляете?
— Это сколько же в ней метров? — вежливо удивился Сергей.
— Так я, дурак, ее поперек положил! — рассмеялся Антон. — Но все равно, тесновато мне тут. Женишься, так жену будет негде хранить.
Катя с Сергеем переглянулись. Им было смешно.
В третьей квартире покупателей встретила сухонькая суетливая бабушка вида самого благообразного. Она только причитала и руками всплескивала; единственное, что Катя и Сергей смогли понять, — за все отвечает дочка, но она еще на работе и неизвестно когда вернется. Бабушка охала и пыталась своей впалой провисшей грудью загородить проход в комнаты. В результате глянули краем глаза, поверх головы, и распрощались.
— Этих точно вычеркиваем, — сообщил Володя, выходя на крыльцо. — На лбу написано, что они с дочерью никогда не договорятся. Бабуся вроде мамы вашей. А то и похуже. Сильно себе на уме.
Аванс внесли спортсмену. У него по деньгам выходило на пару тысяч дороже, зато этаж не первый и не последний и на жилплощади миллион народу не прописано. Теща на этот раз тоже не капризничала и быстро выбрала себе однушку. Новую сделку назначили на начало июня. Катя и Сергей снова стали ждать.
— Знаешь, Кать, это даже лучше, что не зимой! — говорил Сергей убежденно. С момента назначения новой даты он заметно повеселел и даже забросил компьютер. — Зимой холод, грязь. Ремонтироваться — сквозняки сплошные. Дарька и так в соплях все время. А зато летом — посуху, по солнышку…
— Да, конечно, — отзывалась Катя без особого энтузиазма.
— Как переберемся, сразу вас на море повезу. Папа Плахов вариант один подсказал. Под Сочами. Маленький поселочек, тихий. Сто рублей с носа в сутки. Сущий коммунизм! Если экономно и ехать плацкартом, нам почти на три недели хватит. Я подсчитал.
— Сто? — сомневалась Катя.
— Так у него знакомый там какой-то, то ли родственник. Для своих — сто. Это мы после родительского собрания разговорились. Папа Плахов обещал позвонить туда, предупредить. Хороший мужик этот Плахов, без «пальцев».
— Было бы здорово, — пожала плечами Катя.
Энтузиазма мужа она не разделяла. И не то чтобы у нее было плохое предчувствие по поводу предстоящей сделки, нет. Ее в последнее время очень беспокоила Дарька. Уж и снег сошел, и весь мусор, скопившийся за зиму, теперь лежал на виду, точно накипь, отброшенная на шумовку, и солнышко припекало совершенно по-летнему — а Дарька не вылезала из простуды. Каждые две-три недели имели стандартный набор: небольшая температура, кашель, насморк. Зимой и осенью Кате это казалось вроде как нормально: первый класс, акклиматизация, смена обстановки… Дарька и в саду первую зиму так же болела, а потом прошло. Но тогда ей было три, а теперь семь. Должна была уже перерасти. Вроде простужаться-то негде: и одета тепло, и по лужам не шастает, да и вообще для простуды не сезон, а все болеет и болеет. Чем только не капали, чем не полоскали — проходило совсем немного времени, и «острое респираторное» шло на новый виток. Районная педиатрша ничего определенного не говорила. Только витамины рекламные продать пыталась, по девятьсот рублей упаковка.
Подозрения у Кати на Дарькин счет были нехорошие. И она, договорившись через школьную подругу-врача, потихоньку от Сергея отвела дочку на консультацию в модную детскую клинику «для богатых». Скидку сделали половинную, но все равно встало в копеечку.
У Дарьки брали кровь из пальца и из вены, мазок из зева, делали снимок носовой перегородки, — но ничего не нашли. Старенький профессор, посмотрев все результаты, только головой покачал.
— Скажите, мамочка, животные в доме есть?
— Да. Кот, — ответила Катя.
— Его Тимоша зовут! Он такой, он такой! — затараторила Дарька вперед матери, помогая себе жестами. — Я его даже лапу подавать научила!
Катя непроизвольно скривилась. Помнила она эту «лапу». Дарьку, полулежащую на полу, и хозяина напротив. Как он сидел, брезгливо отвернув морду и глядя в сторону, с униженным видом, пока Дарька тормошила его: «Тима, дай лапку!» — и подсекала ее ладонью, а потом хватала под мышкой и трясла: «Мама! Смотри! Получилось!»
— Дашенька, помолчи немножко, — строго сказала Катя. — Не перебивай доктора!
Профессор улыбнулся.
— И сколько же лет вашему коту?
Катя пожала плечами:
— Точно не знаю. Наверное, лет пятнадцать-шестнадцать. А может, больше… Понимаете, этот кот… Он не совсем наш. Он нам достался… в наследство.
— Понятно, — сказал профессор и улыбнулся Дарьке. — Ты, Дашенька, выйди ненадолго в коридор, на диванчике подожди. Там журналы разные, раскраски. Поиграй. А мне с мамой посекретничать нужно.
Дарька ретировалась за дверь. Катя напряглась.
— Прежде всего, мамочка, я хочу вас успокоить: никакого криминала в состоянии ребенка я не наблюдаю. Это — самое главное, что вы должны знать.
Катя выдохнула облегченно.
— Но! — продолжал профессор. — Если не принять мер, уже через год-полтора картина, всего вероятнее, будет не такая радужная.
Катя опять напряглась.
— От кота, мамочка, придется избавиться, — строго сказал профессор. И, проследив, как Катя меняется в лице, добавил: — Что бы вы там себе ни думали, ребенок вам дороже. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Посудите сами — старое животное. Собирает пыль. Обмен веществ нарушен — не может быть не нарушен, если вашему коту столько лет, сколько вы говорите. Шерсть лезет. Ведь лезет?