Эти традиціонные порядки тянутся вплоть до нашего времени. Не говоря уже о томъ, что поразительная жестокость управляющихъ заводомъ вошла въ пословицу, не далѣе какъ въ 1871 г. на Карѣ практиковалась средневѣковая пытка. Даже такой осторожный писатель, какъ г. Ядринцевъ, разсказываетъ о случаѣ пытки, практиковавшейся начальникомъ пріисковъ, Демидовымъ, надъ свободной женщиной и ея 11-ти-лѣтней дочерью.
«Въ 1871 г., — говоритъ Ядринцевъ, — смотритель Карійскаго золотого промысла, Демидовъ, открылъ убійство, совершенное однимъ каторжнымъ; чтобы раскрыть всѣ подробности преступленія, Демидовъ пыталъ черезъ палача жену убійцы, которая была женщина свободная, пришедшая въ Сибирь съ мужемъ добровольно и слѣдовательно избавленная отъ тѣлеснаго наказанія; потомъ онъ пыталъ 11 лѣтнюю дочь убійцы; дѣвочку держали на воздухѣ и палачъ сѣкъ ее плетью съ головы до пятъ; ребенку дано уже было нѣсколько ударовъ плети, когда она попросила пить; ей подали соленаго омуля. Плетей дано было бы и больше, если бы самъ палачъ не отказался продолжать битье»[32].
Люди не дѣлаются такими звѣрями сразу и всякій вдумчивый читатель пойметъ, что Демидовъ воспиталъ и развилъ въ себѣ эту жестокость путемъ долговременной практики, которая, въ свою очередь, была возможна лишь вслѣдствіе его полной безнаказанности. Въ виду того, что женщина, подвергнутая истязаніямъ, не была арестанткой, ея жалобы дошли до начальства; но на одинъ эпизодъ, случайно обнаружившійся, сколько сотенъ случаевъ такого же рода остались не обличенными и никогда не будутъ отданы на судъ общественнаго мнѣнія!
Мнѣ остается сказать лишь нѣсколько словъ о тѣхъ ссыльно-каторжныхъ, которыхъ казна отдаетъ въ наймы владѣльцамъ частныхъ золотыхъ пріисковъ. Эта система не была еще введена во время моего нахожденія въ Сибири и свѣдѣнія о ней, вообще, не отличаются обиліемъ. Я знаю только, что опытъ былъ признанъ неудачнымъ. Лучшіе изъ частныхъ владѣльцевъ избѣгаютъ нанимать ссыльно-каторжныхъ, убѣдившись вскорѣ на опытѣ, что всякое соприкосновеніе съ чиновниками въ Сибири приходится дорого оплачивать; лишь мелкіе промышленники или люди, не брезгующіе ничѣмъ, продолжаютъ пользоваться наемнымъ арестантскимъ трудомъ. На пріискахъ такихъ промышленниковъ арестантамъ приходится меньше страдать отъ жестокости надсмотрщиковъ, но зато они страдаютъ отъ недостаточнаго питанія, непосильнаго труда и скверныхъ помѣщеній, не говоря уже объ утомительности долгаго пути съ пріисковъ и обратно, по тропинкамъ, прорѣзывающимъ дикую Сибирскую тайгу.
Что же касается соляныхъ варницъ, гдѣ работаетъ нѣкоторое число ссыльно-каторжныхъ и теперь, то это самый худшій вид каторги и я никогда не забуду поляковъ ссыльныхъ, которыхъ мнѣ пришлось видѣть на Усть-Кутскомъ соляномъ заводѣ. Вода соляныхъ источниковъ обыкновенно выкачивается при помощи самыхъ примитивныхъ механическихъ приспособленій; и работа при насосахъ, которая продолжается и въ теченіи всей зимы, по общему отзыву — очень изнурительна. Но еще хуже положеніе рабочихъ, занятыхъ при громадныхъ сковородахъ, на которыхъ выпаривается соль и подъ которыми для этой цѣли разводится адскій огонь. Людямъ приходится по цѣлымъ часамъ стоять совершенно обнаженными, мѣшая разсолъ въ сковородахъ: по ихъ тѣлу струится потъ отъ невыносимой жары и въ то же время они стоятъ на сквозномъ потокѣ холоднаго воздуха, проходящаго сквозь зданія, чтобы способствовать скорѣйшей выпаркѣ соли. За исключеніемъ немногихъ, занятыхъ той или иной формой болѣе легкаго труда, всѣ видѣнные мною на этомъ заводѣ каторжане болѣе напоминали призраки, чѣмъ живыхъ людей. Чахотка и цынга собираютъ обильную жатву среди этихъ несчастныхъ.
