— Вот он, Бутыкин, во всей своей красе, — указал Костя на спящего бородатого мужчину. — Хорош?
— Хорош, — презрительно отозвался Илларионыч. — Что, разбудим или подождем, пока сам проснется?
— Лучше подождать, — заметил Курбан-Нияз. — Они с утра пили, сильно пьяные были.
— Пусть спят, — решил Костя. — С пьяным говорить бесполезно. Пошли, друзья, отдохнем сами. Положение меняется. Дальше поедем завтра утром.
Перед заходом солнца проспавшийся Бутыкин приплелся к «москвичам» экспедиции. Костя, Илларионыч я Курбан-Нияз, расположившись на кошме возле машин, пили чай. Алексей заканчивал сеанс связи с Ташкентом.
— Кого я вижу! Константин Николаевич, милый мой друг! — хрипло заорал Бутыкин, увидев Костю. — Дай я обниму тебя, дорогой друг! — Он полез к Косте с распростертыми объятиями.
Коричнево-красный, потный, со сбившейся на сторону бородой, пахнувший перегаром спирта, он был настолько мерзок, что Костя с трудом скрыл чувство гадливости.
— Давайте без лишних нежностей, — отстранил он Бутыкина. — Сядьте, поговорить надо!
— Константин Николаевич, — продолжал приставать Бутыкин. — Да как же это? Какой разговор без рюмочки? Я сейчас соображу! Васька, где ты, пьяный черт! Давай сюда спирт, друзья приехали!
— Не нужно спирта, Бутыкин. Вы же знаете, что я не пью, — довольно резко сказал Костя. — Садитесь, мне нужно с вами серьезно поговорить.
Не слушая Костю, Бутыкин продолжал свои попытки обнять и облобызать «приятеля». Костя ничего не мог поделать с назойливым пьяницей. Илларионычу надоело смотреть на всю эту комедию, он поднялся на ноги, крепко взял Бутыкина за плечи и посадил на кошму рядом с собой.
— Сидеть! — строго приказал он. — Сидеть, иначе свяжу!
Почувствовав силу рук Илларионыча, Бутыкин угомонился.
— Выпейте чаю, Бутыкин. Вам это сейчас полезней рюмочки.
Бутыкин одну за другой выпил несколько пиал крепкого чая и, громко рыгнув, выразил свое удовлетворение.
— Ну как, легче стало? — поинтересовался Илларионыч.
— Легче, — пробурчал Бутыкин.
— Соображать можешь?
— Вроде могу.
— Вот теперь давай потолкуем.
— Пожалуй, потолкуем. Только, может, в честь праздничка пропустим все-таки по единой?
— Не стоит.
— Ну как знаете.
— Что вы здесь ищете, Бутыкин? — спросил Костя.
— Константин Николаевич, дорогой, милый, выручайте. У меня большой заказ на туркестанских агам и варанов, а я за неделю еще и одной штуки не заготовил.
— В чем же дело?
— Сам я, как вы знаете, ловить не мастер, а ребятишки местные словно побесились. Требуют показать им прейскурант, иначе ловить не соглашаются. Кто-то им здесь рассказал, что ящериц и змей принимают по цене, обозначенной в прейскуранте. А какой мне расчет принимать у них ящериц по ценам прейскуранта? Ведь тогда я ни копейки не заработаю.
— Но вы же зарплату получаете да еще командировочные!
— Зарплату! Командировочные! — передразнил Бутыкин Алексея. — Молод ты еще в разговор старших вступать. Разве это заработок? Это так, на водку и на табак. Настоящие денежки вот отсюда идут, с заготовки.
Он еще не отрезвел полностью и выбалтывал сокровенное.
— Константин Николаевич, роднуля, выручайте. Вы можете быстро отловить мне нужное количество. Заработок пополам. Я вас не обижу…
— Интересно, — не отвечая прямо на его вопрос, задумчиво сказал Костя, — знают об этом в нашей конторе?
— Зачем им знать? — удивился Бутыкин. — Они дают деньги и получают животных, а остальное их не касается. Ну как, согласны немного подзаработать и меня выручить?
— Молодец Юрий, — заметил Илларионыч. — Это он открыл глаза людям. Теперь Бутыкину наживаться здесь не придется.
— Какой Юрий? — встревожился Бутыкин.
— Соколов, — ответил Костя. Он немного помолчал и сказал громко, обращаясь к друзьям. — Товарищи, вы слышали, что Бутыкин предлагал мне пойти на обман и помочь ему присвоить государственные деньги?
Илларионыч и Алексей согласно кивнули головами.
— Ну раз слышали, так давайте составим об этом акт.
— Составляйте! — захохотал Бутыкин. — Интересно, что вы там напишите?
— А вот что! Как вы, Бутыкин, обманываете детей, выплачивая им неполную стоимость покупаемых вами животных, а остальные деньги присваиваете. Как вы обманом выманили у Анатолия Хасанова больше сорока крупных гюрз и не заплатили ему за них. Как вы, находясь в служебной командировке, систематически пьянствуете и спаиваете других, расходуя спирт, выданный вам для обработки материала. Этого будет вполне достаточно, чтобы вас не только сняли с работы, но и судили как человека, использующего свое служебное положение в корыстных целях. Вам ясно, Бутыкин, какой это будет акт?
— Плевать я хотел на этот акт! — захорохорился заготовитель. — У вас нет свидетелей. Да я его и не подпишу!
