Этот факт показался ей интересным. Планируя следующий шаг, Анна внутренне содрогнулась. По всему выходило, что ей надо просмотреть списки студентов, преподавателей и всего персонала радиотехнического университета, которые учились, преподавали и работали осенью две тысячи первого года. Такой титанический труд только для выявления фамилии человека, который мог иметь хотя бы косвенную причастность к делу Савельева.
– Ну вот что… – Анна взглянула на Шкарбун, которая рылась в своих бумагах. – Придется вам ехать в командировку.
– Куда опять?! – испуганно вскрикнула та.
– В Энск.
– Сегодня не смогу. Вечером занята.
– Тогда поезжайте завтра с утра.
– И что я должна делать? – без особого энтузиазма спросила Ирина Ивановна.
– В радиотехническом университете найдете учебный отдел. Запросите полный список студентов за вторую половину две тысячи первого года.
– Это все?
– Нет. – Во избежание излишней суеты Стерхова проявляла редкостный такт. – После этого пойдете в отдел кадров. Запросите списки преподавателей и прочих работников за тот же период. Если документы сданы в городской или районный архив, сходите туда.
Если бы не субординация, Шкарбун покрутила бы пальцем у виска, но она ограничилась малым:
– Вы хоть понимаете, каким будет объем информации и сколько времени понадобится, чтобы ее добыть?
– Представляю. Иначе бы все сделала сама, а не поручила вам. Но я занята.
– А я, значит, нет?! – вскрикнула Ирина Ивановна.
– Меня это не слишком волнует. На все про все даю вам два дня.
Ожидая эмоционального взрыва, Стерхова сильно удивилась, когда услышала спокойный голос Шкарбун:
– Ясно.
Однако через мгновение она сообразила, что Ирина Ивановна использует командировку, чтобы «схалявить».
– Могу я сегодня уйти с работы пораньше?
– Причина?
– Не выспалась, в шесть утра прилетела из Москвы. А завтра придется допоздна проработать в Энске.
– Идите, не возражаю.
Всего через несколько секунд Шкарбун испарилась, и Стерхова больше ее не видела.
В конце рабочего дня к ней заглянул Бабаджанов и, не заходя в кабинет, загадочно проронил:
– Не знаю, стоит ли вам говорить…
– О чем? – встрепенулась Анна.
– Недостоверная информация хуже ее отсутствия.
Стерхова встала из-за стола, вышла на середину комнаты и вперилась взглядом в этого тщедушного человечка. Потом она сложила руки на груди и взыскательно справилась:
– Интригуете?
– Ничуть не бывало. Просто чувствую, что должен вам рассказать, а язык не поворачивается.
– Валяйте, иначе я рассержусь.
– Ну тогда считайте: Савельев расстрелял всего пять пуль. Так?
– Так.
– Первую мы с вами взяли в его доме.
– И что?
– Вторую выпилили из дерева на месте столкновения автомобиля с березой.
– Да не тяните же вы, ей-богу!
– Нашлась третья пулька! – выпалил Бабаджанов.
– Где? – Анна оторопела.
– В нашем отстойнике.
Она воскликнула:
– Где?!
– На стеллаже, куда мы сваливаем все, что не пригодилось: улики и документы по невозбужденным делам. Пулька лежала там в полиэтиленовом пакете, на котором нацарапаны какие-то цифры. И черт же меня дернул ее найти…
– Какой калибр пули?
– Девятый.
– Сравнили с двумя нашими? – спросила Анна глухим от волнения голосом.
– Следы от нарезной части канала ствола полностью идентичны.
– Вот те на… В чем интрига?
– Я не знаю, откуда она взялась.
– То есть вообще? – не поверила Анна.
Тимур Бабаджанов с размаху бросил на стол крохотный пакетик с пулей.
– Только то, что был выстрел, но дело не возбуждалось.
– Хотите сказать, пуля могла не попасть в человека?
– Не исключаю.
– Тогда скажите, с чего вдруг она оказалась у криминалистов?
– Уж точно не потому, что ранили дерево, – пошутил Бабаджанов.
– Как пуля могла попасть к вам в отдел?
– Например, с отчетом судмедэксперта.
– Если бы убили человека, возбудили бы дело.
– Это – без вариантов!
– Еще другие предположения?
Бабаджанов стал перечислять:
– Из лазарета воинской части, из ветеринарной лечебницы, из городского госпиталя…
– Давайте начнем с последнего.
– Что значит – начнем? – Бабаджанов резко засобирался и боком сунулся к двери. – У вас своя работа, у нас – своя. И, пожалуйста, не втягивайте меня в сомнительные приключения…
– Постойте! – остановила его Стерхова. – Только один вопрос.
– Давайте, что ж с вами делать… – Бабаджанов опустил глаза и по-старушечьи смиренно скрестил руки на животе.
– Предположим, пулю передали из госпиталя?
– Передают обычно из хирургии.
– Тогда вместе с пулей должны быть сопроводительные документы.
– Может, и валяются где-то… Могли просто выбросить. Короче, мне некогда! – Криминалист в мгновение ока выскочил за дверь. Из коридора послышалось: – Сходите в хирургию. Там могут вспомнить.
– Так… Сколько сейчас времени?.. – Стерхова взглянула на часы и поняла, что если задержится, то никого не застанет.