Я не буду касаться въ настоящей главѣ послѣдняго нововведенія — каторжной работы и поселенія ссыльныхъ въ новой, болѣе отдаленной Сибири, на островѣ Сахалинѣ. Судьба ссыльныхъ на этомъ островѣ, гдѣ никто не хочетъ селиться по доброй волѣ, ихъ борьба съ безплодной почвой и суровымъ климатомъ, будетъ разсмотрѣна мною въ отдѣльной главѣ. Я не буду также касаться на этихъ страницахъ положенія ссыльныхъ поляковъ, попавшихъ въ Сибирь послѣ возстанія, въ 1863 г. Ихъ судьба заслуживаетъ болѣе, чѣмъ бѣглой замѣтки. Я еще ничего не сказалъ о громадной категоріи ссыльныхъ, посылаемыхъ въ Сибирь, съ цѣлью водворенія ихъ тамъ въ качествѣ земледѣльческихъ рабочихъ и ремесленниковъ.
Тѣ изъ нихъ, которые были присуждены къ каторжнымъ работамъ, не только лишаются всѣхъ личныхъ и гражданскихъ правъ, но также и права возвратиться на родину. Вслѣдъ за ихъ освобожденіемъ отъ каторжныхъ работъ, они включаются въ огромную категорію ссыльно-поселенцевъ и остаются въ Сибири на всю жизнь. Возвратъ въ Россію имъ отрѣзанъ навсегда. Категорія ссыльно-поселенцевъ отличается наибольшей численностью въ Сибири. Она состоитъ не только изъ освобожденныхъ отъ каторжной работы, но также изъ почти 3000-наго контингента мужчинъ и женщинъ (28.382 въ теченіи 10 лѣтъ, съ 1867 по 1876), высылаемыхъ ежегодно въ качествѣ ссыльно-поселенцевъ, т.-е. долженствующихъ быть поселенными въ Сибири съ лишеніемъ всѣхъ или нѣкоторыхъ личныхъ и гражданскихъ правъ. Къ этимъ ссыльно-поселенцамъ, или просто поселенцамъ, какъ ихъ обыкновенно называютъ, должно прибавить 23.383 высланныхъ въ теченіи тѣхъ же 10 лѣтъ на водвореніе, т.-е., на поселеніе съ лишеніемъ нѣкоторыхъ гражданскихъ правъ; 2.551 высланныхъ на житье, безъ лишенія правъ, и 76.686 высланныхъ въ теченіи того же самаго періода времени административнымъ порядкомъ; такимъ образомъ, общее число ссыльныхъ этой категоріи за 10-ти лѣтній періодъ достигаетъ почти 130.000 чел. Въ теченіи послѣднихъ 5 лѣтъ эта цифра еще увеличилась, такъ какъ она доходила до 17.000 чел. въ годъ.
Мнѣ уже приходилось говорить въ другомъ мѣстѣ настоящей книги о характерѣ тѣхъ «преступленій», за которыя эта масса человѣческихъ существъ выбрасывается изъ Россіи. Что же касается ихъ положенія въ странѣ изгнанія, то оно оказалось настолько печальнымъ, что по этому вопросу въ послѣдніе годы создался цѣлый отдѣлъ литературы, занявшійся разоблаченіемъ ужасовъ ссылки. По этому поводу назначались оффиціальныя разслѣдованія; была напечатана масса статей, посвященныхъ вопросу о результатахъ ссылки въ Сибирь, и всѣ они пришли къ слѣдующему выводу: за исключеніемъ отдѣльныхъ случаевъ, вродѣ напр. превосходнаго вліянія польскихъ и русскихъ политическихъ ссыльныхъ на развитіе ремесленнаго дѣла въ Сибири и такого же вліянія сектантовъ и украинцевъ (которые высылались въ Сибирь сразу цѣлыми волостями) на развитіе земледѣлія, — оставляя въ сторонѣ эти немногія исключенія, громадная масса ссыльныхъ, вмѣсто того, чтобы снабжать Сибирь полезными колонистами и искуссными ремесленниками, снабжаетъ ее лишь бродячимъ населеніемъ, въ большинствѣ случаевъ нищенствующимъ и не способнымъ ни къ какому полезному труду (см. работы и статьи Максимова, Львова. Завалишина, Ровинскаго, Ядринцева, Пэйзена, д-ра Шперха и многихъ другихъ, а также выдержки изъ оффиціальныхъ изслѣдованій, приводимыя въ этихъ работахъ).