— Свидетели — Алексей и Илларионыч. Чтобы все было законно, мы сейчас съездим в райисполком, его председатель Саид-ака не откажет нам в таком важном деле. Мы вас задержим, государственные деньги и имущество сдадим на хранение до приезда нового заготовителя, а вам придется поскучать за решеткой в ожидании суда.
Видя, что дело может кончиться для него плохо, струхнувший и окончательно протрезвевший Бутыкин, заныл:
— Константин Николаевич, зачем все это? Разве я один такой? Разойдемся мирно. Мне ведь тоже жить надо, детей кормить-поить надо…
— А у Тольки Хасанова, которого ты обобрал, разве нет детей? — тихо спросил Илларионыч.
— Ей-богу подохли гюрзы, — попробовал вывернуться Бутыкин.
— Мы спишемся с Хасановым, узнаем точно месяц и год, когда это было, и по документам установим, сколько гюрз подохло, а сколько вы сдали, присвоив деньги, — сказал Костя.
Видя, что от ответственности уйти не удается, Бутыкин начал униженно просить Костю простить ему прошлые проделки, обещая впредь не делать ничего подобного. Не слушая его причитаний, Костя достал лист бумаги, авторучку и стал составлять акт. Бутыкин хотел встать и уйти к своей машине, но, когда Илларионыч положил свою руку ему на плечо, он решил, что благоразумнее будет не двигаться.
Написав акт, Костя прочитал его вслух. Илларионыч и Алексей подписались как свидетели, а Бутыкин заупрямился.
— Давайте его в твою машину, Алеша, — скомандовал Костя. — Поедем в райисполком!
— Не поеду! — завопил Бутыкин. — Не имеете права силой тащить!
— Поедешь, дорогой, обязательно поедешь, — сказал подошедший сзади Курбан-Нияз. — Я и сына своего с собой возьму. Мальчик подтвердит, как ты его уговаривал ловить ящериц и как обещал за них платить.
— Да что же это такое? — взмолился Бутыкин. — Думал встретить друзей и помощников, а оказался среди злейших врагов!
— Вы, пожалуй, правы, Бутыкин, — сказал серьезно Илларионыч. — Такие, как вы, — наши враги. Поехали!
— Ребята, милые, ей-богу больше не буду! Все буду делать только по закону, простите!
— А деньги Хасанова тоже простить?
— Сегодня же отправлю ему сто рублей!
— А остальные?
— Остальные потом, когда сдам животных…
— Нет, так не пойдет. Мы же вас знаем, Бутыкин. Высылайте сегодня же все деньги. Четыреста рублей. Тогда мы еще подумаем, может быть, и простим вас на этот раз.
— Нет у меня таких денег с собой!
— Ну, значит, нам с вами и разговаривать не о чем. Садитесь в машину!
— Не нужно в райисполком! Сейчас поеду и отправлю все деньги.
— Я подвезу вас, — любезно предложил Алексей
— А я буду сопровождать до самой почты, чтобы никто не обидел, — иронически поклонился Илларионыч.
Понурив голову, Бутыкин взял деньги и в сопровождении Илларионыча и Алексея сел в машину.
Через час они возвратились. Бутыкин показал Косте почтовую квитанцию на перевод Анатолию Хасанову четырехсот рублей.
— Ладно, Бутыкин, — сказал Костя, внимательно прочитав квитанцию. — На этот раз мы поверим вам и не будем привлекать к уголовной ответственности. Но запомните на будущее: у нас здесь и везде тысячи друзей — и больших и маленьких. Если вы опять приметесь обманывать людей, то мы все равно узнаем про это, и тогда не ждите прощения. А сейчас убирайтесь прочь, никаких ящериц мы ловить для вас не будем. Понятно?
Как побитая собака, Бутыкин поплелся к своему стану.
Едва забрезжил рассвет первого майского дня, как охотники отправились дальше. Снова выехали на дорогу и помчались, торопясь в кишлак Захчагар, где ожидал их Мустафакул. Прохладный горный воздух вливался в широко открытые окна кабин. Негромко рокотали моторы, дорога текла под колесами пыльной серой лентой.
Восход застал путников уже на подступах к Зиндикану. Шинг остался далеко позади. Нужно было торопиться. Мустафакул не знал точного дня приезда экспедиции и, пользуясь праздниками, мог уехать на несколько дней по своим делам, а для охотников был дорог каждый час. Весна уходила, ей на смену шло жаркое узбекистанское лето. Змеи и в горах могли перейти к ночному образу жизни, а это сорвало бы выполнение задачи, возложенной на экспедицию.
К Захчагару вела хорошо наезженная профилированная дорога.
— Смотри, друже, и удивляйся, — сказал Илларионыч. — В горах, между кишлаками, — и такие дороги! А ведь раньше здесь были только пешеходные и конные тропы.
— Дорога вполне приличная, — согласился Алексей. — Пожалуй, даже лучше, чем была дорога в Тилля-Назар.
Машины быстро пересекли сай, поднялись на холм и остановились возле глубокого обрыва. Далеко внизу, на краю широкой долины, был виден кишлак Захчагар. Он был совершенно непохож на горные кишлаки, которые Алексею приходилось видеть до этого.
Старый горный кишлак обычно представляет собой беспорядочную группу глинобитных кибиток, спрятавшихся за высокими серыми глинобитными дувалами. Ни одно окошко не выходит на улицу. Во двор можно проникнуть только через маленькую калитку.
В Захчагаре среди зелени деревьев правильными рядами стояли белые домики с шиферными крышами. Стекла в окнах домиков приветливо поблескивали в лучах восходящего солнца.