Кир некоторое время вслушивается, даже шкурить прекратил.
– А в этом языке, – говорит он, используя на сей раз правильное слово, – есть буквы?
– Есть, – киваю. – Только они не такие, как в муданжском.
– Заново учить придется? – уточняет Кир, но без отвращения.
– Ага. Но их меньше.
– А слова там есть?
– А как же!
Кир еще немножко слушает, потом вздыхает и устраивается поудобнее, чтобы шкурить дальше. Я лезу в бук и подключаю муданжские субтитры к передаче. За это следует благодарить команду книжников Унгуца, стремительно переводящую на муданжский избранные тексты земной культуры. Их представление о важнейших текстах не совсем совпадает с моим, но тоже имеет под собой основание – они начали с книг и фильмов об образовании и устройстве Земли, плавно перейдя на биологию и географию, поскольку считают, что планета и ее «природное население» (то есть растения, звери и боги) определяют человеческую культуру.
– Вот, – говорю, – теперь внизу будет написано, что они там говорят.
Кир впивается взглядом в экран со всем вниманием, на какое способен подросток. Челноки забыты, но я не внакладе. С нужной скоростью ребенку читать тяжело, но он очень старается, глаза так и бегают туда-сюда, аж рот приоткрыл от усердия.
Через две передачи и связав несколько сантиметров, я решаю, что ребенку пора отдохнуть, и останавливаю плей-лист.
– Пойдем обед готовить, – говорю.
Кир нехотя отрывается и трет глаза. Еще бы, два часа сабы читать.
Мы в атмосфере дружеской тишины варим суп, запекаем мясной рулет и жарим гречку – после визита маменьки осталось несколько пачек, и Азамат неожиданно проникся нежностью к гречке, жаренной на бараньем жиру с луком. Она так пахнет бараном, что Кир явно считает ее мясом и выпрашивает у меня пару ложек до обеда.
– Давай теперь делать какой-нибудь сладкий пирог. Ты с чем хочешь?
Кир хмурится и внезапно делает ровно такое выражение лица, как когда Азамат ему предлагает поиграть. Здрасте приехали.
– Ни с чем.
– Значит, будет без ничего, – пожимаю плечами. – В крайней тумбочке стоит мешок с мукой, начерпай оттуда два стакана.
Кир лезет в мешок и косится на меня.
– Это не мука, тут что-то белое.
– Это мука, только не ячменная, а из пшеницы. Она у вас на Муданге не растет, я ее с другой планеты заказываю.
– Мука с другой планеты? – поражается Кир и принимается хохотать. – Вы бы еще траву оттуда привезли! Или шишки!
– Ладно-ладно, – хмыкаю. – Не пробовал еще ничего из нее, а смеешься.
Кир начерпывает мне два стакана и под чутким руководством просеивает их сквозь сито. Мне-то обычно лень, но раз есть рабочие руки… Я замешиваю тесто и предоставляю Киру его разминать. Потом скатываю в колбаску, режу и показываю, как раскатывать. А потом сижу в кресле и любуюсь, как он старательно творит чудеса скалкой – у меня так ровно никогда в жизни не выйдет.
– Ну вот, – говорю, когда образуется целый стол заготовок. – Теперь мажем маслом, посыпаем сахаром, скручиваем, складываем, режем – и в духовку.
Кир с упоением делает плюшки, как будто это не булочки – съел и нету, а скульптура на века. Смазывает так, чтобы масло не заходило за край, чтобы все хорошо прилипло куда надо, режет ровно посередине, разворачивает сердечком, еще с боков прижимает немножко, чтобы пошире вышло. Короче, дорвался человек до креатива. Плюшки в этом смысле дело благодарное, я тоже в детстве любила их лепить.
Когда два противня загружены в духовку, ребенок даже немного расстраивается, что такое интересное занятие кончилось.
К обеду подтягивается Азамат с голодным Алэком, так что я ухожу кормить мелкого, а когда возвращаюсь, у нас все по-прежнему. Кир мрачно сидит в углу, Азамат пытается рассказывать, каких зверей видел в лесу, но ребенок упорно всем своим видом показывает, что ему неинтересно. Зато хотя бы он ест свои плюшки. Не то чтобы я считала, что сладкое и хлебное необходимо для ребенка, но ведь странно, что вчера он так категорически отказался, да и сегодня был не в восторге от мысли о пироге. Какая такая травма детства может быть связана с выпечкой?
Азамат, впрочем, моего облегчения по поводу плюшек не разделяет, хотя и наворачивает их за двоих. Он хмур и беспокоен, косится на Кира, то и дело порывается что-то сказать, но в последний момент передумывает. К счастью, вскоре приходит Хос, получивший нашу «записку».
Он скребется когтями в дверь, как кошка. На нем все тот же бирюзовый костюм, а поверх него расшитая серебром куртка. Вид совершенно уголовный.
– Напугали, – сообщает вместо «здрасте». – Беру банку, а она говорит!
Мы смеемся.
– Прости, но мы не придумали, как еще тебе передать послание.
– Скажите птицам, – пожимает плечами Хос. – Они повторят.
На ферму мы отправляемся все вместе (кроме Филина, который по-прежнему ужасно боится Хоса). Хос прилипает к стеклу и с мурчанием и взвизгами таращится на проплывающую под нами землю. Так высоко он еще никогда не забирался, и его это очень веселит. Киру передается его возбуждение, так что он прилипает к другому окну и тоже радостно вопит, стоит унгуцу хоть чуток вздрогнуть. Алэк пищит вообще непрерывно.