Суммируя результаты вышеупомянутыхъ работъ, мы находимъ, что хотя съ 1825 по 1835 годы въ Сибирь было выслано болѣе полумілліона людей, изъ нихъ не болѣе 200.000 находилось въ 1885 г. занесенными въ списки мѣстнаго населенія; остальные или умерли, не оставивъ послѣ себя потомства, или исчезли безслѣдно. Даже изъ этихъ 200.000, которые фигурируютъ въ оффиціальныхъ спискахъ, не менѣе одной трети, т.-е. около 70.000 (и даже больше, согласно другому исчисленію) исчезли въ теченіи послѣднихъ нѣсколькихъ лѣтъ, неизвѣстно куда. Они улетучились, какъ облако въ жаркій лѣтній день. Часть изъ нихъ убѣжала и присоединилась къ тому потоку бродягъ, насчитывающему около 20.000 ч., который медленно и молчаливо пробирается сквозь Сибирскую тайгу съ востока на западъ, по направленію къ Уралу. Другіе — и такихъ большинство, — усѣяли своими костями «бродяжные тропы» по тайгѣ и болотамъ и дороги, ведущія на золотые пріиски и обратно. Остальные составляютъ бродячее населеніе большихъ городовъ, пытающееся избѣжать обременительнаго надзора при помощи фальшивыхъ паспортовъ и т. п.
Что же касается 130.000 ссыльныхъ (по другому исчисленію эта цифра значительно меньше), остающихся подъ контролемъ администраціи, они являются, согласно свидѣтельствамъ всѣхъ изслѣдователей, какъ оффиціальныхъ такъ и добровольныхъ, бременемъ для страны вслѣдствіе нищенскаго положенія, въ которомъ они находятся. Даже въ наиболѣе плодородныхъ губерніяхъ Сибири, — какъ напр. Томская и южная часть Тобольской губ., — лишь 1/4 всего числа ссыльныхъ имѣетъ собственные дома и лишь 1 изъ 9-ти занимается земледѣліемъ. Въ восточныхъ губерніяхъ этотъ процентъ еще менѣе значителенъ. Тѣ изъ ссыльныхъ, которые не занимаются земледѣльческой работой, — а такихъ на всю Сибирь насчитывается около 100.000 мужчинъ и женщинъ, — обыкновенно бродятъ изъ города въ городъ безъ постояннаго занятія, ходятъ на золотые пріиски и обратно, или перебиваются со дня на день по деревнямъ въ неописуемой нищетѣ, страдая всѣми пороками, являющимися неизбѣжнымъ послѣдствіемъ нищеты[33].
Въ объясненіе этого явленія можно указать на нѣсколько причинъ. Но, по отзывамъ всѣхъ, главной изъ нихъ является та деморализація, которой подвергаются арестанты во время заключенія въ тюрьмахъ и въ теченіи долгаго странствованія по этапамъ. Еще задолго до прибытія въ Сибирь, они уже деморализованы.
Вынужденная лѣность въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ въ мѣстныхъ острогахъ, развившееся въ острогахъ пристрастіе къ азартнымъ карточнымъ играмъ; систематическое подавленіе воли арестанта и развитіе пассивности являются прямой противоположностью той моральной силы, которая требуется для успѣшной колонизаціи молодой страны; нравственное разложеніе, потеря воли, развитіе низкихъ страстей, мелочныхъ желаній и противообщественныхъ идей, прививаемыхъ тюрьмою — все это необходимо принять во вниманіе, чтобы вполнѣ оцѣнить всю глубину развращенія, распространяемаго нашими тюрьмами и понять, почему бывшіе обитатели этихъ карательныхъ учрежденій навсегда теряютъ способность къ суровой борьбѣ за существованіе въ приполярной русской колоніи.