Вот, кажется, сейчас голова змеи будет прижата, но крючок снова упирается в землю, а змея мечется и опять угрожает охотникам.
Илларионыч решил прижать кобру ногой. Как назло, крючок Алексея опять скользнул мимо змеиной головы. Сделав стремительный рывок, она вцепилась зубами в голенище сапога Илларионыча почти у самого верха, но в тот же момент Алексей подцепил ее крючком, отвел в сторону и плотно прижал к земле. Приближалась развязка.
Прижатая в двух точках, змея не прекращала яростного сопротивления. Пытаясь освободиться, она продолжала извиваться и дергаться. Но теперь тщетно — крючки охотников крепко удерживали ее.
— Беру, — скорее выдохнул, чем сказал Илларионыч. Он нагнулся и быстрым уверенным движением схватил змею чуть позади ее страшной пасти.
Алексей взял у Курбан-Нияза бязевый мешок, широко раскрыл его и подставил Илларионычу. Илларионыч протолкнул в глубь мешка сначала хвост и туловище змеи, потом другой рукой осторожно перехватил снаружи мешка шею змеи, зажал ее вместе с тканью и сказал:
— Завязывай, Алеша, и держи мешок выше завязки.
Алексей завязал мешок и, держа его подальше от себя, сказал:
— Готово!
Илларионыч отпустил голову змеи, она бешено забилась и завертелась, ища выхода, но скоро свернулась в клубок и затихла.
— Опусти на землю и легонько отбрось.
Когда Алексей сделал все, что ему велел Илларионыч, тот поднял мешок со змеей и, держа его выше завязки, понес к машине.
— Ну, — сказал Алексей, утирая лицо рукавом, — кажется, все…
Он достал папиросу, но прикурить не мог: пальцы дрожали.
— Ничего, Алеша, — добродушно улыбнулся Курбан-Нияз. — Привыкнешь. Первый раз и не так бывает…
Вернулся Илларионыч. Похлопал Алексея по плечу:
— Не тушуйся, малый. Я после первой змеи всю ночь уснуть не мог. Это ведь не зайца подстрелить… Давайте завтракать.
— Надо огурцы подобрать, — сказал Алексей.
— А где они? — спросил проводник.
— Возле родника. Только начал их мыть, как увидел кобру. Я рассыпал их, а собирать было некогда.
Курбан-Нияз подошел к роднику и рассмеялся.
— Чего смеешься? — крикнул Илларионыч.
— Нет больше огурцов. Все потоптали…
— Ладно, — примирительно сказал Илларионыч, — обойдемся и без огурцов. Главное — кобра наша!
После завтрака охотники продолжили поиски. Целый день они лазили по обрывам, исследовали развалины старого заброшенного кишлака, но опять ничего не нашли.
— Почин есть, дело будет, — успокаивал себя Илларионыч.
Добыча кобры подняла настроение охотников. Погода тоже способствовала улучшению настроения. Вечер был тихий и теплый.
А ночью, как это часто бывает в горах, неожиданно похолодало. Поднялся сильный ветер, пошел дождь, и охотники поеживались даже в спальных мешках. Утром дождь прекратился, но темные толстые тучи, цепляясь за вершины холмов, полностью закрыли небо.
Термометр показывал всего пять градусов тепла. Выходить на охоту было бессмысленно. Приехал Костя с местным лесником Мустафакулом. Пришли гости — мужчины из кишлака. Началось длительное чаепитие и бесконечная беседа.
Погода не улучшалась. Сильный порывистый ветер свистел в ветвях деревьев, срывая с них мокрые лепестки цветов. Дождь то стихал, то снова принимался лить с новой силой. Холодная пронизывающая сырость пронимала до самых костей. Затопили стоявшую в кибитке печурку. Стало теплее, и все повеселели.
— Эхе! — сказал Курбан-Нияз. — Погода расшалилась не на шутку. Завтра, наверное, опять будем сидеть без дела.
— Рано вы приехали, — отозвался Мустафакул. — Сейчас еще змеи не вышли. Они выйдут в мае, не раньше. Я много хожу по горам, но еще не встречал в этом году змей. А каждый год в мае их бывает очень много. Я помню, как в прошлом году мы хотели прореживать кустарники в Илян-сае. Пошли туда вшестером и не могли работать. На кустах и деревьях было очень много змей. На одном дереве я сам убил одиннадцать змей. Так и ушли оттуда, побоялись, что какая-нибудь укусит.
Курбан-Нияз выслушал собеседника и удивленно покачал головой:
— Вай, вай, Мустафакул, что-то я никогда не встречал столько змей на одном дереве. А ты, Ларивонч, встречал?
Чтобы не обидеть гостя, Илларионыч уклончиво ответил:
— Кто его знает, Курбан-Нияз, всяко бывает.
— Не веришь? — вспыхнул Мустафакул. — Приезжай в мае, когда будет тепло. Я тебе покажу это место! Если ты там не соберешь сто змей, отдам тебе своего карабаира!
— Не нужен мне твой конь, — ответил ему Курбан- Нияз. — Но я все же никогда не видел столько змей в одном сае, а не только на одном дереве.
— Приезжай в мае, увидишь!
— Не ссорьтесь, друзья, — успокаивал их Костя, — В мае съездим в Илян-сай и увидим, кто из вас прав.
Мустафакул не на шутку обиделся. Он встал и, уходя, сказал Курбан-Ниязу:
— Ты знаешь, где я живу, Курбан-Нияз. Через двадцать дней я жду тебя и твоих друзей к себе. Тогда ты увидишь, что я не бросаю слов на ветер!
