— Вы это не сделаете! — я не узнаю собственного голоса, так жалко он звучит. И дрожит. И колени тоже дрожат, хорошо, что под длинным пышным платьем этого не видно.
Хотя Арбенин, кажется, все равно знает о моем состоянии. Иначе с чего бы ему ухмыляться с таким довольством? Он уверен, что выиграл. Добился своего.
— И кто же меня остановит? Может быть, ты? — мужчина медленно приближается ко мне.
Я опускаю голову и втягиваю плечи, словно в ожидании удара. Знаю, что не тронет, но тело реагирует быстрее, чем успеваю это осознать.
Лучше бы и правда ударил. Физическую боль смогла бы стерпеть… Но вот что делать со слепящей, разъедающей душу кислотой? У меня же нет никаких доказательств… Ничего, кроме собственных слов. Но что значат слова, когда существует такое яркое визуальное подтверждение?
Снова смотрю на раскиданные по столу фотографии. Смотрю — и не могу поверить. Откуда он только их взял? Как?! Да, я подозревала, что ради своей цели этот человек пойдет на многое, но такое и представить не могла.
Сердце пропускает удар. Еще один. И еще… Почему именно сегодня? Зачем Арбенин дотянул именно до этого дня? Самого главного дня в моей жизни, который должен был стать еще и самым счастливым. Теперь уже не станет…
— Зачем вам это? — я поднимаю глаза на непроницаемое лицо монстра. От него разит таким холодом, что у меня немеют пальцы. — За что вы так его ненавидите? Почему не хотите, чтобы он был счастлив?
— Ну что ты, милая, — губы мужчины вытягиваются в какое-то подобие улыбки, но от нее становится еще более жутко. — Как раз наоборот, я забочусь о своем сыне. Ты же не считаешь, что в самом деле способна сделать его счастливым? Не настолько же глупа…
Я не знаю, что ему возразить. Слишком хорошо помню каждое слово Егора, каждый жадный взгляд, каждое прикосновение. Это была не игра — он действительно любит меня. Но разве чувства станут достаточным аргументом для его отца?
— Я его люблю… — слова звучат так тихо, что сама с трудом их различаю. Но Арбенин слышит, и его ухмылка становится шире.
— А зачем ему твоя любовь? Какой с нее толк? Он ничего в жизни не достиг, никчемный романтик. Неужели думаешь, я позволю ему связаться с такой же пустышкой?
— Какая разница, с кем он свяжется? Вам же плевать на него!
Арбенин приближается почти вплотную, так что ощущаю исходящий от него жар. Вижу вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь. Хочется укрыться от удушающей горькости его парфюма, окутывающей со всех сторон. Точно так же меня обволакивает его сила. Мощная, всепоглощающая энергия, с которой не могу бороться.
— Ошибаешься, девочка. Это на тебя мне плевать. И на всю романтическую чушь, которую ты себе выдумала. А Егор — Арбенин, несмотря ни на что. Вести себя должен соответствующе. И жениться на правильной девушке, а не на такой, как ты.
— Ради достижения своей цели вы готовы даже… — я снова ежусь, рассматривая омерзительные, пошлые сцены с моим участием, запечатленные на раскиданных снимках, — на такую подлость…
— На что угодно, детка. Это война, а в войне, как ты знаешь, любые средства хороши. Свадьбы не будет. Хотя… — они окидывает меня взглядом с ног до головы, шарит по телу, будто раздевая. Не пытается коснуться, но кажется, что меня лапают грязными, потными руками. Пачкают белоснежное платье, пробираясь дальше, под него, позволяя не менее мерзкие вещи, чем на этих фотографиях. — Должен признать, выглядишь ты ослепительно. Жаль, что Егор этого не увидит. Ему бы понравилось. Но если хочешь, я готов заменить его в вашу несостоявшуюся брачную ночь. Уверен, ты запомнишь ее надолго.
— Вы… — я хватаю губами воздух, но все равно задыхаюсь. От боли, от возмущения, от страха. Что же он за человек? Да и человек ли вообще? Как может предлагать такое? — Да вы просто…
Слов не находится. Я не знаю определения, которое подошло бы для такой ситуации. Арбенин ждет какое-то время, продолжая разглядывать меня, а затем усмехается.
— Вот именно. Не может дать достойный отпор противнику, не стоит и ввязываться в сражение. Все равно проиграешь. Знай свое место, девочка, целее будешь.
Берет в руки телефон, нажимая какие-то кнопки, и лицо преображается. Он выглядит, как обожравшийся сметаны кот — довольным настолько, будто только что урвал где-то главный приз.
— На экране все еще интересней. Приблизить можно и рассмотреть в деталях, — разворачивает телефон ко мне. И я отступаю, пячусь к стене, снова пугаясь той грязи с моим участием, которую так старательно кто-то собрал по приказу Арбенина.
— Ну что, порадуем жениха? — это не вопрос, он просто ставит меня перед фактом того, что собирается сделать. Я в отчаянье мотаю головой.
— Не надо. Пожалуйста.
Мужчина обнажает идеально ровные зубы. Только это не улыбка. Оскал хищника, добравшегося, наконец, до добычи. И во всей вселенной нет силы, способной его остановить.
Он снова сует телефон к моему лицу, так чтобы я наверняка видела следующие действия. И находя в списке контактов имя сына, нажимает на кнопку «отправить». А потом, продолжая ухмыляться, но больше не произнося ни слова, разворачивается и покидает квартиру.
