— Алеша, — спросил Илларионыч, — как ты думаешь, какое расстояние до уступа?
— Метров триста.
— Ошибаешься почти наполовину. До него самое меньшее полкилометра.
— Не может быть! Даже из-за уступа слышен голос человека. На полкилометра он не донесется, — возразил Алексей.
— Не спорь, Алеша, — поддержал Илларионыча Костя. — В горах расстояния обычно кажутся меньше, чем на самом деле. Что же касается звука, то отражение от горных склонов и скал позволяет слышать его гораздо дальше, чем на равнине.
Через некоторое время путник, шедший навстречу, преодолел овринг и вышел на склон горы, на котором сидели охотники. Несмотря на то, что по оврингу лошадь шла шагом, она была покрыта белой пеной и тяжело поводила боками. Лицо путника тоже блестело от пота. Подойдя к охотникам, путник почтительно приветствовал их. Обменявшись приветствиями, Мустафакул, Курбан-Нияз и путник завели оживленную беседу. Путник оказался знакомым, он расспрашивал лесника об охотниках, удивленно покачал головой, узнав о том, что охотники будут ловить живьем гюрз, и сказал, что у родника Кызыл-Тепе он часа полтора тому назад видел большую гюрзу. Услышав это, Костя заторопил друзей.
Пожелав друг другу доброго пути, путник и охотники расстались. Караван направился к оврингу, а путник присел отдохнуть на то же самое место, где отдыхали охотники.
Мустафакул взял лошадь за повод и осторожно пошел по оврингу; отпустив его на сотню шагов, подгоняя перед собой осла, пошел Костя. Соблюдая дистанцию, двинулся Илларионыч, за ними Алексей. Шествие замыкал Курбан-Нияз. Каждый из людей подгонял перед собой осла с вьюком.
Алексей пробирался боком, откровенно придерживаясь руками за скалу и стараясь не смотреть вниз, где в синеватой глубине ущелья выступали темные зубцы скал.
Шаг, еще шаг, осел почему-то остановился. Нет, снова пошел вперед. Еще несколько осторожных шагов — и снова нужно ждать, чтобы осел отошел на какое-то расстояние. Кажется, целую вечность тянется этот страшный переход, а до уступа еще так далеко!
Шаг за шагом, придерживаясь за стену обрыва, медленно продвигался Алексей по карнизу. Вот за уступом скалы скрылся Мустафакул с лошадью, подходит к уступу осел, подгоняемый Костей, а Алексей прошел едва половину пути. От напряжения дрожат ноги, в висках отдаются гулкие удары сердца, едкий соленый пот заливает глаза.
Шаг, еще шаг. Где же этот проклятый уступ в конце овринга? Ага, понемногу все же приближается! Костя уже скрылся за ним! Шаг, еще шаг. Черт возьми, как устали ноги! Шаг, еще шаг. Нужно выдержать! Нужно пройти!
Вот и Илларионыч скрылся за уступом. До уступа осталось всего каких-нибудь полсотни шагов.
«Не торопиться, — уговаривал себя Алексей. — Спокойно. Горячность может привести к беде!»
Медленно, размеренно, придерживаясь руками за камни стен, Алексей шагал и шагал, сдерживая в себе бешеное желание одним броском преодолеть остаток овринга. Но вот, наконец, осел осторожно повернул за уступ, Алексей, в последний раз придержавшись за шершавую поверхность стены, тоже миновал уступ и, сделав еще несколько шагов по колеблющейся дорожке, ступил на твердую землю. В нескольких метрах от конца овринга на камнях сидели Мустафакул, Костя и Илларионыч. Алексей шагнул было к ним, но почувствовал, что ноги у него подгибаются. Чтобы не упасть, он побежал на подгибающихся ногах и едва поравнялся с друзьями, как, точно подкошенный, рухнул вперед на вытянутые руки. Несколько минут он не мог сказать ни слова.
— Что, Алеша, не по бульвару гулять? — засмеялся Костя.
— Помирать буду и то вспомню этот овринг, — отозвался Алексей.
— Разве ты раньше не ходил по оврингам? — удивился Мустафакул.
— Не ходил, это в первый раз.
— Э, да ты совсем молодец! В первый раз не каждый без посторонней помощи пройдет по такой тропе. Я не знал, иначе не пустил бы тебя одного по карнизу. — Мустафакул удивленно покачал головой.
Из-за уступа вышел последний осел, а за ним и Курбан-Нияз. Горец подошел к сидевшим и тоже присел отдохнуть. Алексей увидел, что и он тяжело дышал, а лицо было покрыто бисеринками пота. Значит, не только для него переход был трудным.
— Давно я не ходил по оврингам, — извиняющимся тоном сказал Курбан-Нияз, заметив взгляд Алексея.
— Чего там оправдываться! — засмеялся Мустафакул. — Я тоже, когда вышел на твердую землю, был мокрый, словно таскал мешки с пшеницей. Это очень трудный овринг. Таких, как этот, у нас в горах немного.
— Александр Алексеевич Шахов, путешествуя по этим местам, писал, что где-то здесь, на скале, есть арабская надпись: «Будь осторожен, как слезинка на веке! Здесь от жизни до смерти всего один шаг!» — сказал Костя.
— Действительно, только один шаг, — улыбнулся Илларионыч. — Но когда держишь змею в руке, находишься от смерти гораздо ближе, а иногда, пожалуй, в сантиметре…
— Там другое дело, Илларионыч, там азарт борьбы прогоняет страх, что ли…
— Э-э… — засмеялся Мустафакул. — Для мыши самый страшный зверь кошка, а для слона — мышь. Я лучше три таких овринга пройду, чем одну змею поймаю. А ты — наоборот. Кто к чему привык!
