– Все на сто процентов как у нас, – заливался я смехом, – простую, тривиальную задачу решают куча людей и министерств, а решить никак не могут.
Вот мы уже вдвоем во весь голос хохочем в комнате над собой, Туром Хейердалом и чадской бюрократией.
В дверь постучали. Накинув полотенце, я открыл.
– Веселитесь, значит? – На пороге стоял Зарипов.
– О да, сейчас расскажу почему!
– Давай в кафешке, жду вас на завтраке.
Завтрак сегодня был прекрасен. «Генгема», так мы прозвали неприветливую африканку, обслуживающую посетителей на завтраке, которую впоследствии развеселили и расколдовали своим радушием, радовала нас большим количеством свежих ананасов и манго, повар был в отличном расположении духа, и Димка пошел второй раз за омлетом. Вопреки обычному яркому солнцу, на небе были тучи. Пока мы здесь торчим, в Чад пришел сезон дождей.
Спала нескончаемая жара, которую мы уже привыкли считать неизменной составляющей Чада. Временами случались небольшие тропические ливни. Воздух потяжелел и напитался влагой. Во время каждой прогулки теперь с нас текло как из ведра, майки и кепки приходилось сушить по два раза в день. Каждые несколько дней мы наблюдали рождение новой фауны на территории отеля.
Сперва было нашествие дивных здоровых кузнечиков, которые сотнями прыгали вокруг столов и пытались утопиться в бассейне. После них налетели жуки-плавунцы огромных размеров, они также с удовольствием ныряли в воду и всю ночь плавали там, пока их утром не вылавливали сачком. Затем появились какие-то прозрачные комары, которые норовили залезть в уши и глаза. Но больше всего нас пугали обычные комары, точнее, комары рода Anopheles, переносящие малярийные плазмодии. Уж малярии нам хватило еще в прошлом этапе. Тогда мы обнаружили ее у Сергея Зарипова прямо в день отлета. Когда подлетали к Москве, температура у него поднялась выше сорока градусов. Далее была неделя в инфекционке. К счастью, все закончилось хорошо, но желания повторять этот опыт не было.
Наша гостиница располагалась прямо напротив аэропорта. Каждый раз, когда мы слышали гул самолетных двигателей, внутри все замирало, когда же мы будем там, на борту железной птицы, что унесет нас домой? Когда же мы улетим?
Мы научились различать звуки самолетов. Гражданские гудели привычно, заходя на посадку и взлетая, а вот военные звучали по-иному, звонче и пронзительней. Несколько раз в неделю, ближе к вечеру, начинались взлеты военных самолетов. Резкие, напористые звуки наполняли окрестности, и машины взмывали в небо. Взлетной полосы из здания гостиницы видно не было, но нам и так было понятно, что за птицы отправились в полет…
Адольфо нас посещал теперь редко, новостей был немного. Во время одного из его визитов окна вновь задрожали, гул пронесся по округе, но скоро стих.
– Чадцы и французы бомбят позиции террористов, – со знанием дела произнес он, закуривая сигарету. – Вы наверняка слышите, что звуки военных самолетов отличаются. Вылеты чередуются. Это либо пара советских «Су-25», либо два французских «Рафаэля». На авиабазе в Нджамене они заряжаются, заправляются и вылетают на задание. Летают они в Мали и другие близлежащие регионы для борьбы с плохими парнями из террористических группировок. Отбомбившись, они возвращаются назад.
Пока мы пили чай с Адольфо и обсуждали те немногие новости о том, когда же нам вернут наш транспорт, наступила темнота. Итальянец уже встал прощаться, когда совсем близко снова загудели самолеты, приземляясь на базу.
– На сегодня миссия выполнена, следующий полет или завтра, или на днях, – высказался он, распрощался с нами и, сев в свою «Тойоту», отправился восвояси.
В гостиницу продолжали прибывать новые жители. Как-то на обеде мне как будто померещился русский язык. Это был определенно кто-то чужой, ибо голоса Марины, Сереги и Димы я ни с кем бы не перепутал. Закончив с заказом, я присел за стол и принялся рассеянно рассматривать новых людей. Их было десятка два, сидели они далеко, и в этой какофонии было сложно вычленить, кто и на каком языке говорит. Тут за плечо меня тронул Дима:
– Лех, ты что про это думаешь?
– Ммм… пока ровным счетом ничего, не слушал тебя, извини, – улыбнулся я, – мне тут послышался русский язык, вот сижу и гадаю, кто бы это мог быть.
– Все просто, – довольно ответил Дима, намазывая булочку маслом, – сегодня утром я видел парней, они явно из России и говорят по-русски. Видишь, за тем столиком четыре человека сидят, – Дима махнул в сторону дальней части ресторана, – двое точно русские, вот это, кажется, индиец, ну а этот вообще англичанин или американец, – довольно продолжил он.
Сказанное Димой было очень разумным, за столом действительно сидели несколько человек, двое из которых были, по нашим ощущениям, россиянами.
– Думаю, мы легко это узнаем сегодня же вечером, – обрадовалась Марина, – просто подойдем и пообщаемся, так все сомнения рассеются. А уж если они с родины, так это вообще здорово!