Спустя две минуты она уже сидела в полицейской машине, которая мчала ее в урутинский госпиталь.
Глава 20Брось и беги
– Мне нужен Отрощенко! – выкрикнула Стерхова, вбежав в ординаторскую.
Юная медсестричка испуганно ринулась к выходу.
– Сейчас, подождите… Позову.
Отрощенко прилетел в ординаторскую уже через минуту:
– Что случилось?!
– Это я, – представилась Анна.
– Вижу.
– Нужна ваша помощь.
– Нельзя же так, в самом деле, Анна Сергеевна. – Стянув с головы чепчик, он вытер вспотевшее лицо. – Напугали сестричку, пришлось отпаивать валерьянкой.
– Я рада, что вы еще на работе!
– А я-то как рад… – Отрощенко кисло улыбнулся. – Могли бы не волноваться, у меня ночное дежурство. Чего вы хотите?
– Вот! – Она показала пакетик с пулей.
– И что?
– Возможно, его отправили из хирургии в криминалистический отдел. Мне нужно выяснить, когда это было.
– Ну так посмотрите сопроводительные документы. Чего проще?
– Их нет. В этом-то все дело.
– Пуля связана с гибелью Виктора?
– Вероятно.
Отрощенко взял пакетик с пулей и посмотрел на просвет:
– Здесь был записан наш унифицированный шифр, но он со временем стерся. Писали шариковой ручкой, остался оттиск. – Он подошел к столу, включил настольную лампу и взял в руки лупу. Присмотревшись, врач сказал: – Вам повезло, я разглядел три из четырех цифр идентификационного номера и, самое главное, литеру.
– Что теперь? – с надеждой в голосе проронила Анна.
– Будем искать историю болезни стационарного больного. Она хранится двадцать пять лет и только потом переправляется во внешний архив. – Он поднял голову и поискал кого-то глазами, потом поинтересовался у пожилого врача: – Геннадий Федорович, где ключ от архива?
Тот ответил:
– Спросите у Светочки.
– Где она? Ах да! Я сам оставил ее в процедурной. – Отрощенко вышел из ординаторской, но скоро вернулся и поманил Анну рукой: – Идемте!
В архиве им пришлось задержаться. Из-за отсутствия четвертой цифры в шифре пришлось пересмотреть все карточки на двух стеллажах.
Наконец Отрощенко вскрикнул:
– Вот он, голубчик! Есть отметка об извлеченной пуле. Ее, кстати, отправили в урутинский следственный отдел.
– Дайте сюда! – Стерхова протянула руку.
– Лучше записывайте, а я буду диктовать.
Она достала блокнот.
– Диктуйте.
– Большаков Сергей Сергеевич, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения. В госпиталь привезла «Скорая помощь» с огнестрельной раной в плечо. – Отрощенко поднял глаза: – Описание ранения нужно?
– Нет! Есть то, что объясняет происхождение огнестрела?
– Так… Так… – Он пробежал глазами. – Ага! Самострел. Выстрелил в себя, когда рассматривал пистолет отца.
– Было бы интересно знать, кто у него папаша… – пробормотала Анна.
– Судя по тому, что сынка доставили в госпиталь, а не в районную больницу, отец военный или служил в полиции.
– Адрес есть?
– Пишите… Переулок Калашникова, дом пятнадцать, квартира пять.
– Что-нибудь примечательное?
– Рана – старая, загноившаяся. Еще немного, и началась бы гангрена.
– О как… Дата госпитализации?
– Двадцать шестого сентября две тысячи первого года. – Отрощенко поднял глаза. – Спустя три дня после гибели Виктора.
Стерхова смотрела на него, ее взгляд был жестким и одновременно тревожным.
– Давность раны можете определить по описанию?
– Да тут и определять не надо, написано синим по белому: от трех до пяти дней.
– Спасибо. – Стерхова закрыла блокнот и положила его в сумочку. – Проводите меня к выходу, иначе я заблужусь.
Вернувшись в полицейский «бабон», она позвонила Рябцеву:
– Иван Николаевич, здравствуйте! Фамилия Большаков вам о чем-нибудь говорит?
Тот уточнил:
– Здесь, в Урутине?
– Да. Скорее всего, был военным или служил в полиции.
– В мою бытность некто Большаков занимал должность начальника Урутинской милиции. – Он подчеркнуто повторил: – Милиции.
– Что за человек?
– Сергей Николаевич? Обычный служака. Кажется, уже умер.
– Сына знали?
– Говорили, что он был оболтусом. Его самого не знал, но припоминаю кличку – Лопата.
– Лопата? – Анна качнула головой. – В рамках дела вызывает неприятные ассоциации.
– Неужели он причастен к смерти Савельевых?
– Был ранен пулей, выпущенной из пистолета Савельева в тех же числах.
– Это – тема. Едете к нему? Помощь нужна?
– Думаю, справлюсь.
Она спрятала телефон и приказала водителю:
– Переулок Калашникова, пятнадцать.
Водитель завел машину, но трогаться не спешил.
Анна поторопила:
– Едемте!
Он обернулся и произнес:
– Я знаю Лопату. Он больше не живет на Калашникова, продал квартиру.
– И где он теперь?