Отдохнув, охотники отправились дальше. Тропа свернула в сторону от стены Кугитанга и, едва заметно снижаясь, потянулась к стоявшим ниже зарослям арчи. Идти было легко. Солнце приятно грело спину, а лицо овевал прохладный встречный ветерок.
— Вот, — сказал Мустафакул, указывая на холм с плоской вершиной. — Это Кызыл-Тепе. За ним Илян-сай. Скоро придем.
С холма Кызыл-Тепе открылся вид на узкое с крутыми обрывистыми берегами ущелье. Из склонов выступали серые клыки гранитных скал. Ущелье, мало-помалу расширяясь, уходило вдаль, теряясь где-то в голубоватой дымке. Дно ущелья поросло клочкастой сухой серо-желтой травой, через которую пробивались молодые зеленые побеги. У холма Кызыл-Тепе виднелись остатки строений, росли фруктовые деревья.
— Вот Илян-сай, — показал лесник. — Он тянется вниз километров на двадцать. В нижнем конце перегорожен горами с такими крутыми склонами, что по ним даже дикие козы прыгают с трудом. Здесь, наверху, он неширок, а ниже раскидывается на несколько километров. Сейчас в Илян-сае никто не живет. Немного позднее, когда вырастет трава, сюда придут косить сено. Змей я встречал чаще здесь, наверху, и чуть пониже, возле начала кустарника. Вон там, возле скалы, есть хорошее, место для нашего стана. Рядом родничок и сухие деревья.
Караван спустился в Илян-сай и направился к месту стоянки. Место, которое показал Мустафакул, было очень удобным и живописным. Громадная серо-голубоватая скала защищала ровную зеленую площадку от прямых солнечных лучей. Из-под скалы выбивался весело журчавший ручеек с кристально чистой водой. Чуть ниже по течению ручейка зеленели молодой листвой тутовые деревья.
Охотники быстро развьючили животных, стреножили их и отпустили пастись. Так же быстро и дружно поставили две палатки и снесли в них вещи. Пол палаток покрыли толстой серой кошмой, через которую не проникала сырость весенней, напоенной влагой земли. Когда все было готово, Костя шутливо обратился к Мустафакулу:
— Ну, друг, веди, показывай, где здесь затаилась сотня гюрз?
— Костя, дело идет к вечеру, давай сегодня отдохнем, — посоветовал лесник. — После такой дороги все устали.
— А, Мустафакул, боишься, что мы не найдем здесь одиннадцать змей на одном дереве! — засмеялся Курбан- Нияз.
Мустафакул побагровел.
— Идем, — порывисто встал он. — Я покажу вам это дерево. На нем всегда есть несколько змей!
— Илларионыч, вы, пожалуй, останьтесь в лагере. Отдохните и приготовьте ужин, а мы скоро придем, — сказал Костя.
— Я предпочел бы пойти с вами, — возразил Илларионыч.
— Нет, дружище, вам лучше остаться, — твердо сказал Костя.
Илларионыч, не скрывая своего недовольства, остался возле палаток. Все остальные, предводительствуемые Мустафакулом, направились вниз по течению ручейка. Лесник быстро шел к противоположному склону ущелья.
Подойдя поближе к обрыву, охотники увидели, что его глинистая стена изрыта множеством норок, в которых жили золотистые и зеленые щурки. Множество этих ярко окрашенных птиц реяло в воздухе. Птицы то подлетали к норкам и ныряли в них, то, покидая гнезда, вновь взмывали в воздух, то присаживались на ветки тутового дерева, стоявшего рядом с обрывом на берегу ручейка.
— Вот это дерево, — показал лесник.
— Для гюрз место очень подходящее, — заметил Костя. — Эти змеи любят, чтобы вода была рядом. Пища тоже под боком — птицы. Ну-ка повнимательнее осмотрим дерево и прилегающую местность.
Окружив дерево, охотники принялись разглядывать его раскидистую крону. Приближение людей спугнуло птиц, сидевших на ветках. Они стайкой взлетели, но почти тут же другие щурки начали присаживаться на ветки.
Прошло не более минуты, как Курбан-Нияз сказал:
— Костя, вижу змею на ветке!
— Где?
— Иди сюда. Вот, смотри по направлению моего крючка.
— Вижу! Это гюрза. Да тут еще одна! Смотри, Курбан-Нияз, она лежит на другой ветке немного повыше.
Стоявший с другой стороны дерева Мустафакул тоже позвал Костю:
— Костя, я вижу сразу три змеи на большой ветке!
Алексей подошел к Мустафакулу и посмотрел туда, куда он показывал палкой. Точно! На большой ветке можно было рассмотреть три змеи, расположившиеся недалеко друг от друга. Одна обвила тонкую обломанную веточку и выставила голову над местом излома. Кожа змеи совершенно не отличалась по цвету от серой, изрезанной трещинами коры дерева. Змея лежала неподвижно и казалась естественным продолжением ветки. Вторая гюрза пристроилась на толстом узловатом развилке у главного ствола. Она свернулась клубком, на ее туловище были видны какие-то утолщения. Третья змея перекинула свое гибкое тело с одной ветки на другую.
Внимательно осматривая дерево, охотники обнаружили на нем еще несколько змей. Они лежали неподвижно, подстерегая неосторожных птиц.
— Алеша, быстро вернись к Илларионычу и позови его сюда. Отлавливать змей будем мы с ним. Мустафакул и Курбан-Нияз, вы возвращайтесь в лагерь и займитесь приготовлением ужина. Давайте, друзья, побыстрее, до вечера совсем немного времени.