— Нужна она нам, как собаке пятая нога, — ворчал Илларионыч, с трудом вытаскивая рацию. — И весит ведь, черт знает, килограммов пятнадцать, не меньше…
— Ладно, Илларионыч, будет… Везет же ее «москвич», а не вы. А пользу она еще принесет. Вот увидите. Давайте колесо.
Вскоре поехали дальше. Но как ни выжимал Алексей газ, красного «москвича» все не было видно. Далеко ушел Костя, пока они с колесом возились.
Стемнело, пришлось включить фары. Молча вглядывались в извивающуюся дорогу — что там, за поворотом?
После одного из очередных спусков, резко свернув и косое ущелье, дорога вышла к ярко освещенной чайхане, повисшей над горной речушкой под сенью огромной чинары. Рядом с чайханой по обочине дороги стояли грузовые автомобили. Здесь же стоял и Костин «москвич».
— Что, Костя, ночевать будем? — спросил Алексей.
— Нет, попьем водички и дальше. Скоро вырвемся на плоскогорье, оттуда до Шинга каких-нибудь сорок километров, не стоит задерживаться. Вы куда делись? Думал уж ехать за вами.
— Колесо меняли.
— Костя, — вмешался Илларионыч, — и ты, и Алексей устали. Целый день за рулем. Проехали перевал. Может быть, заночуем здесь?
— Нет, Илларионыч, нет, — настойчиво сказал Костя. — Не будем ночевать в горах. Едем дальше. До Шинга рукой подать. Ты поезжай с Алексеем. Вдвоем вам будет веселее, ну а я и один не заскучаю. Еще полтора часа — и будем на месте.
— Дело ваше, Константин Николаевич, — недовольно сказал Илларионыч. — Ехать, так ехать. Но все же я на всякий случай захвачу здесь водички про запас.
Он достал из кабины бидон и набрал в него воды
На преодоление оставшихся подъемов и спусков потребовалось больше часа. Когда же, наконец, выехали на ровную дорогу, Алексей почувствовал, что ему неодолимо хочется спать. Как и вчера, глаза сами закрывались и голова клонилась на рулевое колесо. Илларионыч давно дремал.
— Нет, так нельзя, — громко сказал сам себе Алексей, тряхнул головой и окликнул соседа. — Эй, Илларионыч, не спать!
Илларионыч вздрогнул и что-то недовольно пробурчал, не открывая глаз.
В этот момент Алексей заметил, что идущий впереди на скорости около пятидесяти километров в час «москвич» Кости вдруг замедлил ход и безвольно покатился к кювету.
— Илларионыч, — тревожно крикнул он, — у Кости что-то неладно!
— Что случилось? — сразу проснулся Илларионыч. Он взглянул вперед и закричал:
— Давай сигнал, мигай фарами, Алеша! Спит он, заснул за рулем.
Ночь прорезал сильный и резкий звук автомобильного сигнала. Замелькали вспышки света от переключаемых Алексеем фар. Уже почти забравшийся в кювет красный «москвич» резко повернул влево, въехал на середину шоссе и остановился.
Илларионыч на ходу выскочил из машины и бросился к Косте:
— Что с тобой?
— Понимаешь, Илларионыч, — виновато произнес тот, — заснул.
— Стоп! — тоном, не допускающим возражений, заявил Илларионыч. — Дальше не едем. И ты, и Алешка спите, как сурки, устали за день. Еще свернетесь куда-нибудь в обрыв. Сейчас найдем подходящее место, встанем — и спать! Все добрые люди давно спят: сколько проехали — и ни одной встречной машины. Утром за полчаса доедем!
Ему никто не возражал.
К полудню следующего дня они подъехали к развилке. Остановились.
— Гонять обе машины в Шинг нет смысла, — сказал Костя. — Через несколько километров все равно сворачивать на Чилля-Мазар. Вы поезжайте прямо к Чилля-Мазару. А я съезжу в Шинг, возьму Курбан-Нияза и часа через три приеду к вам.
— Ладно, — согласился Илларионыч. — Только не задерживайся. А то я знаю тебя, начнешь искать гюрз в Шинге и про все забудешь.
— Не задержусь, — смутился Костя. — А вы у речки можете поискать, пока я вернусь. Там, наверное, кое-что есть…
Они разъехались. Дорога проходила вдоль старого русла через ущелье, потом горы отступили, и голубой «москвич» выехал на ровное место.
Перед ними открылась широкая долина, посредине которой прихотливо извивалась речка, а вдали виднелись сады и кибитки горного кишлака.
Не доезжая до кишлака, Алексей взглянул на спидометр и сказал:
— Едем пятнадцатый километр. Где останавливаться?
— Вон, на берегу речки урюковые деревья, видишь?
— Вижу.
— Там и остановимся. Костя говорил про это место.
Под раскидистыми урючинамн, усыпанными розово-белыми цветами, оказалась ровная, плотно утоптанная площадка. В нескольких метрах от деревьев она круто обрывалась к речке.
Въехав на площадку, Алексей остановил машину.
Противоположный берег речки густо порос полынью, мятой и мелким кустарником.
— Змей нужно искать на том берегу, — сказал Илларионыч. — Пошли!
Поиски не увенчались успехом. Алексей не успел схватить юркнувшего в норку желтопузика, а Илларионыч, заметив на каменистой отмели скользнувшую в камни змею, безуспешно переворочал множество камней.
Солнце скатилось к западу. Близился вечер, а Кости все не было.
— Ничего здесь не найдем, — с досадой сказал Илларионыч. — Соберем топлива для костра да займемся ужином.