— Зачем обидел человека? — обратился к Курбан-Ниязу Илларионыч.
— Я его не обижал. Зачем он говорит неправду? — отрезал тот. — Не люблю болтунов!
— Э, Курбан-Нияз, ты не говори так, — остановил его седой старик, сидевший рядом с Илларионычем. — Я знаю Мустафакула с детства. Он никогда не говорит того, чего не видел. Я тоже бывал в Илян-сае, змей там много.
— А ты считал их, Сафи-бобо? — спросил Курбан-Нияз.
— Я не считал, Курбан-Нияз, — ответил старик. — Но все же скажу тебе, что ни в одном сае возле Тилля-Назара нет столько змей, сколько их в Илян-сае, и еще возле Кызыл-Тепе. Я там жил и всю жизнь пас овец. Только вот второй год не пасу.
— Алеша, — сказал Костя, — запиши названия: Илян-сай и Кызыл-Тепе. В мае нужно будет туда съездить.
Когда гости ушли, Костя сел заполнять дневник экспедиции, а Алексей достал из багажника рацию, проверил ее, растянул антенну и, запустив мотор «москвича», включил приемник.
Из репродуктора послышались шорохи, треск и громкий женский голос:
— Говорит Ташкент. Передаем сводку погоды. На ближайшие сутки по областям республики ожидается облачная погода с осадками в виде дождя и снега. В горных районах — дождь, переходящий в снег. Температура ночью три-пять градусов тепла, днем — восемь-девять градусов тепла. Ночью в горах возможны заморозки на почве. Ветер северо-западный три-пять метров в секунду…
Костя внимательно прослушал передачу и, недовольно поморщившись, сказал:
— Вот незадача: ехали — было тепло. Приехали — становится холодно.
— Метеорологи часто ошибаются, — успокоил его Илларионыч. — Поживем, увидим. Чего раньше времени приходить в отчаяние?
Из репродуктора полились звуки музыки. Передавали концерт мастеров искусств. Пела Коммуна Исмаилова. Песня разнеслась по ущелью.
— Алеша, — сказал Костя, — побереги бензин, здесь его трудно достать. Прослушали сводку погоды — и выключай радио.
— Подожди, Костя, — ответил тот. — Сейчас я попробую связаться с Ташкентом. Там ждут моей передачи.
Он что-то переключил, — рация запела тонким звенящим голосом, — и взял в руки микрофон.
— Я Охотник. Я Охотник. Вызываю Науку. Вызываю Науку. Как слышите меня? Как слышите меня? Я Охотник, вызываю Науку. Как слышите меня? Прием.
Репродуктор молчал.
Пел передатчик, посылая в эфир призывы Алексея. Несколько раз вызывал Алексей своего корреспондента, но тот не отвечал.
— Нужен ты кому-нибудь, «Охотник». Будут тебя слушать, как же, — насмешливо сказал подошедший Илларионыч.
Алексей сердито покосился на него, но продолжал вызывать Науку.
— Алеша, как маленький мальчик, воображает себя радистом на Севере. Как же, где-то ждут не дождутся его передач, — продолжал подсмеиваться Илларионыч. Алексей не реагировал на насмешки и продолжал свое дело.
Внезапно репродуктор ожил:
— Я Наука. Я Наука. Охотник, вас слышу хорошо. Охотник, вас слышу хорошо. Как у вас дела? Прием.
Алексей торжествующе посмотрел на Илларионыча и, щелкнув переключателем, ответил:
— Наука, я Охотник. Наука, я Охотник. Вас слышу хорошо. Прибыл на место благополучно. Все в порядке. Отвечайте, как поняли. Прием.
— Я Наука. Я Наука. Охотник, вас понял. Охотник, вас понял. Прием.
— Я Охотник. Я Охотник. Наука, я Охотник. Передайте родным — все здоровы. Машины в порядке. Передайте, что у нас все в порядке. Прием.
— Охотник, я Наука. Вас понял. Я Наука, вас понял. Поздравляю с благополучным прибытием. Поздравляю с благополучным прибытием. Для вас ничего не имею. Для вас ничего не имею. Прием.
Алексей не успел поблагодарить за поздравление. Над кишлаком появился вертолет. Он сделал круг над машинами и опустился вблизи от лагеря. Едва его колеса коснулись земли, как на борту раскрылась дверка и на землю выпрыгнул офицер в зеленой пограничной фуражке. Следом за офицером выпрыгнули два пограничника с автоматами.
Алексей даже не успел ничего сообразить, как они встали у него за спиной.
— Продолжайте прием, — резко сказал офицер.
Репродуктор опять заговорил:
— Я Наука. Я Наука. Охотник, Охотник, я Наука, вас не слышу. Вас не слышу. Где вы пропали? Охотник, вас не слышу. Отзовитесь. Прием.
— Не отвечать, — приказал офицер и, протянув руку из-за плеча Алексея, выключил рацию.
— Прошу предъявить документы, — обратился он к Алексею.
Алексей протянул ему паспорт и документ на рацию.
Костя, сидевший до этого на кошме, встал и подошел к рации.
— Доигрался? — сердито сказал он Алексею. — Тебе же говорили: не бери с собой эту дурацкую игрушку. Теперь будешь отвечать.
— А кто вы? — спросил Костю офицер.
— Начальник экспедиции Попов. Этот новоявленный Кренкель — сотрудник нашей экспедиции.
— Прошу ваши документы.
— Пожалуйста.
Из-за вершины холма снова послышался рокот мотора, и над кишлаком закружил второй вертолет.
— Кузьмин! — не отрываясь от просмотра документов, сказал офицер. — Зеленую ракету!