Проходя мимо их столика, я снова прислушался. Все говорили по-английски. Индийца спутать ни с кем было невозможно, пожилой европеец, судя по тяжелому говору, был американцем либо канадцем, а вот у двух парней легко угадывался русский акцент. Я решил не прерывать беседу и прошел мимо, отложив знакомство до вечера.
На ужине, увидев парней, мы направились к их столику. Они что-то обсуждали по-русски.
– Добрый вечер, друзья! – Дима одарил собеседников самой теплой и широкой улыбкой. – Вы даже представить себе не можете, как нам приятно слышать родной язык. Особенно когда ты второй месяц вынужденно застрял на чужбине.
– О! Привет-привет! Очень приятно, – один из новеньких опешил от такой новости, – меня зовут Борис, а это Сергей, – он кивнул на бородатого собеседника. – Мы работаем по найму в Чаде, в нефтяной компании. Пока забастовка, нас прислали сюда пересидеть смуту, потом вернемся обратно на разработку. А так мы из Омска приехали, работаем по профилю. Нефтяники.
Разместившись за одним большим столом, мы продолжили беседу. Нас интересовало, надолго ли они здесь, как вообще в голову пришла мысль поехать на край света. Сергей и Борис просто, без утаек, рассказывали о том, что здесь они работают на западную компанию. На юге Чада десять лет назад нашли нефть, с тех пор сюда устремились нефтяники средней руки, все же запасы тут не настолько велики.
Здесь стало обычной практикой брать специалистов из разных стран, если они отвечают определенным критериям: знают свое нефтяное дело, говорят по-английски. В их международной команде кого только нет: русские, американцы, канадцы, индийцы, китайцы, филиппинцы, в общем, народ со всего мира. Платят хорошо, отпуск приличный, почему бы не работать? Да, конечно, это окраина мира, работа регламентирована до мелочей: что делать, во что одеваться, куда и когда выходить, какие таблетки пить от малярии, докуда можно ездить на машине, в общем, все прописано в контракте.
– Это, конечно, не шутки, здесь бывает, что на нас нападают аборигены, портят и воруют собственность, атакуют змеи, их много на юге. Мы привыкли, не первый год, знаем, как все здесь работает. Чем хуже работы на нашем Севере? – пожимал плечами Борис.
Несколько дней подряд мы с интересом слушали захватывающие истории из жизни нефтедобычи. Как бурят, что выходит из далеких недр земли, как закачивают воду и что делают, если бур обламывается. После однообразных вечеров и бесконечных обсуждений наших проблем общение с ребятами стало глотком свежего воздуха, от которого мы были не в силах оторваться.
– А вы-то что здесь делаете? По делам каким? – спохватился Борис.
– По делам, но несколько иного рода. Мы тут, как бы это сказать, ммм… в общем, почти пленники. У нас кругосветка на машинах, едем уже несколько лет, заехали в Чад. Поднялись на самый север, почти до Ливии, а потом в Файя-Ларжо. Там нас задержали, забрали документы и все гаджеты, а также наши автомобили, посадили на военный самолет и привезли сюда. Через пару недель с нас сняли подозрения, отдали документы и технику, а вот машины пока находятся в Файе, и вопрос лишь в том, как нам воссоединиться. Живем тут уже второй месяц и не можем добиться от местных властей решения этого вопроса.
– Вот это да, – присвистнул Сергей, – такого экстрима я еще не встречал. Мы тут, конечно, много чего нагляделись, но ваша история вообще ни на что не похожа. Надеюсь, все получится, да еще как-нибудь в Омске встретимся.
– Да, конечно, встретимся, – обрадовались мы. Разговор о планах дома всегда настраивал на позитивный лад.
– А вы, кстати, в город выходите? – осведомился я. – Вижу, что вы просто сидите здесь. Не могу сказать, что это очень интересно, но для разнообразия можно.
– Хо-хо! – кивнул довольно Борис. – Нам нельзя. Вон видите на балконе седого американца? Вот если он увидит, что мы куда-то пошли, то сразу доложит, нас или оштрафуют, или уволят.
– С чего бы это?
– Карантин, – вздохнул Сергей, – этот ненавистный вирус так портит и усложняет нам жизнь. Нам нельзя никуда отлучаться из отеля. Никак. Можно попросить что-то купить или сделать документы, но покидать «La Residence» самостоятельно запрещено. Поэтому мы будем здесь, пока не закончится вся эта буча с забастовкой на нашем месторождении. В соседней деревне же решили, что компания мало денег им платит, и дружно не вышли на работу. Это может продолжаться еще день, неделю, месяц. Кто бы знал. А мы пока вот так будем сидеть. Будет у нас много времени с вами поболтать, вижу, вы тут тоже всерьез и надолго.
Дни пролетали один за другим, новостей не было. Мы продолжали сидеть и ждать где-то в центре Африки свои машины, которые стояли во дворе губернатора в доброй тысяче километров от нас в небольшом африканском городке в пустыне Сахара. С трудом верилось, что мы не смотрим хороший фильм и не читаем книгу о чьих-то приключениях. Все происходит именно с нами. А как же случилось так, что еще недавно мы путешествовали по любимому Алтаю, а теперь оказались в такой глуши? Я с головой нырнул в воспоминания…