Хлопает входная дверь — и что-то обрывается внутри. Растыкается болезненной, жгучей тяжестью. Будто он выстрелил в упор, и остаются лишь считанные секунды, пока можно еще дышать, но пуля уже нанесла непоправимый ущерб.
Тяну пересохшими губами воздух, да только не помогает. Хотя разве может сейчас хоть что-то помочь? Начинаю дергать застежку на платье. Ту самую кучу крючочков, о которых говорил Егор. Которые он так и не расстегнет…
— Юль, не дури, — откуда-то издалека доносится голос сестры. — Поговори с ним хотя бы. Вдруг получится все объяснить…
Резко оборачиваюсь, глядя на нее сквозь затянувшую глаза пелену слез. Как вовремя такая поддержка… Вот только где она раньше была?
— Ты же сама говорила, что из этого не выйдет ничего хорошего. Радуйся, что твои пророчества сбылись…
— Юль… — Настя говорит непривычно тихо. Или так кажется из-за ставшего почти невыносимым гула в голове? — Я просто не хотела, чтобы тебе было больно. Но сейчас… не горячись, пожалуйста. Не спеши все ломать. По крайней мере, до разговора с Егором. Ты же не знаешь, что он скажет…
— И правда! — злые слезы бегут по щекам, я неуклюже растираю их руками, видя на ладонях черные потеки от туши. Можно представить, во что превратился макияж, с которым возилась целое утро. Хотя… зачем представлять? Какая разница теперь? — Что же он может сказать, а? В ответ на такое? Что всю жизнь мечтал жениться на шлюхе? Насть, просто уйди сейчас. Пожалуйста. Я не хочу тебя видеть.
Вообще ничего не хочу. Только исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Кажется, рвется тонкая ткань фаты, когда дергаю ее, срывая с головы. Так же остервенело избавляюсь от платья, безучастно глядя, как разлетаются по полу крошечные жемчужинки с лифа. Будто осколки сердца. Вытаскиваю из шкафа первую попавшуюся одежду, хватаю сумку и убегаю из квартиры. Не дожидаясь лифта, несусь вниз по лестнице. Даже странно, что умудряюсь не навернуться: почти ничего не вижу перед собой.
А во дворе все залито солнечным светом. Слепит до боли. Сегодня должен был быть такой ясный, волшебный день… Погода еще не успела измениться и словно по-прежнему готовится к празднику. Хотя кто я такая, чтобы из-за меня перестало светить солнце?
Запоздало понимаю, что телефон остался дома — такси не вызвать. Но машина неожиданно оказывается рядом. Я не знаю, куда и зачем ехать, но бросаюсь к автомобилю с шашечками, припарковавшему неподалеку от подъезда. Забираюсь на заднее сиденье, роняя лицо в ладони. И вдруг слышу незнакомый голос, отдающий команду водителю:
— Поехали!
Глава 24
Распрямляюсь, только теперь замечая, что в автомобиле, кроме меня и водителя есть еще один человек. Незнакомая женщина. Ей немного за сорок, но точно определить возраст не могу: я слишком раздергана, в глазах туман и соображаю с трудом. Понимаю лишь, что влезла вовсе не в пустое такси, и берусь за ручку двери.
— Простите, думала, машина свободна.
Водитель не реагирует, даже зачем-то заводит мотор, а женщина неожиданно протягивает руку и смыкает пальцы на моем запястье.
— Нам нужно поговорить, Юля. Так что не спеши убегать.
Я ошеломленно приоткрываю рот: еще хватает сил удивляться. Откуда ей известно, как меня зовут?!
— Мы знакомы?
— Лично нет, — качает незнакомка головой. — Но я слышала о тебе. Скоро все объясню, давай только доедем до отеля, где я остановилась. Пока можешь поплакать, ты же это собиралась делать?
Это звучит почти комично, но слезы тут же, как по заказу, начинают литься заново. Даже присутствие чужих людей не останавливает: боль раздирает изнутри, становясь еще острее. Я сейчас могла бы ехать в другом такси. В ЗАГС. К НЕМУ. А вместо этого…
— Тш-ш-ш-ш… — пальцы на моем запястье сжимаются сильнее. — Понимаю, милая, как тебе сейчас тяжело. Но все на свете проходит. И эта боль тоже пройдет.
— Вы просто ничего не знаете… — от собственной беспомощности зачем-то начинаю говорить с посторонним человеком. Нет сил держать все это внутри.
— Я знаю больше, чем ты предполагаешь, — тихо отзывается женщина. — И уж поверь, мне, как никому другому, известно, как умеет наносить удары Александр Арбенин.
Снова замираю, шокированная ее признанием.
— Кто вы?
— Не сейчас, Юля, — ее губ касается едва заметная улыбка. — Подожди немного, пожалуйста.
Я не спорю — отворачиваюсь к окну, прижимаясь щекой к прохладному стеклу. Равнодушно слежу за пролетающими мимо домами. Она сказала, что мы едем в какой-то отель. Пусть будет отель. Какая разница? Мне все равно больше некуда деться, это в любом случае лучше, чем рыдать посреди улицы.
Спустя около четверти часа так же равнодушно иду вслед за незнакомкой в небольшую гостиницу в спальном районе. Девушка не ресепшен бросает на меня испуганный взгляд. Еще бы: волосы растрепаны, лицо распухло от слез и перемазано тушью. Красавица-невеста… Хорошо, что Егор меня не видит, а то сам бы сбежал, как можно дальше.