Ферма находится в очень живописном месте: с юга Дол, с севера горы, в нашу сторону, на запад, лес, а на восток луга, где трава до сих пор не пожухла. Фермер выходит к нам, изумленный до предела.
– Ахмад-хон! Что стряслось? Да вы всей семьей… Что-то с домом?
– Ничего, Молычин, мы просто выбрались на прогулку и решили залететь к тебе. Ничего, что без приглашения?
По лицу фермера явно видно, что чего, еще как чего! Но он вежливо соглашается.
– Мы заходить не будем, – успокаивает его Азамат. – А вот сыновей-то кликни, дело есть.
Молычин, стараясь не поворачиваться к нам спиной, стучит в окно и вопит открывшему, чтобы все выходили, Император пожаловал. Сыновья высыпают гурьбой, тут явно уже и внуки присоединились.
– Доброго здоровья вам, работящие мужи, – вежливо здоровается Азамат.
– И вам счастливого дома, Ахмад-хон, – шелестят обескураженные мужики и ребята, поясно кланяясь.
– Я вот хочу вас кое с кем познакомить, – с хитрой улыбкой продолжает муж и выталкивает вперед Хоса, который немного нервничает от такого количества людей в непосредственной близости. – Знаете его?
У старших округляются глаза.
– Вы демона поймали, что ли?
Хос тихо рычит, но я глажу его по спине, и он замолкает.
– Мы его не поймали, – спокойно объясняет Азамат. – Мы с ним подружились. И очень вас прошу, не называйте его демоном, он этого очень не любит и сразу злится. Зовите его «хозяин леса».
– Ишь чего захотел, кот драный, – бормочет один из старших сыновей, рассматривая Хоса. Тот прижимает уши и фыркает. Мужик шарахается.
– Тихо, тихо, – осаживает обоих Азамат. – Не надо ссориться. Право слово, вам нетрудно будет называть его так, как ему нравится. Хозяин леса согласен приносить вам дичь из лесу в обмен на сурков. Как вам такая идея?
– Да он у нас этих сурков и так тырит! – разводит руками фермер.
– Вот потому я и привел его сегодня сюда, чтобы все обсудить. Он не будет больше воровать сурков, если вы согласитесь обменивать их на дичь.
– Ага, не будет он, как же… – ворчит все тот же старший сын.
Азамат переступает так, чтобы смотреть ему в глаза.
– Если кражи повторятся, сообщите мне, я сам с ним разберусь. Но вот если кто из вас причинит вред хозяину леса, тот тоже будет иметь дело со мной, а как бы не с самим Ирлик-хоном.
Мужик вздрагивает и пригибает голову.
– Так точно, Ахмад-хон.
– Вот и замечательно. – Азамат расплывается в радостной улыбке. – Так как, согласны меняться?
– А сколько давать-то? – хмуро спрашивает фермер. – И какая дичь?
– Олень, – говорит Азамат.
– Ого! – ахает фермер. – И сколько ж сурков за оленя?
Азамат косится на Хоса, Хос – на Азамата. Потом показывает скрюченные пальцы – один на одной руке, пять на другой.
– За одного оленя пять сурков, – переводит Азамат. И добавляет: – Только не в первые два месяца весны. Остальной год – пожалуйста.
Фермер переглядывается с сыновьями.
– За пять сурков целого оленя – это очень здорово, – говорит наконец. – Неужто взрослого?
Хос неопределенно пожимает плечами.
– Ему все равно какого, – говорит Азамат. – Какого скажете, такого и принесет.
– Как же вы понимаете, чего он хочет? – интересуется кто-то из молодых.
– Моя жена со всякой тварью общий язык найдет, – ухмыляется Азамат.
Ему верят беспрекословно.
– Ну что ж, можно попробовать, – осторожно говорит фермер. – Но до первой кражи, и чтобы уважаемый хозяин леса тоже никому мне тут… вреда не причинил.
Хос легко кивает. Нужны ему эти сопливые фермерские дети.
– По рукам, – неуверенно произносит фермер, рассматривая когтистую лапку Хоса. На Муданге по рукам ударяют не ладонь в ладонь, а кулак в кулак. Хос с этим жестом явно плохо знаком, долго складывает кулак нужным образом, потом легонько тыкает им в кулак фермера, который стремительно убирает руку, стоит им соприкоснуться. Кир, стоящий чуть позади меня, прыскает от смеха.
– Вот и отлично, – покровительственно улыбается Азамат. – Ну раз уж мы здесь, давайте мы кой-чего подкупим к столу. Лиза, у тебя есть пожелания?
Список пожеланий еще с прошлого приезда висел на холодильнике, так что я быстренько разбираюсь с закупками, подключив к делу одного из младших фермерских сыновей, которого я в начале осени лечила от ангины. Он без проволочек и лишних реверансов выносит мне все желаемое и получает от меня помимо денег бесплатное благословение.
Фермерское семейство снова кланяется на прощание, и мы тоже, Хос, получивший от меня шар козьего масла, в том числе.
– Ты с нами или прямо отсюда в лес пойдешь? – спрашивает его Азамат.
Хос мотает головой и лезет в унгуц. Когда мы взлетаем, он признается:
– Тут ближе. Но летать здорово!