Алексей набрал сухого коровьего навоза. Илларионыч срубил с дерева сухую ветку. Разложив костер, принялись стряпать ужин.
Солнце скрылось за грядой гор. Быстро промелькнули сумерки, и темнота, особенно густая в горах, тесно обступила костер. Он горел ровным неярким огнем. Свет вырывал из темноты небольшой кусочек площадки, матовый голубой борт «москвича» и редкими вспышками взблескивал на никеле ручек и стеклах. Подложив под голову спальный мешок, Алексей лежал на разостланной между машиной и костром кошме и задумчиво смотрел на пляшущие язычки огня.
Илларионыч сидел рядом с ним и время от времени помешивал в котелке ложкой.
— Илларионыч, — вспомнил Алексей, — так вы мне и не рассказали про Курбан-Нияза.
— Курбан-Нияз — проводник науки… Так его называют местные жители, — улыбнулся Илларионыч. — Он водит научные экспедиции по горам и пескам Южного Узбекистана и Туркмении. Все дороги Бабатага, Байсуна, Карлюка и Кугитанга знает, как свой дом. Говорят, что он был проводником красноармейских отрядов во время борьбы с басмачами. Шрам у него на лице, очевидно, от сабельного удара. Я не расспрашивал его об этом, неудобно. Знаю только одно — в наших экспедициях не было случая, чтобы он заблудился или не привел в назначенное место. Он отлично знает все местные наречия и языки, прекрасный товарищ, готов поделиться последним, а в трудную минуту большую часть тяжести всегда старается взять на себя.
Илларионыч говорил о своем товарище с большой любовью и уважением.
— Мы бывали иногда в таких переделках, что не будь с нами Курбан-Нияза, то, может быть, даже нам с тобой сейчас и разговаривать не пришлось бы. Каждый год все лето, а иногда и зимой он водит экспедиции… Как видишь, недаром его так прозвали…
— Проводник науки, — задумчиво произнес Алексей, — это хорошо…
Вдалеке послышался звук мотора. Из ущелья брызнул свет фар, и через несколько минут на площадку перед костром выехал долгожданный красный «москвич».
— Где ты пропал? — напустился на Костю Илларионыч. — Сам же сегодня хотел приехать на место!
— Не мог. Илларионыч, не мог, — оправдывался тот. — Курбан-Нияз долго собирался…
— На Курбан-Нияза вины не сваливай, — рассвирепел Илларионыч, — он человек аккуратный и быстрый, долго собираться не будет. Наверное, до вечера лазил по Кара-Су? Признавайся, сколько гюрз уже поймал, да и где же Курбан-Нияз, если ты его ждал?
Дверка красного «москвича» широко раскрылась, и на площадке появился кто-то четвертый.
— Какой шайтан шумит на Костю? Костя сам хозяин, сам начальник, сам шуметь умеет! Э, да это старый знакомый! Друг Ларивонч, сначал поздоровайся, а потом шуми!
С этими словами в круг, освещенный костром, вступил плотно сложенный узбек среднего роста с окладистой черной бородой и хитро прищуренными веселыми глазами. Он был одет в цветастый ватный халат, какие обычно носят жители гор. На голове у него была такая же цветастая чалма. Широко раскинув руки и улыбаясь, он медведем пошел на Илларионыча…
Вся экспедиция была в сборе.
Голубой «москвич» осторожно взбирался по крутой горной тропке, проложенной для вьючных ослов и телег. В метре слева — отвесная скала, в метре справа — глубокий обрыв, на дне которого глухо шумит бурный поток. Сидя в машине, охотники напряженно вглядывались вперед и от всей души желали, чтобы им никто не встретился. Разъехаться здесь было бы невозможно. Алексей, щурясь от ярких лучей апрельского солнца, крепко сжимал руль, дергавшийся от беспрестанных толчков колес — они то и дело наскакивали на выступающие из-под земли камни. Машину бросало, мотор выл, как будто жаловался на то, что такую маленькую машинку, рассчитанную на увеселительные прогулки по асфальту, заставляют карабкаться по тяжелой горной тропе. Поворот следовал за поворотом, подъем становился круче, Алексей прибавлял и прибавлял газ, а автомобиль полз все медленнее.
— Далеко еще? — не отрывая от дороги глаз, спросил он сидевшего рядом Курбан-Нияза.
— Нет, уже совсем близко, еще полкилометра, больше не будет.
— Поплавим подшипники за эти полкилометра, — проворчал Алексей, но, не сбавляя газа, продолжал вести машину вперед.
— Как бы там ни было, а ехать остается только вперед, — заметил сидевший на заднем сиденье Илларионыч. — Задом три километра нам не спуститься, а развернуть машину негде.
— Черт бы побрал меня за то, что я решил подниматься по этакой круче на машине, — продолжал ворчать Алексей, — лучше бы пешком поднялись.
— Ничего, Алеша, ничего, — примирительно сказал Курбан-Нияз. — Сейчас подъем кончится.
Но за очередным поворотом подъем оказался настолько крутым, что, несмотря на полный газ, мотор не выдержал нагрузки и заглох. Машина вначале встала, а потом медленно покатилась назад к обрыву. Алексей резко нажал на тормоз. Вспыхнули красные огоньки стоп-сигнала, и в полуметре от края обрыва машина остановилась. Илларионыч быстро выскочил из машины, схватил лежавший на дороге большой плоский камень и подсунул его под заднее колесо машины. То же самое он торопливо проделал и с другой стороны.